В детстве Маруся, конечно же, читала сказку про Красную Шапочку. Поэтому была примерно в курсе того, как вести себя с волками. Впрочем, сказочный волк никогда Марусю не пугал. Скорее, вызывал интерес. И еще более, – жалость. Ведь всякий раз в финале охотники абсолютно немедицинским способом, без наркоза и дезинфекции вспарывали волку живот. А это, согласитесь, достойно сожаления.

В первом же телефонном разговоре Волк признался Марусе в своей большой и искренней привязанности к живописному искусству. Это означало, что Маруся наверняка сможет удовлетворять с ним свою потребность в обсуждении картинных вернисажей. А их посещение, да будет вам известно, – одна из наипервейших надобностей Марусиной души. Потому как годы обучения культурно-эстетическому картиноведению даром не прошли и вселили в Марусю неискоренимую жажду визуального контакта с прекрасным.

По образованию Волк оказался инженером-пищевиком. Что означало, что он прекрасно разбирается в нынешней Марусиной вареньевой профессии.

Всё так чудесно совпадало! И по всему выходило, что этот самый Волк и может стать самой настоящей Марусиной Судьбой.

– Вообще-то меня Всеволод зовут, – представился Волк в конце взаимоприятной телефонной беседы. – Хотя на сайте я – Волк.

– Как же, Вашу кличку я запомнила, – заверила Маруся.

– Это не кличка, это псевдоним, – слегка раздосадовано поправил Волк.

На свидание с Волком Маруся прихорашивалась и принаряжалась как ни на какое другое. Уж очень ей хотелось верить в то, что поиски ее окончены, и счастливая парная жизнь не за горами. Но вот ведь незадача, – именно сегодня, когда счастье было так близко, Марусе выспаться не удалось, а к вечеру у нее еще и голова разболелась. Смотрела на себя Маруся в зеркало, и казалось ей, что мерцает она сегодня от сорока трех и до… страшно вслух сказать какого возраста. И стало Марусе грустно. Но не отменять же свидание!

«Что же, и такой я бываю. Не всегда картинка. Даст Бог, к ужину замерцаю в диапазоне ближе к сорока».

И все же сомнения Марусю одолевали. Перед выходом извертелась она у зеркала, выбирая ракурс, в котором можно было бы предстать перед Волком. Решив наконец, что лучше подойти к нему правым боком, в профиль и чуть затенив лицо рукой, Маруся отправилась навстречу своему счастью.

– Здравствуйте, Маруся, – Волк приблизился и подал Марусе руку ладонью вверх. – Вот он я. Какой есть.

Маруся вложила свою изящную ладонь в его большую и мгновенно забыла про все свои отрепетированные подходы. И вовсе не потому, что рука, которой она планировала затенить нечеткий овал своего невыспавшегося лица, была занята приветствием. А потому что Маруся, даже в таком несвежем состоянии, рядом с Волком смотрелась молодой и пригожей. Но не потому что Волк выглядел старше своих заявленных лет, – просто он оказался очень-очень уставшим человеком.

Оттопыренные уши, умные глаза разреза потомков Чингисхана, нос картошкой, – всё это Маруся помнила по фото. И всё это Марусе нравилось. Однако на снимках Волк выглядел живее, чем в жизни. Теперь он стоял перед Марусей похожий на жухлый осенний лист. Словно кто-то откачал из него половину жизненной силы, а второй половиной он так дорожит, что прячет ее где-то глубоко внутри. И догадаться об этой оставшейся энергии можно лишь по тусклой подсветке, которая временами короткими всполохами выходит на поверхность.

Волк пригласил Марусю в ресторан отведать настоящего американского стейка. В стейках он был дока. У него был дом в Америке. Порой он жил там месяцами и питался стейками собственного приготовления.

К стейкам подали устрашающе острые ножи с тяжелой рукояткой. Волк ел с аппетитом, поглощая мясо с кровью. Марусе он заказал хорошо прожаренное.

– Ешьте, Маруся, ешьте. И вином запивайте. Это и вкусно, и полезно.

Оттопыренные уши Волка топырились еще больше, когда он жевал, и Марусю это забавляло.

Волк утверждал, что однажды в Голландии пьяный и обкуренный мужик брал у него автограф как у Мистера Бина, но что вообще-то он похож на Форреста Гампа. Что, в целом, соответствовало действительности. И Бин, и Гамп частями в Волке присутствовали, однако его индивидуальности не заглушали.

– Что Вам, Марусенька, о себе рассказать?.. У меня всё есть. Деньги, дом в Монреале, дом и яхта в Штатах Америки, дом в Подмосковье и квартира в Москве. Но я устал так жить. Мне так жить уже неинтересно.

Волк с силой вонзил острый нож в сочный кусок, и мясо брызнуло кровью. Маруся вздрогнула и отпрянула.

«Хорошо бы поскорее закончить этот кровопролитный ужин. А то мало ли что», – подумала она.

Словно в ответ на Марусины мысли, Волк отложил свой острый нож и так тяжело и продолжительно вздохнул, что Марусе показалось, будто он заскулил.

– Осенью я ухожу в горы и читаю там Пастернака. В горах я чувствую себя человеком. Иногда мне кажется, что хорошо бы там остаться и потихоньку угаснуть от голода с томиком стихов в руках. По-моему, это очень романтично. Не находите, Марусенька?

Маруся погрустнела. Она готова была заплакать.

– Послушайте, Волк. Давайте лучше поговорим о Вашем любимом Анри Эдмоне Кроссе, – предложила Маруся, припомнив, что именно этого неизвестного ей художника Волк упоминал в телефонном разговоре.

Волк достал айпад и стал молча открывать картинку за картинкой. Перед Марусей замелькали яркие пейзажи, открытые свету и воздуху.

– Хочешь познать глубину кроличьей норы? – не отрываясь от айпада, спросил Марусю Волк.

Красной Шапочкой Маруся сегодня быть, в общем-то, настраивалась, но чтобы Алисой…

– Какой такой норы, мистер Волк? Красные Шапочки по норам не лазают.

– Так превратись в Алису, это тоже интересно.

Маруся задумалась. Где тут подвох? В какие дебри Волк пытается ее заманить и с какой такой корыстной волчьей целью?

– Хочешь-не хочешь, а придется, – не оставил выбора Волк. И, отложив айпад, рассказал Марусе, что вот уже несколько лет встречается с замужней женщиной, а ее муж об этом знает. Что из-за этого он, Волк, порочно склонен к групповому сексу и в отличие от большинства людей, не только на эту тему фантазирует, но и постоянно этим занимается.

– Не знаешь, зачем мне это надо?

Волк выглядел совсем отжатым, лицо его к концу вечера еще больше посерело, и Маруся поняла, что ей его действительно жалко, как было жалко в детстве Волка из «Красной Шапочки». И что вспоротый живот – ничто в сравнении с душевными муками этого страдальца, кошелек которого раздувается от тысяч долларов, а лицо тускнеет от недостатка простого человеческого счастья. А он всё пытается познать Глубину Кроличьей Норы. Но вот застрял где-то посередине, – и ни туда, и ни сюда. Впереди страшно, а назад уже не повернуть.

«Я стою у ресторана, замуж поздно – сдохнуть рано», – почему-то вспомнилось Марусе.

– Ах, мистер Волк, – сказала она печально. – За мясо Вам спасибо, а познавать глубину Вашей кроличьей норы мне не пристало. Ведь за Вас я ее все равно не познаю. К тому же, мне своих нор хватает.

Волк набрал воздуха в легкие, наклонился к Марусе и изрек:

«На меня наставлен сумрак ночи

Тысячью биноклей на оси…» 1

– Не узнала? Это Пастернак.

Маруся встала из-за стола и попросила Волка проводить ее к выходу.

– И знаете что, Всеволод, – быть Волком грустно. Смените псевдоним.

Волк кивнул и усмехнулся. Глаза его при этом чуть засветились, и Маруся подумала, что энергии в Волке еще предостаточно, и подпитаться ею он вполне еще сможет. Если перестанет тратиться на непосильные загадки, чужих жен и добавит в свои горные походы немного солнца. В виде стихов Хармса, например.

«Мышь меня на чашку чая