– Что у меня с глазами? – пробормотал генерал, мотая головой. – Галлюцинация?
Вой ветра и крики раненых заглушили частые одиночные выстрелы – в пламени начали рваться патроны, и слава богу, в сожженных грузовиках не оказалось снарядов.
– Живее! Не стоим! Проезжаем! Проезжаем! – заорал Кошевар, жестикулируя головной машине, застывшей на месте. – Что же ты встал, сукин сын? Езжай вперед, ядрена копоть!
– Петр Ильич, вы не ранены? – Булганин подбежал к нему и, ощупав, потащил за собой. – Три машины как корова языком слизнула. Насколько сильно вам нужен этот проклятый шар и сколько еще хороших людей должно сгореть заживо ради него?
Вырвавшись из его рук, Кошевар процедил:
– Сколько надо, столько и сгорят. Чего уставились? Забыли, о чем мы с вами разговаривали? Живо вытаскивай шар из огня и гони к побережью, словно за тобой гонится дьявол! Сигнализируй с берега, пусть высылают десантные катера с морской пехотой. Все равно в такую непогоду от вертолетов нет проку. Гони, голубчик, а я задержу нашего друга и постараюсь увести в сторону. Может быть, мне даже удастся с ним поквитаться. И не спорь, пожалуйста! Это приказ!
Пламя поутихло, когда то, что еще способно было гореть, выгорело, остатки закидали снегом и даже извлекли слегка почерневший, но в целом не пострадавший шар из тяжелого черного металла, на удивление холодный, словно и не лежал полчаса в огне. Часть тягачей уже уехала, остальные в количестве трех АТ-Т и десяти ПТ-76 ожидали генерала. Для охраны груза Кошевар отдал Булганину пять танков, остальные будут прикрывать их отход.
Не без труда протиснувшись внутрь боевого отделения ПТ-76, Кошевар лично сел за рычаги управления. Его группа легких танков двигалась развернутым строем, часто останавливаясь и шаря стволами пушек по сторонам в поисках возможного преследователя. Но Дабар и тут оказался хитрее и проворнее. Он выждал в засаде, после чего, словно гигантский кузнечик, спрыгнул со скалы, точно приземлившись на крышу танка, где находился Кошевар. Остальные танковые экипажи не сразу разглядели сей акробатический номер, лишь после того, как услышали грязную ругань генерала в эфире. Вцепившись лапами в покатую приземистую башню ПТ-76, Дабар одним рывком вырвал пулемет из паза, метко угодив в танк, который шел им наперерез. Генерал, то и дело маневрируя, направил свою машину прямо в огромный сугроб в надежде сбросить незваного пассажира, но это не помогло, хоть удар и был чудовищный и поднял позади целую снежную тучу. Стрелять из танковых пулеметов ДШК в Дабара, не говоря о семидесятишестимиллиметровых нарезных пушках, не могло быть и речи – пятнадцатимиллиметровая противопульная броня ПТ-76 слишком тонкая, был огромный риск зацепить самого Кошевара и его экипаж из двух человек. Поэтому, высунувшись по пояс из люков, танкисты из других машин пытались стрелять из АК-47 короткими очередями, целя в голову, но на ухабах и в движении у них это получалось плохо.
– Да сбросьте, наконец, эту падаль с брони! – бушевал генерал, не подумав, что его приказ один из танкистов воспримет буквально.
Открыв люк, он едва успел высунуться наружу, как тут же Дабар сделал молниеносный выпад своей правой конечностью, и голова несчастного парня в мгновение ока отделилась от туловища. Его товарищ успел втянуть фонтанирующее кровью тело внутрь, залив генерала потоками горячей крови. Кошевар даже испугаться не успел, как рядом с его виском просвистел костяной наконечник, со стуком ударившись в металл переборки. Бешено орудуя, словно шилом, ползающий по броне монстр легко протыкал своими ужасными конечностями броню, как будто та была сделана из фольги.
– Да сделайте уже что-нибудь, мать вашу! – рычал генерал, выжимая все, что только можно, из машины. – Боец? Ты живой? Целый?
– Так точно, товарищ генерал. Вроде еще живой…
Второй боец, дрожа от страха, прислонился спиной к переборке, сжимая автомат обеими руками. Удар, скрип металла, и он с удивлением увидел, как из его груди вылетел в кровавых брызгах костяной наконечник и снова скрылся в теле.
Чудовищной силы удар заставил Дабара покачнуться на ногах, но он устоял. Второй нагнавший их танк влетел на полном ходу прямо в борт, высекая снопы искр и отклоняя от прежнего курса. Чудовище, быстро оценив и просчитав ситуацию, попросту перепрыгнуло на вторую машину и со всего маху вогнало костяной наконечник в смотровую щель механика-водителя, пробив насквозь голову в шлемофоне.
Вдавив педаль газа до упора, Кошевар вырвался вперед, оставив далеко позади Дабара. Теперь он мчался по неровной холмистой местности, двигаясь к пологой части побережья, но вместо этого выехал к крутому обрыву, за которым не было ничего, кроме бушующего моря. Пришлось резко ударить по тормозам, танк застыл на раскачивающихся гусеницах в каких-то полутора метрах от края бездны. Двигатель заглох, а в ноздри шибанул запах горящего масла и изоляции. Пытаясь завести машину, генерал понял всю тщетность этого. Внутри дышать с каждой минутой становилось все проблематичнее так что пришлось в спешке выбираться. Осматривая в свете фонарика десятки сквозных отверстий в борту и башне танка, Кошевар наткнулся на разорванную решетку радиатора над двигателем, который тоже пострадал и в данную минуту медленно горел.
– Чтоб тебя! – в сердцах воскликнул он и сплюнул в досаде, бормоча про себя: – Приехали. Недооценил я тебя, ох недооценил. Хуже ситуацию трудно себе даже вообразить.
Дико оглядываясь по сторонам и мечтая больше всего на свете услышать приближающийся шум мотора, генерал быстро забрался обратно в танк и достал автомат и подсумок с рожками к нему. Радиостанция оказалась разбитой ударом острия огромной силы, так что помощь вызвать не получится. Оставаться здесь и дальше не имело смысла, тем более оба его бойца мертвы. Дела складывались скверно, хуже не придумаешь. Без помощи, без эвакуации, ему здесь крышка. Дабар рано или поздно выследит его и тогда на милосердие рассчитывать не придется. Лучше смерть, чем стать одним из его жутких созданий.
Проваливаясь по колено в глубокие сугробы, обливаясь холодным потом, вымокший и продрогший, едва волочащий ноги Кошевар, не спавший несколько суток кряду, устало брел по самой кромке обрыва, не решаясь уходить в глубь острова. В нем теплилась еще слабая надежда, что его фонарик увидят с моря и придут на помощь. Где-то в ночи беспрестанно раздавались хлопки танковых орудий, трескотня автоматных очередей и раскатистый гул взрывов – там шел нешуточный бой. С гребня холма прекрасно были видны вспышки разрывов и яркие трассы очередей, уходящие в ночь, как стая светляков. Затем все внезапно прекратилось. Когда раздался вибрирующий победоносный вопль в ночи, больше не оставалось сомнений, кто вышел победителем в этом бою.
– Кажется, я теперь следующий! – словно в бреду, повторял генерал.
То и дело оглядываясь, он, как загнанный волк, бежал от злого рока, что преследовал его с самого первого дня, как он прибыл на остров. В прошлом, в дни былой славы и расцвета сил, бежать от врага на фронте так, чтоб сверкали пятки, считалось немыслимым поступком, но сейчас все внимание и силы были брошены на выживание. Когда дело касается существа, в котором нет ничего человеческого, ни жалости, ни элементарной чести, думать о положительном исходе при встрече с ним по-настоящему страшно. На фронте в него стреляли люди из плоти и крови, со своими человеческими слабостями, достоинствами и недостатками, но как противостоять непостижимой сущности из самой преисподней, которая легко выдерживает прямые попадания из автоматов и пулеметов, легко теряет конечности и потом так же легко их отращивает? Как убить неубиваемое? Может, Монгол был прав, предлагая бою отступление? Может, имело смысл его послушать и оставить Дабара в покое, глядишь, он бы и сам ушел туда, откуда пришел в этот грешный мир. Кошевар старался вообще не думать о природе сего явления, хотя периодически этот вопрос всплывал в уме и крутился на языке. Кошевар не верил в быту ни в Бога, ни в черта, но как тут не уверовать, когда по его стопам идет и уже дышит жарко в затылок сам Сатана.
