Храмы строятся, а число их прихожан уменьшается. Почему так происходит? Я много размышлял, но не смог найти ответ. Тогда я спросил об этом у пожилого каменщика, работающего на строительстве храма. Я подумал, он может знать тайну, зачем возводят такое множество храмов, – ведь он сам построил немало их.

Старик рассмеялся в ответ и повел меня за храм, туда, где вытесывали камни для него. Там же вырезали и статуи Господа. Сейчас он скажет, предположил я, что храм строят для них. Но такой ответ не удовлетворил бы моего любопытства, потому что тогда возник бы вопрос, зачем создают эти скульптуры.

Однако я ошибся. Он ничего не сказал про статуи, а прошел мимо них и направился дальше. В конце концов мы пришли туда, где несколько мастеров работали над камнем. Старик указал на камень и произнес:

– Вот то, ради чего строится и этот храм, и все остальные.

Я был ошеломлен, меня охватило сожаление о собственной глупости. Как же я не догадался раньше? На этом камне они вырезали имя человека, который взялся строить храм.

Размышляя об этом по пути домой, я увидел на дороге процессию. Кто-то отрекся от мира и стал саньясином. Шествие устроили в его честь. Я остановился на обочине и наблюдал. Я посмотрел в лицо и в глаза этого человека. В них не было той отрешенности, которую часто можно заметить в глазах саньясинов. В них читались те же самомнение и важность, что бывают у политиков.

Но может быть, я ошибался и на меня просто повлиял разговор с каменщиком? Однако я знал многих других саньясинов, и их эго было едва уловимым, что большая редкость среди людей. Возможно, любое действие, берущее начало в уме, не лишено влияния эго. От чувства собственной важности не убежать – за исключением тех случаев, когда ты можешь освободиться от ума.

Не так давно один мой друг держал десятидневный пост. Я очень удивился, с каким волнением он сообщал об этом посте. Но нет, я ошибся: тот старый каменщик открыл мне глаза на то, как неправильно я понимал некоторые вещи всю жизнь.

После поста друг устроил большую вечеринку, и его засыпали похвалами. Я тоже там был, и один человек прошептал мне на ухо: «Бедный парень, он так потратился на этот прием».

В то время я поразился, но теперь благодаря старому каменщику стал мудрее, и повода удивляться уже не было. И все же одна мысль то и дело возникала у меня: если самореклама так полезна в земном мире, то почему бы на небесах не быть тому же? Отчего бы небесным законам не оказаться такими же, как наши? В конце концов, и небеса, и наш мир создал один разум. Разве мечты и представления о небесах чем-то отличаются от прочих мечтаний этого ума? И кто такой Бог? Не творение ли человеческого разума? Ведь он тоже оскорбляется, негодует и из мести жарит своих врагов на адском огне. Он точно так же радуется, когда его восхваляют. Он спасает своих приверженцев от бед и осыпает их дарами. Не породил ли и это человеческий ум? А если так и есть, то не приведет ли самореклама к успеху и в Божьем мире? Может, Бог тоже считает славу доказательством своего существования? По большому счету с каким еще мерилом может подойти к нему человек?

Я поделился этими соображениями с одним саньясином, и он чрезвычайно рассердился.

– О чем ты думаешь? Зачем нужна реклама в религии? Все это игра эго – все в мире есть майя, божественная игра. Из-за своего невежества люди остаются в плену эго.

Я согласился с его словами: отречение от мира ведет к знанию, и поскольку он отрекся от всего, что имел, то должен обрести знания. Как можно сомневаться в его словах?

Однако за короткое время он дважды или трижды упомянул, что отказался от состояния в сотни тысяч рупий ради того, чтобы стать саньясином. Иными словами, он не был обычным саньясином.

Даже аскеза измеряется деньгами.

– Когда вы отказались от всего этого? – спросил я его.

– Лет двадцать пять – тридцать назад, – ответил он.

И в этот момент стало видно, как богатство засияло в его глазах. Слова о том, что аскеза придает взгляду особый блеск, оказались правдой.

– Господин, – с большой осторожностью обратился я к нему, – возможно, вы недостаточно решительно отказались? Иначе почему память о том дне все еще свежа, хотя минуло тридцать лет?

И произошло то, чего я опасался. Он воспылал гневом. Но меня утешила мысль, что с мудрецами и провидцами часто такое случается, к тому же ему хватило сострадания не проклясть меня.

Перед тем как уйти, я рассказал ему историю. Повторю ее вам. Поразмышляйте над ней, она полна глубокого смысла.

Один богач пожертвовал десять тысяч золотых монет Шри Натхджи, верховному богу храма Натдвары. Но перед тем как положить деньги перед статуей, он начал пересчитывать монету за монетой. Деньги громко зазвенели, когда он резким движением высыпал их из сумки. На шум в храм сбежалась целая толпа. Богач стал греметь монетами еще сильнее, считая их. Толпа росла, и вместе с ней росло его удовольствие от жертвы.

Наконец богач закончил подсчет, и глаза его сияли гордостью, когда он оглядывал собравшихся людей. В этот момент с ним заговорил священник.

– Брат, – сказал он, – забери эти деньги. Шри Натхджи не сможет принять это подношение.

Богач изумился.

– Но почему, господин? – спросил он.

– Разве можно демонстрировать любовь? Разве богопочитание показывают другим? На самом деле в твоем сердце есть желание заявить о себе. Такое желание не имеет ничего общего с чувством благодарности и не позволяет отдавать. Оно не свидетельствует о любви.

Один набожный человек, который испытывал серьезные душевные муки, спросил меня:

– Я хочу потерять себя в брахмане. Эго причиняет мне боль. Я хочу пожертвовать свое эго Богу. Как это сделать?

Я знаю этого человека. Годами он ходил в храм. Проводил часы, преклонив голову к ногам Бога и рыдая. Его желание было действительно очень сильным, но путь – неверным, потому что тот, кто признает «Я», становится тем самым «Я». А «Я» несет с собой боль, и человек хочет освободиться от этой боли и препоручить себя Божьей заботе.

Но в основе этого препоручения по-прежнему лежит «Я» – потому что это оно хочет отдать себя, так ведь? Кто хочет избавиться от боли и всех бед? Не само ли «Я»? Чьи это тоска и стремление к Богу, к абсолютному счастью, к совершенству? Кто задает вам жизненный путь в этом мире, а потом тревожит идеей освобождения? Разве не это самое «Я»?

Я спрашиваю: способно ли «Я» отказаться от самого себя? Я хочу пожертвовать себя. Не вовлечено ли в это и «Я»? Может быть, моя жертва – это и жертва «Я»? Мои деньги, мое имущество, моя жена, мои дети – все это не порождения ли моего «Я»? Моя саньяса, моя аскеза, жертва, благие дела, религия, душа, освобождение тоже созданы «Я».

Покуда остается хоть какая-то часть «Я», все «Я» пребывает в полной сохранности. Любое действие «Я», будь то грех или благой поступок, потакание себе или аскеза, служат только его укреплению. Даже если вы прикладываете огромные усилия, чтобы отказаться от «Я», единственным итогом станет его усиление.

Так есть ли способ отбросить эго? Неужели нет никакого средства от него? Нет, способов отказаться, отречься от эго или пожертвовать его не существует, ибо что бы вы ни предприняли, в конце концов будете вынуждены убедиться, что эго лишь расширилось. Еще никто не выходил за пределы своего эго путем действий, поступков, намерений. Дело в том, что само по себе намерение – тоже проявление эго. Намерение – это незрелый вид эго. Созрев, оно превратится в эго. Эго – это окрепшее намерение.

А раз так, то можно ли отбросить эго, вознамерившись сделать это? А все наши попытки и жертвования? Разве они не проистекают из намерения?

Пытаться освободить себя от эго с помощью эго так же глупо, как пробовать поднять себя за собственные шнурки. На самом деле отказаться от эго невозможно, потому что, если оно есть, наряду с ним ничего другого существовать не может. А если его нет, значит – нет, и вопрос об отказе от него не возникнет. Поэтому я говорю, что очень важно осознавать эго: здесь нужен не отказ, не медитация, не аскеза, а осознание. И вот чудо из чудес: если попытки отказаться от эго лишь подпитывают его, то благодаря осознанию оказывается, что его вообще не отыскать!