— Не дрейфь, — Алекс похлопал меня по колену. — Вернётся твоя красота. До свадьбы заживёт.

— Да я не…

И я заткнулся.

Вторая метка — палка о двух концах. В смысле — она даёт Алексу почти ту же власть, что и мне. Теперь он может улавливать мои эмоции, всегда знать, где я нахожусь…

А ещё — силу, как у стригоя. Выносливость, как у стригоя. Способность питаться чужой энергией, как это делаем мы.

Сиамские близнецы.

Незримая пуповина Метки связывает нас крепче, чем любые другие узы.

— И вы совсем не паритесь по поводу… — я кивком указал на его запястье, перетянутое батистовым платком.

Алексу не надо ничего объяснять. Он это знает лучше меня. И давая мне свою кровь, прекрасно представлял все последствия.

— Когда я тебя спас… — я знал, о чём это он. Тот самый первый раз, когда на меня набросился голодный бродячий дух. — Я СОЗНАТЕЛЬНО взял на себя ответственность за твою жизнь, — продолжил он. — Не скажу, что справился на «отлично». Но ты всё ещё жив.

— Э…

— Образно говоря, разумеется.

Алекс отвернулся.

Суламифь вывела лимузин из узкого проулка и влилась в уплотнившийся поток на проспекте. Увидев свободное окно, стригойка тут же давила на газ, и мы рывками продвигались вперёд.

Через минуту я не выдержал.

— И вы совсем не жалеете?

Шеф вздохнул и вновь повернулся ко мне. Он тоже знал, о чём это я: всё о том же первом разе.

Я хотел спросить, не жалеет ли он, что мы вообще встретились?..

— Ты об этом уже спрашивал, мон шер, — поморщился он. — Помнишь, что я тогда ответил?

— Давно это было, — буркнул я.

Я прекрасно помнил, что он тогда сказал. Просто хотел услышать это ещё раз.

— Я сказал тогда, — послушно повторил Алекс. — Так весело мне давно уже не было.

— И до сих пор так думаете?

— Ещё бы! — шеф хлопнул меня по колену. И тут же неосознанно вытер руку о сиденье — оказывается, я весь был в крови. В своей крови: она натекла из прогрызенных жучками дыр на лице.

Интересно: что это была за магия?..

Перед тем, как влезть в лимузин, Алекс успел набрать номер Котова и сбросить ему адрес, по которому нужно забрать труп и машину.

Настасья разберётся.

После битвы с графом Котов пригласил её в своё ведомство — экспертом. При прочих равных, это был отличный стратегический ход.

— То есть, вы ни о чём не жалеете, — упрямо уточнил я.

Алекс фыркнул. Неосознанно почесал запястье, а потом снял повязку. Рана практически затянулась.

— Если б не ты, мон шер, мы бы ещё сто лет ждали, пока что-нибудь случится, — буркнул он, убирая запачканный кровью платок в карман.

— То есть, — я чуть помедлил, подбирая слова. — Вы этому рады, что ли? Всему этому беспределу? — я указал назад, где в просторном багажнике гулко перекатывался связанный оборотень.

— Иногда проблемы нужно решать радикально, — пожал плечами шеф. — Господь свидетель: мне жаль Великого Князя Скопина-Шуйского, и как только станет полегче, мы обязательно отыщем и покараем того, кто его убил. Но Сашхен! Ведь ты помнишь, каким был Совет? Тебя всё в нём устраивало?

— Меня многое в этой жизни не устраивает, — я непроизвольно поёжился. — Например, я не хочу быть стригоем, — этими словами я заработал быстрый и острый, как стилет, взгляд Суламифь в зеркале заднего вида… — Но это не значит, что я пойду против системы.

— Ну и хорошо, — улыбнулся Алекс.

— Хорошо?

— Потому что система САМА пошла против тебя, — усмехнулся он. — И не без твоего участия.

— Но не из-за меня же это всё случилось!

Это был крик души.

Принято утверждать, что у не-мёртвых её нет. Но я предпочитаю придерживаться другого мнения.

— Это как посмотреть, — фыркнул Алекс. — Многие расценили появление в Питере такого крутого тебя, как угрозу своей власти. Они запаниковали. И бросились принимать меры — в силу своего разумения и возможностей.

— Например, инок Софроний? — спросил я скептически. — Или граф?

Алекс кивнул. Щелчком взбил бакенбарды и иронически усмехнулся.

— До тебя только дошло, да?

— Что дошло?

Несмотря на способности, иногда я бываю ужасным тормозом.

— Представь костяшки домино, мон шер, — предложил Алекс. — Как их ставят вертикально, одну за другой… а потом — раз! И толкают крайнюю.

Во рту сделалось кисло.

— А ведь я всего лишь хотел водить ночные экскурсии, — горько сказал я. — Собирать первоиздания, ухаживать за девушками…

— Не кокетничай, — строго осадил шеф. — Ты же боевой офицер. И просто обожаешь заварухи.

Тут он меня уел. Стыдно признаться, но с тех пор, как у нас война — я чувствую себя по-настоящему живым.

— И кстати о девушках, — продолжил шеф. — Пока мы с тобой находимся в столь тесной… проксимитэ, ограничься вздохами издалека.

— В смысле?

Он посмотрел на меня, как на слабоумного.

— Ну подумай сам, мон шер ами, — ласково, словно ребёнку, сказал Алекс. — Каково тебе будет, если ты начнёшь вдруг, неожиданно, улавливать вибрации, которые я буду производить, находясь э… с барышней?

— Чёрт.

— Не поминай чёрта. А не то…

— Мы почти на месте, — неожиданно сказала Суламифь.

Я о ней почти забыл — до того погрузился в спор с шефом.

— Держи, — Алекс бросил мне на колени большой кофр. — И давай шевелись, мон шер. Вечно ты копаешься.

Я думал, он предлагает мне вооружится — кофр был изрядно тяжел.

Но заглянув внутрь, я увидел чистую сорочку в пластиковом чехле, галстук-бабочку…

А потом ещё раз взглянул на себя в зеркало.

Вся грудь у меня была залита кровью. Галстук превратился в размокшую тряпку, на брюках темнели пятна от раздавленных жучков.

— Но как вы?..

— А что, был хоть раз, чтобы ты добрался до места чистым? — сварливо вопросил Алекс.

Сам он был свеж, как рассвет над Невой. И благоухал ландышами.

— Спасибо.

— Поторопись. И кстати: на Ассамблее, сделай вид, что никто на нас не нападал.

Утром тётка еле добудилась Машу — идти в школу.

Школа была совсем рядом, рукой подать. Но тётка не разрешала болтаться по улицам — так она это назвала; и отвозила Машу сама, на ярком, как леденец, мини-купере.

Маша прекрасно понимала: не доверяет тётка. Детдомовским никогда не доверяют: ведь они — дети из неблагополучных семей, и ожидать от них можно чего угодно.

Эту сентенцию Маша почерпнула, когда «случайно» околачивалась возле учительской.

Неблагополучные — это мы с тёткой, — решила она. — Живём в огромном доме, питаемся всякой ерундой типа сервелата и сыра, такого старого, что в нём завелись синие прожилки плесени. Да-да-да, тётка этот сыр только и ест. Ни тебе манной каши, ни гречки… Хотя Маша ни то, ни другое терпеть не могла, тётя Глаша из детдома была свято уверена: именно от этих невкусных продуктов дети вырастают большими, сильными и красивыми.