Чёртова Ника-Бестия не выходила из головы. Конечно можно всё списать на прекращение приёма энцелама, но… Я постоянно боялся, что это может повториться. Причём боялся-то как раз не за себя, а за людей, которые постоянно меня окружали. Я даже подозревал, что и Лика не так просто старается постоянно быть рядом. Поводом послужил случайно услышанный мной кусочек разговора Борисыча с Рысью, когда меня к тому привезли с почти исчерпанным резервом сил. Доктор похвалил его в тот раз, что чётко выполняются все его предыдущие инструкции и мне не дают оставаться в одиночестве. Тогда-то я и понял кто мне на самом деле колол лекарства, пока я валялся в полубреду на кровати Рыси в "Аду".

— Понимаю, — успокоился окончательно Берендей и присел в кресло, — Я ведь Лике тоже поначалу запрещал все эти мотоциклы и аэробайки, пока не сообразил, что это не минутное желание выпендриться или того хуже — самоубиться, а хороший способ сбросить напряжение. Пусть уж лучше так, чем…

— Папа! — вскочила Лика.

— А он разве ещё не знает? — удивился тот, повернув к ней голову.

Похоже сейчас я услышу семейную тайну. С одной стороны интересно, а с другой — совсем необязательно, потому что ставит меня в некую зависимость. Думаю, что Лика и сама бы мне рассказала, если бы захотела, поэтому я предостерегающе поднял обе ладони вверх.

— Увольте, Мстислав Игоревич от подробностей. Давайте лучше о других сюрпризах, у нас их много накопилось. Что вы думаете о письме? — и заметив, как его брови взметнулись вверх, кивнул, — Да-да, о том самом. Я понимаю, что вы не хотите обсуждать это в присутствии дочери, стараясь уберечь её от неприятностей, но она давно знает кто я такой, и теперь уже роли не играет будет она знать о письме или нет.

Пожевав губами в недолгом раздумье, Берендей согласился:

— Хорошо, Кирилл, возможно ты и прав. Итак, письмо. Само по себе оно ничего не доказывает. Написанное на бумаге сообщение о своей верности Осман-паше. Даже факта измены оно не доказывает, ибо на тот момент Хасан не являлся гражданином Империи. Он, как и его отец, Омер Мехметоглу, были в статусе гостей Империи, не более. Тут вся соль в сроках отправки этого письма — он отослал его за день до получения гражданства Империи и получения титула князя Турчанинова. Ты мальчик умный, сам сопоставь два этих факта.

— Хреновые факты, спору нет. Очень хреновые. Если бы не одно обстоятельство, Мстислав Игоревич. Это писал не мой дед.

***

— Утро доброе, Ваше Величество.

— И тебе доброго, Александр, — рассеянно глядя в лежавшие перед ним бумаги, ответил Георгий.

Великий князь подошёл к столу поближе и с удивлением заметил, что на рабочем столе Императора лежат листки из гербовника дворянских родов Империи [21].

— Ты почему не был на моей встрече с Советом? — поинтересовался Георгий, не отрываясь от своего занятия.

— Извини, что не предупредил, но дело было необычайно важным.

— Настолько, что даже своего Государя не мог поставить в известность? — Император наконец-то оторвал свой взгляд от бумаг и, пристально посмотрев на брата, нажал кнопку, — Присядь, а то что-то на тебе лица нет.

— Пришлось всю ночь мотаться по пригородам. И зачастую на своих двоих.

— Василий, два кофе и покрепче, — сказал Император, появившемуся в дверях адъютанту, и дождавшись пока тот аккуратно прикроет дверь, спросил, — Вот теперь ты меня заинтересовал. Это что же за дело такое возникло, если второе лицо Империи вынуждено пешком по пригородам мотаться?

— Посещал инкогнито место недавнего инцидента, — и заметив, что брат его не понял, Александр, вздохнув, добавил, — Порушенную усадьбу Турчаниновых.

— Зачем? — крайне удивлённый Император даже округлил глаза.

— А затем, Ваше Величество, что вы поручили это дело именно мне. Старикова я назначил, поскольку он глава соответствующего ведомства, но с меня никто обязанностей не снимал.

— Детство заиграло в зад… голове? Когда ты уже научишься руководить, а не сам всё решать? — откинулся на спинку кресла Георгий.

Пока адъютант вносил поднос с горячим кофе, братья молчали и смотрели друг на друга не отводя глаз. Но как только тот вышел, Александр тут же ответил:

— Никого нельзя было туда послать. Там охраны столько, что твой дворец по сравнению с той пустошью мне теперь кажется проходным двором. Ты не знаешь с чего бы это охранять развалины двумя линиями защиты?

— Двумя? — Император даже поставил кружку на стол.

— Двумя линиями плюс там куча следящей аппаратуры расставлена, — Великий князь, отхлебнул кофе, — Обычных наблюдателей на подступах я даже за линию не считаю — обошёл их сторонкой. Но вот дальше уже пришлось воспользоваться невидимостью, потому сейчас и выгляжу, как выжатый лимон.

— А с чего это вдруг ты вообще туда отправился? — подозрительно прищурившись, поинтересовался Георгий, — Откуда информация пришла?

— Ваше Величество не забыл, что Миша Отрепьев всё же мой человек, а вовсе не твой? — ответил Александр и неожиданно подмигнул.

— Чёрт! Да кто же в детстве мог подумать, что у нашего милого карлика откроются такие способности к эмпатии.

— Я знал, — Александр в несколько глотков опорожнил чашку, — Потому и не шпынял его постоянно, как Ваше Императорское Величество.

— А я думал, что ты его защищаешь из-за того, что он тебя водил тайными проходами на голых фрейлин нашей матушки смотреть, — хохотнул Годунов старший.

— Не только из-за них, Георгий. Поверь, что это было нашим самым безобидным развлечением; видели мы вещи и пострашнее, чем сиськи старухи Меньшиковой. Наслушавшись попутно тайных разговоров по углам и насмотревшись на все интриги, которые крутились во дворце в то время, я повзрослел гораздо раньше тебя. Тогда же и понял, что власть — это точно не для меня. Так что правь себе спокойно, — ответил улыбкой младший.

— Ладно, не будем об этом. Я давно извинился перед Мишей и он меня простил, — попивая свой кофе мелкими глотками, произнёс Император, — Ну и как прошло путешествие? Узнал, что так усиленно охраняется? Кстати, чьи там люди были?

— Охраняется единственное оставшееся там в сохранности место — убежище. Куда даже мне попасть не удалось, настолько там всё серьёзно. Самое смешное, что охраняют его вовсе не люди Старикова. И даже не Сутормина. Это были гвардейцы княжича Турчанинова.

— Не смешно. Я распустил гвардию Турчаниновых. Не может быть слуг у мёртвого рода, поэтому они получили свободу, — произнёс Георгий, ставя пустую чашку на поднос, но взглянув на улыбающегося брата, замер, — Погоди-ка… Ты почему не про князя сказал, а про княжича? Он-то тут при чём?

— Да потому что Кирилл Турчанинов жив. И даже весьма здоров. Ухлопал барона Красницкого, а второго барона... как его... Свиридова — до сих пор найти не могут. И это не считая обычных боевиков.

Слушавший речь брата с открытым ртом Георгий вскочил и, упершись руками в столешницу, наклонился к сидевшему напротив брату:

— Где он?!

— Сам бы хотел знать, Ваше Величество, — Александр тоже встал, — Ты представляешь, что будет, когда это откроется? А нам сейчас такие скандалы ни к чему, мы пять лет готовили твой выход из-под власти этих напыщенных идиотов. Если объявится Турчанинов младший, то полетят многие головы. Тебе князь Стариков уже доложил, что в налёте замешан Сутормин и его департамент?

Георгий молча кивнул.

— А граф Сутормин тебе ещё не доложил, почему он это сделал? — ехидно продолжил Александр.

— Нет. Я дал князю право произвести обыски в Службе охраны, думая, что стравлю их между собой и тем ослаблю присмотр за нашими действиями.

— Это грамотно, но… Мы оба прекрасно знаем, что граф — фанатик Империи… вернее Имперского совета, и не имея веских оснований, не решился бы на устранение старинного и стратегически важного рода без разрешения этого самого Совета. Про тебя молчу, потому что, как и всегда, ты бы узнал обо всём только после завершения дела. Поэтому причины для уничтожения Турчаниновых были действительно исключительной важности и никак иначе. Полчаса назад Сутормин попросил меня устроить аудиенцию с тобой, так что, если дашь своё согласие, то скоро мы всё узнаем.