Цзюйлань пролистал страницы блокнота одну за другой, нахмурился и с подозрением посмотрел на меня, не понимая, какое отношение имеют мои слова к его наброскам.

Подойдя ближе к нему, я без раздумий сказала:

– Здесь везде изображена я в плохом самочувствии, когда больше всего нуждаюсь в помощи. На первой картинке – молодая и яркая, вместе с тобой. На второй – взрослая и с потускневшей красотой, но вместе с тобой. На третьей – старая и в морщинах, а все же вместе с тобой.

Я подняла глаза на Цзюйланя и тихо добавила:

– Знаешь что? Все эти три рисунка можно описать тремя словами: никогда не сдавайся!

Мужчина был поражен услышанным и какое-то время безучастно смотрел на меня, собираясь, видимо, возразить, только я не позволила ему:

– Знаю, что ты не это имел в виду! Но в «Пророке» Джебрана сказано: «Если хочешь понять его, слушай то, что он НЕ сказал». Твои самые искренние мысли шли из подсознания и нашли отражение в рисунках. Что бы со мной ни было, если я нуждалась в тебе, ты никогда меня не бросал.

Мой помощник обычно за словом в карман не лез, сейчас же впервые потерял дар речи.

– Благодаря тебе мне удалось придумать лучшую любовную клятву: «Не бросать и не сдаваться». Мое признание – это три фразы из древнего стихотворения! – Я улыбнулась. – Хотя ты гораздо больше знаешь о древности.

Для меня избранник находится на другом берегу реки. Идти против течения в его поисках – длинный и трудный путь. Неважно, нужно ли идти вверх или вниз – он всегда остается недосягаемым, неуловимым и недостижимым. Однако все это не имеет значения, ведь мой избранник пообещал, что никогда не оставит меня и будет ждать, пока я преодолею все трудности и опасности и приду к нему.

В лице Цзюйланя отразился испуг, а взгляд стал острым, как у дикого зверя. Ни на сантиметр не сдвинусь. И не отвернусь. Я не из тех женщин, которые отказываются от чувства собственного достоинства и отчаянно нуждаются в любви. И не из тех, кто готов безответно любить до конца своих дней. Пусть окажется, что я выбрала не того человека, пусть сердце мое будет разбито – переживу. Лишь если будешь жесток со мной, то я уйду! А решишь остаться – проведу рядом всю жизнь!

Спустя некоторое время Цзюйлань, наморщив лоб, слабо вздохнул и пробормотал:

– Уже не понимаю, кто из нас чудовище – ты или я.

– Наверное, оба! Разве не знаешь, есть такая фраза в интернете: «Лучший продукт всегда в двойном размере»?

– Шэнь Ло, все мои слова у тебя всегда хватает наглости толковать в угоду себе.

– Ничего подобного. Просто я умна и чиста сердцем, потому вижу насквозь все, что ты хотел, но не озвучил!

И тут же указала на старую и слабую себя на третьем наброске.

– Когда рисовал это, у тебя не возникло мысли оставить меня? Нет! В будущем, когда я буду медлительной и безобразной старухой, ты все равно позаботишься обо мне и составишь компанию!

Цзюйлань смотрел на рисунок, не говоря ни слова, а в его глазах появилась глубокая печаль. Да и я сама в отражении этих глаз увидела вдруг не его, вечно молодого, а постаревшую себя на больничной койке. Печаль наполнила и мое сердце.

– Тебе было плохо, когда рисовал это?

– Если ты заставляешь меня заглядывать в будущее, я вынужден смотреть ему прямо в лицо.

Должно быть, ему тоже тяжело видеть мою неизбежную старость. Если бы я держала за руку своего ребенка и понимала, что не могу состариться вместе с ним, то должна была бы столкнуться с жестокой реальностью и терпеть боль. Так почему это не может происходить и с ним? Независимо от того, чья боль сильнее, она одинаково ранит сердца. Говоря о времени, у Цзюйланя его, конечно, больше. Мертвых уже нет с нами, но живые все еще слагают о них легенды.

Лицо мужчины изменилось. Очевидно, мои слова задели за живое. Его потерянный взгляд блуждал по темным далям за окном. Спустя время он перевел глаза на меня.

– Любить нужно кого-то в надежде, что он будет жить счастливо. Ты прекрасно знаешь, что твое время ограниченно и ты довольно быстро оставишь меня навсегда. Так зачем настаиваешь на этих отношениях?

Голос его был спокоен и чист, как снежинки, что тихо и долго падают с холодного неба и замораживают свет. Я хотела сказать что-нибудь и опровергнуть этот вывод и вопрос, да в голову ничего не шло. Уже давно я размышляла о нечеловеческой сущности этого мужчины и спрашивала себя: хватит ли у меня мужества принять Цзюйланя таким, какой он есть? Однако ни разу не думала о его чувствах.

Для него я из другой расы, другого вида. По сравнению с ним у меня есть серьезные недостатки – короткая жизнь и хрупкое тело. Мы оба должны задуматься о том, что нам предстоит принять друг в друге.

Я всегда считала, что это мне нужно быть очень храброй и даже идти на самопожертвование, чтобы принять его. На самом же деле Цзюйланю предстоит куда более сложная работа над собой.

Лицо мужчины вновь расслабилось.

– Ешь. Нужно заботиться о своем здоровье, – мягко произнес он.

И не думайте, что вы можете направлять любовь в ее теченье, потому что любовь, если она найдет вас достойным, сама направит вас.

Мой юный и крепкий организм быстро победил болезнь. Через два дня все симптомы ушли, и я полностью восстановилась. Однако, проведя в раздумьях все это время, так и не смогла найти ответа на вопрос Цзюйланя.

Вечером, приняв душ и высушив волосы, я услышала, как мужчина зовет меня.

– Сяо-Ло, Ишэн сегодня работает в ночную смену. Может, съездим к нему?

Проведать теперь уже нашего общего друга? Внутри что-то отозвалось, я подумала и согласилась. Заглянув к себе, быстро сняла пижаму, переоделась, завязала волосы и спустилась вниз.

Дойдя до перекрестка, мы взяли такси и доехали до больницы чуть меньше чем за полчаса. Я впервые приехала навестить Ишэна в его ночную смену. Поспрашивав несколько медсестер, я наконец нашла его в отделении стационара.

– Почему ты здесь? Кому-то плохо? – удивился друг.

– Все хорошо. Просто приехала увидеть тебя.

Ишэн улыбнулся, задумчиво глядя на меня и Цзюйланя.

– Ты уже выздоровела?

– Да!

– Так быстро? Давай-ка в мой кабинет.

Мы шли по длинному коридору стационара. Поскольку время отбоя еще не наступило, двери большинства палат были открыты. Дверные проемы напоминали окна в другие миры. Парализованный на койке, которому помогает жена и достает горшок из-под кровати. Несколько худых, с потухшими глазами пациентов, что в одиночестве лежат под капельницей в палатах, и у кого-то даже обмотаны бинтами головы. Другие разговаривают с родными, спорят с братьями и сестрами о медицинских расходах. А один больной делится с родственником яблоком…

Здесь было восемь палат. Каждая являла собой отдельный мир, где переплелись жизнь, смерть, разлука с любимым и встреча с неизбежным. Казалось, что все вокруг пропиталось страданием.

Я старалась смотреть только вперед, а пройдя до конца коридора, вздохнула с облегчением, не обнаружив там больничной палаты.

– Мой кабинет наверху, двумя этажами выше. Давайте поднимемся по лестнице, пока лифт не отключили.

Мы не возражали и вышли вслед за Ишэном на лестничную клетку. На полпути увидели человека в светло-серой рубашке и черных брюках, стоящего в углу и уткнувшегося лбом в стену. Он беззвучно плакал. Было видно, что мужчина изо всех сил старается не разрыдаться вслух: все его тело так и отдавало напряжением, а опущенные руки сжались в кулаки. Боль и отчаяние настолько переполняли его, что время от времени вырывались наружу сдавленным криком. Слезы в больнице – обычное дело. Мы старались пройти как можно тише, надеясь не потревожить его, но места было немного, так что он заметил нас и тут же вытер глаза руками.

Поравнявшись с ним, я рассмотрела его повнимательнее. Лицо казалось смутно знакомым.

– Линь Хань!

Мужчина поднял голову и попытался выдавить улыбку.