Полстакана утолили жажду, но жгучая боль в горле все еще чувствовалась. А в сочетании с тяжестью в голове и слабостью тела все и правда говорило о том, что я серьезно простыла.

– Как так получилось?..

– После ночи в холодной воде и на холодном ветру. Думаешь, ты сделана из стали? Повезло, что не пневмония.

Он открыл шторы, и в комнату ворвалось яркое полуденное солнце.

– Есть хочешь? Я приготовил кашу.

– Нет… Да. – Голова кружилась, было плохо, и есть вообще не хотелось.

Цзюйлань подошел к глиняному горшку на столе, наполнил миску жидкой кашей и передал мне.

– Поешь.

Спорить не посмела.

Жуя кашу, я осторожно наблюдала за ним. Он уже несколько дней не отдыхал как следует, но его лицо было таким же, как и обычно: никаких следов усталости. Я доела и обратилась к нему:

– Иди отдохни, не переживай обо мне. У меня с детства отличное здоровье, поэтому редко болею и быстро выздоравливаю.

Мужчина какое-то время молча смотрел на меня, затем так же молча забрал у меня миску и протянул другую:

– Выпей.

В ней оказалось черное китайское лекарство, которое пахло чем-то горьким. Хотелось просто сказать: «Это всего лишь простуда, можно обойтись чем-нибудь западным».

– Сам прописал?

– Да, – легко ответил Цзюйлань.

Не люблю средства китайской медицины, но и тут не смогла отказать. Сделав один глоток, я сразу нахмурилась: очень горько и невкусно! Однако под взглядом Цзюйланя отказаться не осмелилась и, задержав дыхание, залпом выпила лекарство. Отставив миску, я ощущала только горечь и вяжущее чувство во рту и сразу же огляделась в поисках воды.

Цзюйлань стоял у кровати, держа стакан с водой, и холодно смотрел на меня, однако стакан не подал.

– Чувствовать себя больной не так уж и приятно. Это тебе урок на будущее. В следующий раз будешь открывать окно и сидеть на холодном сквозняке?

Я подозревала, что этим горьким лекарством он хотел меня проучить, поэтому ничего не сказала и послушно замотала головой. Наконец помощник протянул мне стакан с водой, я сделала несколько быстрых глотков и избавилась от горечи.

– Это средство вызывает сонливость. Если захочешь спать, не сопротивляйся и хорошенько отдохни.

Вскоре мои веки и правда потяжелели и я снова провалилась в сон. На этот раз мне не было не жарко и не холодно, я спала очень крепко.

Просыпаясь, я ела, принимала лекарства и снова ложилась спать. А уже на следующий день почувствовала себя почти здоровой, за исключением слабости в теле и неприятного чувства в горле. У меня с детства так: здоровье всегда было лучше, чем у Датоу и Ишэна.

Прищурившись, я спокойно взглянула на Цзюйланя. Мой «домашний лекарь» сидел на плетеном стуле около кровати и, скучая, что-то черкал в блокноте. Подняв голову, он убедился, что «пациент» в порядке, опустил голову и продолжил наносить штрихи.

– Что рисуешь?

Он передал мне блокнот. Я приняла его с улыбкой, но по мере того, как листала, улыбка постепенно сползала с моего лица. Помощник нарисовал три наброска: на всех были мы вдвоем, но разного возраста.

На первом я лежала на больничной койке, а Цзюйлань находился рядом и заботился обо мне. Он выглядел как мужчина, который ухаживает за возлюбленной, глядя на нее теплым и мягким взглядом. На втором – мы десятки лет спустя. Я лежала изможденная и больная на койке, а Цзюйлань был рядом и ухаживал за мной, как сын ухаживает за матерью. Третий повторял второй рисунок, но я уже на несколько десятков лет старше. Как будто внук пришел к своей умирающей бабушке.

То были лишь черно-белые наброски, но навыки рисования Цзюйланя поражали: каждый эскиз наполняли реалистичные детали, что создавало ощущение, будто смотришь на фотографии.

При виде последнего рисунка мое лицо побледнело, и я подняла взгляд на художника. Рассудительность всегда прячет его мягкость за внешней холодностью. Если Цзюйлань бывает добр и дает мне повод зацепиться за его чувства, то следом обязательно выкидывает что-то такое, что оттолкнет меня. Я знала, все это Цзюйлань нарисовал не от жестокости, и все-таки мое сердце будто пронзили ножом.

Я мрачно протянула наброски ему обратно.

– Они для тебя, оставь себе.

Я закусила губу, и рука с блокнотом задрожала.

– Ужин готов. Переоденься и приходи, – бросил он, прикрыв глаза.

Когда Цзюйлань ушел, моя вытянутая рука вдруг ослабела, и блокнот упал на пол. Меня била дрожь, и я легла на кровать, обхватив руками колени. Три контрастные картинки ранили душу сильнее любых слов. Они раскрыли мне жесткое будущее и напомнили о реальности, с которой предстоит столкнуться.

Взгляд мой снова упал на блокнот. Можно закрыть глаза и перестать замечать его, вот только реальность такова, что, сколько себя ни успокаивай, от правды не убежать. Стиснув зубы, я свесилась с кровати и подняла блокнот с пола. Цзюйлань, если ты хотел показать мне будущее, то тебе это удалось очень хорошо!

Совладав со страхом, я вновь медленно пролистала три картинки, уделяя внимание каждой детали. «Что-то осталось непонятным – пролистай еще раз!.. Если боишься смотреть на себя на рисунке, открывай – и по новой!.. По-прежнему страшно? Взгляни еще разок!»

Точно ненормальная, я разглядывала эти картинки снова и снова, переворачивая страницы вперед и назад. Меня будто утягивало в длинную реку времени, где несутся и обгоняют друг друга потоки молодости, зрелости и старости… Время не ждет, оно безжалостно: мне уготована старость, а Цзюйланю – вечная юность.

Закрыв глаза, я представила их перед собой еще раз. Спустя мгновение я вскочила с кровати, подошла к столу и, взяв ручку, подписала каждый рисунок. Затем быстро прошла в ванную, чтобы принять горячий душ, желая смыть весь пот и микробы. После душа мне стало легче.

Я высушила волосы, заплела их в аккуратную прическу и надела любимое платье и ожерелье. Его я смастерила сама и вставила в нее черную жемчужину, что подарил мне Цзюйлань. Поскольку мое лицо все еще выглядело больным, я нанесла на него увлажняющий крем, рассыпчатую пудру и немного румян. Посмотрев в зеркало, осталась довольна результатом и пошла вниз с блокнотом в руках.

На дворе стояла ночь, а в окне ярко горел свет. Помощник сидел за обеденным столом, ожидая меня. Когда он спустился, небо было еще светлым, но ему пришлось ждать больше двух часов, пока совсем не стемнело. Еда давно остыла, но мужчина не выказывал нетерпения.

Я остановилась во дворе и посмотрела на Цзюйланя через окно. Он поймал мой взгляд и, похоже, не ожидал, что после болезни кто-то может так великолепно выглядеть. Его ошеломление вызвало у меня улыбку.

Зайдя в кухню, я села на стул рядом с ним и положила блокнот прямо на стол.

– Изучила твои наброски детальнее и оставила рядом с ними три подписи. – Я подтолкнула блокнот к нему, и мужчина, помедлив, открыл его.

Три наброска – три подписи. Каждая оставлена на чистом уголке рядом с рисунком.

На первой картинке значилось:

На второй:

А на третьей было: