– Какой в этом смысл? Что я здесь делаю? – Он схватился за волосы и, спрыгнув с камня, стал расхаживать по усыпанной листьями грязи лесочка.
Мастер Ло оглядел группу деревьев, затем поднял глаза к небу, словно ожидая ответа. Он приложил к груди ладонь и поднял брови.
Кейл дышал медленно и глубоко и старался хранить спокойствие, а мастер Ло фыркнул, заложив руки за спину.
– Тебе следовало спросить раньше, – сказал он. – Ты здесь, чтобы подготовиться к изучению Пути.
Это урок номер два, старое сморщенное ты яйцо? Задавать вопросы?
– И как погоня за мартышкой поможет мне выучить слова Просветленного? Как поможет хоть что-то из того, что я делал?
Мастер Ло пожал плечами, как будто не знал или плевать хотел, и Кейл опустился на землю, спрятав лицо в ладонях и невольно пробормотав:
– Я никогда не уйду отсюда вовремя.
– Вовремя для чего?
Казалось, уши старикана работают, лишь когда он сам того хочет. Кейл подумывал солгать или проигнорировать его, но он устал, да и какая собственно разница.
– Чтобы увидеть одну девушку, прежде чем она покинет Шри-Кон. – Он надеялся, это не выставило его на посмешище.
– Таинственную девушку зовут Лани?
Кейл замер.
– Да. – Он убрал руки с лица. – Как вы узнали?
Ло пожал плечами и нахмурился, как будто вопрос был глупым.
– Она прислала тебе письмо, и я его прочел.
Огромная волна разбилась о берег спокойствия Кейла, но он сдержал ее.
– Могу я увидеть письмо?
Ло склонил голову набок, устремив мутный взор в сторону Кейла. Его почти беззубый рот издал хихиканье, затем старик разразился театрально-громким, вспугнувшим птиц смехом. Наконец придя в себя, он вытер слезящиеся глаза и покачал головой, тяжко вздыхая.
– Нет, не можешь.
Кейл закрыл глаза. Он слушал ветер, и птиц, и мартышку, поедающую чернослив. Он ощущал тепло солнца сквозь просветы в пальмовых листьях, рясу на своем теле и песчинки в кожаных сандалиях, и вдыхал пахнущий солью воздух.
– Что я должен сделать, чтобы увидеть его? – спросил он. Старикан указал на мартышку:
– Поймай ее. Голыми руками, как я сказал, и я отдам тебе письмо.
Кейл старался дышать спокойно.
– В детстве я узнал, что Просветленный учит святых людей не лгать. Это правда?
– Так и есть, – сказал монах, как будто забавляясь, и Кейл кивнул.
Затем так быстро, как только мог, он развернулся и нырнул, вытягивая руку, чтобы ухватить мелкую тварь за что угодно.
Мартышка, завизжав от удивления, спрыгнула с бревна, бросив припрятанный чернослив, проскакала по камням и сиганула к деревьям. Кейл метнулся следом, припав к земле, прикинув, не схватить ли камень, но одумался. Он двигал ногами так быстро, как только мог, в спешке больно натыкаясь на сучья и камни.
Но он был слишком неповоротливым. Едва коснувшись древесной коры, юркая зверушка, прежде чем Кейл успел моргнуть, вскарабкалась наверх. Она уселась на высокой ветке и глядела вниз с недовольным ревом, широко раскрыв глаза и рот и размахивая лапой. Кейл начал взбираться на дерево, и обезьяна вихрем перепрыгнула на другое так же быстро, так же легко.
– Это невозможно, – сказал он громче, чем планировал, и гнев наконец настиг его.
Старик пожал плечами:
– Тогда и увидеть письмо Лани – тоже. – Он встал и без лишних слов пошел обратно к монастырю, насвистывая что-то веселое, рассматривая птиц и ковыряя землю своей тростью.
Кейл обмяк, проклинал этого человека и дергал себя за волосы, пока жар не иссяк и его место не заняла жалость к себе. Он с самого начала знал, что возненавидит это место. Он так устал от проверок, ожиданий и борьбы, всегда вступая в столкновения с правилами и волей других: тети, отца, братьев, флота, а теперь Ло. Этому нет конца, и это всегда одно и то же. Он поднял упавшую веточку и очищал с нее кору, пока его разум не отключился. А потом он замер.
Он, черт его побери, показал мне, что делать. Он сказал: «Поймай ее голыми руками»; он, пропасти на него нет, показал мне.
До Кейла дошло: все, что ему нужно было сделать, это приманить мартышку черносливом и осторожно взять ее на руки. Проще некуда. Но теперь она боится. Теперь она не приблизится ко мне, что бы я ни посулил, и я облажался. Если только…
Он встал, припоминая черные пятна на морде мартышки и надеясь, что сможет отыскать ее позже. Ему понадобятся нож и тарелка, и он помчался обратно в монастырь, на кухню, затем снова к деревьям, осознав, что его впервые не проводили обратно в комнату.
Сперва он собрал целую прорву фруктов. Проще всего было найти манго – которые, похоже, росли здесь повсюду, – затем ананасы, апельсины и бананы. Он рассмеялся, вспомнив, как Ло заставил его лазать по деревьям, обдирая ладони и царапая руки и ноги, а затем Кейл чуть не лишился пальца, когда вскрывал твердую кожуру плодов, что на его памяти делали только слуги. Он взял и кокосовые орехи, но с некоторым смущением понял, что не знает, как их открывать, и тогда просто нарезал раздобытое и положил на тарелку. А затем побрел обратно к тому месту, где оставил мартышку.
Он поставил поднос на бревно рядом с собой, изредка откусывая от плодов, и стал ждать. Угощение привлекло птиц и муравьев, и Кейл прогонял них. Некоторые фрукты изменили цвет, пока он изо всех сил старался не двигаться и казаться неопасным, а дневной свет почти погас. Наконец Кейл услышал знакомое верещание. Не успел он даже отреагировать, как мартышка прыгнула сзади на его бревно и схватила фрукт с тарелки, вытянув длинную руку, словно ребенок, который не может устоять перед запретом.
Кейл двигался медленно, почти не дыша. Он потянулся и съел еще немного фруктов, отчего зверек ринулся в укрытие, и он продолжал слышать предупреждающие вопли на деревьях, предположив, что это его знакомый самец. Свет исходил теперь лишь от половинки луны, однако новая мартышка вернулась и поела без вреда, и верещание стихло. Вскоре первый парень спустился вниз: жадность и любопытство наконец победили опаску. Как и у большинства людей, подумал Кейл и улыбнулся.
Самец крадучись подбирался к фруктам, как гепард, останавливаясь через каждые несколько футов, чтобы замереть и понаблюдать. Когда конец света не наступил и у Кейла не выросли клыки, зверек присоединился к своему другу, хватая лакомства и с визгом убегая, только чтобы медленно подкрасться обратно. Похоже, это тот самый, решил Кейл, и его сердце заколотилось. Он крепко держал тарелку, зная, что маленькие воришки забрали бы ее всю, если б могли. И медленно, кусочек за кусочком, мгновение за мгновением, они подбирались ближе.
Когда Кейл наконец переложил тарелку к себе на колени, мартышки без колебаний взобрались на него. Самец запрыгнул к нему на колени, как пес, а его приятельница встала у Кейла на плече и, положив одну лапу ему на макушку для равновесия, хватала фрукты, и в суматохе Кейл почти забыл, для чего он вообще здесь. Он улыбнулся и протянул руки, чтобы поиграть со зверьками, которые теребили его за волосы и дергали за одежду, чтобы взглянуть, что можно оторвать. И конечно, пока он был отвлечен, они украли тарелку.
Кейл рассмеялся, когда они с торжествующими вскриками унеслись прочь. Он понадеялся, честного слова о том, что он подержал их в руках, будет достаточно, затем с более легким сердцем вернулся в монастырь, изо всех сил стараясь сдержать волнение и тревогу, вызванные письмом.
* * *
Кейл спотыкался о ступени в незнакомых потемках. Найдя группу монахов, курящих трубки, он спросил их, где мастер Ло. Когда они ухмыльнулись и пожали плечами, он решил, что они не говорят на его языке или просто придурки. А может, у меня на лице обезьянье дерьмо, подумал он.
В итоге он нашел комнату Ло на главном этаже, рядом с большим открытым пространством для групповых песнопений, затем постучал как можно тише и вежливее. Он подождал и услышал бормотание внутри. Когда дверь открылась, он поклонился и без формальностей сказал: «Я поймал мартышку». Мастер Ло прищурился в полумраке, хмыкнул, затем пригласил Кейла войти. Комната была ненамного больше его собственной, но в ней потрескивал камин и здесь имелись мягкая кровать, кресло и большая полка, заставленная книгами.