Рока застыл, потом развернулся и увидел вождя, Айдэна, верхом на сером боевом коне, снаряженном для путешествия. На нем не было доспехов, но из-за пояса торчали два меча в ножнах, а за спиной висел длинный тисовый лук. Будь у этого мужчины только нож, Рока все равно бы его опасался. Айдэн выгнул бровь и остановил коня. Больше он ничего не сказал.
Рока низко кивнул в знак глубокого почтения. Но я должен быть смелым – извиняться нельзя.
– Эти мужчины оскорбили богов. Теперь они принадлежат Носсу. – Он надеялся, его голос звучит спокойно, но сердце бешено колотилось в груди.
Айдэн пожал плечами, как будто это не важно, затем спешился с легкостью человека, выросшего в седле. Он не выглядел удивленным или встревоженным.
– Да обрящут они искупление в недрах Горы, – сказал он, теребя серебряный медальон с мечом на шее – старинный амулет для Вола, – которого не было прошлым вечером.
Рока отчаянно пытался не выдать свое облегчение.
– Ты несешь великое бремя, Букаяг, сын Бэйлы, слушая волю богов. – Айдэн отцепил от пояса одни из ножен. Затем, чудесным образом, он упал на колено и выставил их перед собой точно так же, как сделал Рока в зале. – Я предлагаю тебе этот меч взамен твоего дара. Я забрал его у бывшего вождя этой слободы, которого убил в бою. Это прекрасный клинок, заточенный и испытанный во многих битвах, и он хорошо тебе послужит.
Рока заставил себя вытянуть руки и осторожно приподнять клинок; требовалась каждая унция воли, чтобы они перестали дрожать. Он поклонился и, даже не потрудившись вынуть меч из ножен, определил: тот вдесятеро качественнее клинка, что отдал он, и в своей Роще ему стало стыдно.
– Далее, – Айдэн встал, – я желаю, чтобы ты взял этого боевого коня и седло. Его зовут Сула, и он храбро тебя понесет, куда ни направишь. – Айдэн шагнул вперед с поводьями Сулы в руке, опустив голову, словно это Рока окажет честь ему, если возьмет их.
Рока принял и этот дар, хотя почти ничего не знал о лошадях. Будучи изгоем, он видел стада на краю степей, но их мир был широк: открытые земли и бесконечные поля травы, жестокие морозы и лишенные укрытий пустоши, непригодные для людей. Рока посмотрел на мускулистое, почти лишенное меха животное и понял: Оно совсем не такое, как зверь, которого я использовал, чтобы ускакать из Алвереля, а позже убил, чтобы выжить. Он смотрел на спокойную, пугающую темноту почти целиком черных глаз и решил: Этот наверняка оторвет мне башку, попробуй я убить и съесть его.
Он не понимал, как Айдэн вообще мог владеть конем, а тем паче взять и отдать. Его ум лихорадочно искал ответ.
– В твоих дарах нет необходимости, Вождь Хусавика. Но они приняты с благодарностью.
Здоровяк улыбнулся и отошел, поглаживая ладонью конский бок.
– Я положил в котомки Сулы и другие дары, чтобы облегчить твое странствие, шаман. Я прошу только – если это не слишком дерзко, – чтобы ты сказал богам, когда в следующий раз обратишься к ним: Айдэн, сын Талии, в их распоряжении.
Он снова поклонился, стыдливо опустив глаза, как будто этого дара было недостаточно для такой просьбы. В своей Роще Рока почувствовал слезы.
– Боги услышали тебя, Великий Вождь. Когда придет время, ты узнаешь. – Он развернулся и зашагал к Эгилю с поводьями в руке, молясь, чтобы конь последовал за ним.
Скальд стоял с безучастным выражением лица, как ребенок, который знает, что сделал что-то не так, и ожидает наказания.
– Идем, – сказал, не останавливаясь, Рока. Его конь и «вассал» последовали за ним.
Вместе они шли по дороге на Север, а горожане глазели на них. Взгляды их были подобны комарам, сосущим кровь Роки, и он шагал, расчесывая места воображаемых укусов. Придется мне к этому привыкнуть, подумал он, это всего лишь начало.
Он ничего не сказал Эгилю и чувствовал, как борются в скальде желание заговорить и отвага это сделать, когда они добрались до границы Хусавика.
– Мы должны попробовать продать коня, – сказал тот наконец. – Я знаю тех, кто занимается подобными вещами. Он имеет огромную ценность, и если вдруг у кого-то возникнут сомнения в его принадлежности нам…
– Никто, кроме жриц, не станет расспрашивать меня. – Алчность и нервозность барда по-прежнему раздражали. – А если такое случится, я правдиво скажу, что это дар от Айдэна из Хусавика, и они будут вольны забрать его у меня, если смогут. – Рока заговорил более резко, чем планировал, и попытался смягчить свой тон. – Деньги нам не понадобятся, – добавил он, и было видно, что Эгиль хотел возразить. – Уверяю тебя, другие мужчины дадут столько же. Через пару месяцев у нас будет больше серебра, чем ты когда-либо мечтал.
Казалось, это утихомирило скальда – по крайней мере, пока – и какое-то время они шли молча, но Рока безуспешно пытался обрести спокойствие.
– Прошлой ночью, – спросил он, – прежде чем лечь в постель со жрицей, ты говорил с ней. О чем?
– Ни о чем важном. – Ответ пришел удручающе медленно, пустое лицо Эгиля мгновенно выдало его.
– Я хочу, чтоб ты в точности рассказал мне, что вы обсуждали. Всё. Начиная с самого начала.
– Если ты все равно подслушивал, извращенец чертов, какой в этом смысл?
Рока нахмурился, когда до него дошло:
– Ты не помнишь.
Эгиль промолчал, и Рока оставил все как есть. Он решил проверить седельные сумки и нашел мехи с водой, запас галет и сушеного мяса на несколько дней, а также корм для Сулы. Также там были хворост и щепье, даже бурдюк с вином. Найдя все это и впридачу монеты в мешочке поменьше, он почувствовал на себе взгляд Эгиля.
Большую часть того дня они двигались в тишине; климат стал мягче, как если бы земля за Поясом была какой-то чуждой местностью, почти другим миром. Пока они шагали, выглядевший несчастным бард снял пару слоев толстого меха и набросил их на спину коня, заметно потея, пиная камушки.
Зато Сула выглядел совершенно умиротворенным. Он не делал попыток щипать травку или вырваться, хотя и шел, ведомый чужой рукой, а не под всадником. Он полностью игнорировал тех немногих странников, которые им встречались, и, похоже, не требовал никаких уверений, взысканий или нежностей. Он казался отнюдь не робким и явно мог бы оторвать юноше руку, если пустился бы вскачь. Его круп бугрился толстыми мышцами, шея великолепно изгибалась, спина казалась короткой и сильной. Он выглядел проворным и быстроногим и в то же время могучим, и если когда-либо существовало животное, более достойное того, чтобы стать прирученным и объезженным людьми, то Рока не мог его себе вообразить.
Этот контраст между Эгилем и Сулой весь день занимал его мысли.
– Давай-ка сделаем привал подальше от дороги, – объявил он, когда солнце опустилось, хотя в этом относительном тепле они могли бы продолжать идти. Рока привязал Сулу к дереву, но немного ослабил веревку и снял его поклажу на ночь. Он развел костер, но готовить не стал, молча поедая жесткую вяленую свинину, пока то же самое делал Эгиль.
Он ощущал вероломство скальда в этой тишине и в его неподвижном внимательном взгляде. Да, этот человек боялся Року. Он видел, как Рока убивал, и знал, что с его помощью мог бы наверняка сколотить состояние. Но все же он дикий, необузданный, как степной зверь. Слишком самоуверенный или недостаточно мудрый, чтобы увидеть, в какой опасности находится. Мужчины плохо оценивают степень риска, напомнил себе Рока.
Они устроились на ночлег у костра, в спальниках по разные стороны. Рока позволил своему телу отдохнуть, но держал глаза открытыми, а уши настороже. Он мог видеть и слышать ими в своей Роще, если только не уснет по-настоящему, и ждал несколько часов, слушая притворные храпы отвернувшегося барда.
В итоге, выровняв дыхание – то ли случайно, то ли из трусости, – мужик забил на овладевшие его сердцем интриги, по крайней мере пока что. Рока тихо встал, вытаскивая кусок веревки, который припрятал в своих одеялах.
Он не знал, насколько крепок сон Эгиля, поэтому двигался медленно и осмотрительно, ступая с осторожностью. Он обмотал веревочную петлю вокруг закутанной в одеяло фигуры и тотчас навалился всем весом, поймав мужика в западню из его собственных мехов, пока затягивал веревку. Эгиль мгновенно проснулся, что-то лепеча, но Рока продолжал обматывать веревку и завязывать ее, яростно прижимая барда к земле, немного пустив кровь из его скальпа, когда стукнул головой о каменистый грунт.
