Он продолжил идти, забирая слегка вбок по направлению к темнеющему участку, который, как надеялся Эгиль, знаменовал начало мрачных дебрей впереди. Одним богам весть, какие звери прячутся в такой дикой чащобе, так далеко от цивилизации. Но, вне всяких сомнений, она прятала изгоев и бандитов, гнилых людей с гнилыми душами, шныряющих в любом уголке мира.

Когда он пересекал ровный участок между холмами и чащей, пошел легкий снег. В угасающем желтом свете каждая снежинка будто сверкала, и несколько из них растаяли на одежде и коже скальда, неся ему приятную прохладу после длительной ходьбы. Он, разумеется, знал: если скоро снегопад не прекратится – и не получится найти или соорудить себе укрытие, – он промокнет настолько, что ему станет паршиво. Но, как и большинство вещей, это его не заботило.

Эгиль открыл рот и поймал языком пушистые комочки. Он наблюдал расцветающую красоту высоких зеленых елей по мере их приближения и туманную дымку ледяных облаков. Хотя он, почитай, заблудился, а погода, если уж на то пошло, стала еще более скверной, мужчина улыбнулся.

– Все будет хорошо, – сказал он и искренне поверил. Ведь так было всегда. Любая ставка, которую Эгиль когда-либо проигрывал, давала новую возможность – каждый риск открывал новые пути, и не в пример другим людям Эгиль имел отвагу этим пользоваться. И теперь он, как всегда, бесстрашно двинулся вперед.

Эгиль насвистывал, когда вдруг услышал волчий вой. Словно горн, подумал он и замурлыкал сопроводительный мотивчик, лениво размышляя, можно ли научить собак «подыгрывать» для публики. Поболтаю с первым псарем, какого найду, подумал он. Эгиль всегда воображал, как путешествует с собаками. Но это имело свойство делать людей менее гостеприимными. И в любом случае он ни разу не предпринимал такой попытки.

Он огляделся и не увидел ничего, кроме травы, хотя казалось, вой раздался поблизости. Лес вдалеке стал достаточно четким, дабы различать отдельные деревья, хотя ум Эгиля в основном заботило то, что он обнаружит, когда их обогнет, – надеясь, что на опушке не будет замечен теми негодяями, которые рыщут внутри.

Он моргнул и вздрогнул, когда в желтой траве слева от него сдвинулся камень. А затем увидел, что у «камня» худые, стройные плечи, напрягшиеся под взором скальда, и суженные золотистые глаза. Волк, что был похож на камень, следил за мужчиной из клочка бурой поросли, отчасти сливавшейся с его шерстью, но не скалил зубы и не рычал, и Эгиль продолжил идти, не меняя темпа. Одинокий волк не представляет угрозы, решил он, ему просто любопытно.

Немного погодя он увидел и второго. Этот выглядел не столь крупным, темнее окрасом, и галопировал на расстоянии, следя за скальдом и держась впереди, будто готовый отрезать ему путь. Словно конник, тотчас подумал Эгиль и встряхнул головой при этом сравнении. Он ощутил пот на лбу и вытер его рукавом, думая, что долгая ходьба все-таки начала выматывать.

Третий волк подобрался вплотную к скальду. Эгиль замахнулся рукой назад и вскрикнул, чтобы отпугнуть зверюгу, но когда этого не случилось, выругался и ускорил шаг.

– Приблизишься, и я достану тебя, глупая тварь, ха! Пошла прочь!

Им просто любопытно, снова подумал он, может, они еще не видели мужчину. Когда я повернусь и прикрикну на них, они рассеются как ветер.

И все-таки он пробежал немного трусцой, прежде чем стиснул зубы и остановился, нащупав железный нож на бедре и чуть не выронив его, выставляя перед собой.

– Ха! Убирайтесь к чертям! Проваливайте! – Он махал руками и кричал, и волки остановились и присели, теперь вздрагивая и рыча, но не убегая.

Он подумал о своем тисовом луке за спиной, со снятой тетивой. Скальд не мог вспомнить последний раз, когда его использовал. И у меня совсем нет стрел. Затем, без утайки: Да и стрелок из меня дерьмовый.

На его шее выступил пот и струйками стекал по груди. Собственные конечности казались слабыми и слишком длинными для его тела, словно ему не принадлежали. Он слышал о детях, которых утаскивала в лес голодная стая, но такие истории больше походили на мифы – вроде тех, что Эгиль рассказывал маленьким девчушкам вокруг очага, пока их матери поддакивали и улыбались.

– Ну же, мелкие ублюдки! – Он ткнул ножом в пустоту и подумал, что за столько времени так и не удосужился заточить его.

А затем он увидел четвертого волка в высокой траве, и пятого. Они присоединились к остальным, образовав полукруг в поле, и Эгиль впервые заметил: все они с виду здоровы и бесстрашны, упитанны и терпеливы. Может, они людоеды, задумался он в ужасе. Может, им такое не впервой.

Эгиль невесело подумал, что в тех дебрях, возможно, меньше разбойников, чем он себе представлял.

Я с криком умру в этих пастях. Меня слопают полуживьем.

Его ум лихорадочно искал какое-то решение, какую-то ловкую хитрость, которые всегда находились, когда скальд попадал в передряги раньше. Ему не убежать от волков, и они его не боятся. Ему не сторговаться, не очаровать, не успокоить и не договориться. Он снова рассек воздух ножом и выкрикнул ругательства; собственный голос казался высоким, пронзительным и незнакомым. Серо-бурый вожак, нашедший Эгиля, оскалил зубы и наконец зарычал, остальные как будто ждали условного знака.

Глаза Эгиля словно ошалели. Они метались туда-сюда от зверя к зверю и повсюду вокруг, будто в поисках какой-то новой детали, которая могла бы спасти его, и обшаривая траву, холмы, лес, небо…

Дым. Это дым? О милосердный Зиф, пусть это не будут облака.

Серая дымка плыла невдалеке над гребнем холма близ деревьев, почти скрытая ненастьем. В это время года полевых пожаров не бывает, подумал отчаянно скальд. Дым наверняка значит «люди».

Невзирая на дрожь в ногах, он увернулся от полукруга оскаленных пастей и бросился наутек.

Даже если там бандиты, которые скорее грабанут его, чем окажут помощь, какие угодно люди все-таки лучше стаи голодных волков. Он сыграет на своей лире и споет им древние легенды, и вскоре обретет братьев вместо врагов, а годы спустя расскажет историю о том, как однажды отважно встретил плотоядных волков Носса.

Эгиль бежал быстрее, чем когда-либо в жизни. Он взмахивал рукой с ножом за спиной, надеясь лишь утомить охотников и не подпускать их к себе, и молился:

Пусть эти безмозглые чудища будут настороже, Зиф, а красивые дурачки, что разожгли тот костер, никуда не свалят.

Рока считал правильным, что люди на вкус как свинина. Горьковатая, чуть более пахучая свинина, решил он, хотя и пробовал ее лишь однажды, в Хальбронском зале. Гораздо вкуснее, чем белка, решил он, и хорошо заходит с чабрецом, который сорвал вблизи гор.

Он уже привычно вырыл могилу в своей Роще – мертвые помогали, тоже орудуя лопатами, – и обозначил ее: «Мальчик возле деревни Рэйнир».

Он отступил назад, ожидая, когда из тумана Рощи возникнет кадавр и поприветствует его. Но мальчик так и не появился. «Это потому, что я его ем?» – задумался Рока. Глядя на остальных мертвецов, он пожал плечами и понадеялся на какое-то иное посмертие для съеденных, но это беспокоило его. Это ощущалось как убийство.

– Спасибо тебе, – прошептал он над могилой – как в своем ритуале для оленей, кроликов, рыб и всех живых существ, – затем выкинул сомнение из головы.

Он смотрел на свой маленький, но исправный костер, на камни и склоны вокруг, уже припорошенные снегом. Он построил небольшой навес и уже не впервые был в этих горах, поэтому запомнил самое низкое место, где сможет укрыться от ветра. Дым теперь поднимался и уплывал вдаль, превращаясь в клочки, когда взмывал слишком высоко в невидимом потоке. А затем Рока услышал собак.

Он тихо выругался и схватил свой нож, метнувшись к ближайшему камню в укрытие, а затем взобрался на холм, где лег плашмя и наблюдал за окружающей долиной. Здесь не водилось фермерских угодий, а до ближайшего поселения идти пешком весь день. Я был тут в безопасности. Он скрежетнул зубами. Им тут не место, никому не место, костер не должны были увидеть. Он моргнул и выбросил это из головы, зная: безразлично, что он думал или что было вероятно или справедливо.