– Тебе не придется. Все станет легче. Мы будем сестрами.

Джучи плакала, и Дала обнимала ее. Когда они встали, Джучи вытерла лицо, и Дала приподняла ее подбородок.

– Тебе нужно сделать лишь одно, а я сделаю остальное. Тебя назначат жрицей, и все станет проще. Ты постараешься для меня?

Подруга кивнула, округлив глаза – выглядя жалко, но убедительно хрупко.

– Нам нужно серебро, Джучи. Мне нужно, чтобы ты попросила своих сестер или свою мать. Расскажи им об испытании, если хочешь – скажи, что деньги пойдут на взятки или влияние, во что охотнее поверят, и что за эту малую цену их дочь попадет в Орден. Скажи им: чем больше, тем лучше. – Дала ждала и надеялась, не видя никакой пользы в девчонке, если та не сумеет сделать хотя бы это.

– Серебро? Но… – Она взглянула на Далу и почти съежилась. – Могу попробовать, – она сглотнула, – думаю, сезон подходящий, а если моя мать преуспела… – Она отвела взгляд, словно задумавшись, и Дала ощутила проблеск надежды. – Я могу это сделать, – сказала она с ноткой чего-то похожего на огонь в голосе. – Но… ты не можешь подкупить девчонок. Они все богаты, им будет начхать.

Дала улыбнулась, но мысленно уже переключилась на другие, более сложные задачи. Ей придется «обойти» правила и совершить вылазку в город – ей понадобится кузнец и портной (а для надежности лучше два) и место, достаточно просторное и уединенное, чтобы провести встречу. Ее мысли, как часто бывало теперь, обратились к несчастным дикарям из ее родного города, к степным пастухам и к мужчинам Орхуса, стоящим по пояс в отбросах в лунном свете.

– Это не для девчонок, – рассеянно произнесла она, затем отпустила Джучи восвояси и вернулась к переписыванию слов, которые не умела прочесть. – Поспеши, – добавила она, когда товарка попыталась взять себя в руки и заняться тем же самым. – У нас есть дела, и мы начнем сегодня вечером.

В тот день перед заходом солнца Дала приблизилась к Вачиру, гальдрийскому капитану охраны подворья.

– У тебя есть матрона, капитан?

Она ждала его за воротами, зная, когда закончится его дежурство, и он покраснел от изумления.

– Да, госпожа. Пятнадцать лет как. Выжили две пары близнецов. – Он провел рукой по усам и бородке, отвернув одну ногу, словно намеревался сбежать. Но учтивость держала его на месте.

Дала спросила имена и возраст его детей и улыбалась каждой детали, искренне радуясь его счастливой жизни.

– Что бы ты сделал, если бы кто-то пригрозил лишить тебя семьи, капитан?

Его глаза метнулись к переулкам, будто он ожидал, что этот злодей выскочит из темноты прямо сейчас.

– Я бы убил его, госпожа.

Она подавила улыбку.

– А будь это женщина? Жрица? Что бы ты сделал тогда?

Он напрягся, и Дала поняла, что должна быть осторожна.

– Что ж, это и случается, капитан, со многими другими. Мне нужна твоя помощь.

Выражение его лица не смягчилось, и Дала понятия не имела, что ему известно о Гальдрийской политике и поступках, но ее догадка не играла роли. В его сильном теле и уверенных глазах она видела хорошего мужчину из бедной семьи, который вступил в Орден, чтобы заполучить пару. Она видела мужчину, который находил подчинение и, возможно, бесчестье более приемлемым, нежели убийство других мужчин в поединках ради «славы» и репутации.

– Что я могу сделать для вас, госпожа? – Она внимательно наблюдала за ним, надеясь, что была права и он не трус.

– Я хочу поговорить с главарями мужчин без вождей, без пар. «Ночных людей». Мне нужна встреча.

Брови капитана приподнялись, затем нахмурились. Он сразу сказал, что ничем помочь не может. И даже если бы мог, это будет неприлично, ведь его дочери примерно одного возраста с Далой – что таким мужчинам нельзя доверять, и с какой стати ей вообще столь плохая компания?

– Твои сыновья, капитан… Пойдут ли они однажды по стопам отца и станут бойцами Ордена Гальдры?

Он кивнул, хотя и медленно, и с осторожностью отвел голову назад.

– А если бы они не могли – если бы сбились с пути, оказались ранены, больны или слишком слабы и стали доходягами без семьи и надежды, – ты любил бы их меньше? Ты бросил бы их?

У него дернулся глаз, и Дала задалась вопросом, сколько из его родичей подходит под ее описание.

– Я знавала мальчиков, которые сбились с пути, – сказала она, смаргивая настоящие слезы и вспоминая о лежащем на полу Мише с вывернутой лиловой шеей. – И если я не попытаюсь принести милость богини таким пропащим душам, кто сделает это, капитан? Богатенькие дочки торговых королев? Эти Северные принцессы, не работавшие ни дня в своей жизни? Девочки, которые даже никогда не покидали улиц Орхуса?

Вачир отважился взглянуть ей в глаза, озираясь по сторонам, словно боялся, что за ним наблюдают. Затем он махнул со вздохом рукой и повел ее к своему дому.

Жилище располагалось южнее, за торговым кругом в центре Орхуса, в это время уже затихающим. Женщины и мужчины накрывали повозки или уводили их на ночь вслед за мулами, некоторые бросили в канавы овощи, по их мнению уже негодные для продажи. На Юге, подумала Дала, люди дрались бы за эту гниль.

Они с Вачиром прошли мимо того, что Дала приняла за ремесленные круги – мужчины и женщины месили глину такую темную, что она казалась почти черной, и обжигали ее в кирпичных печах с пламенем в оранжевых квадратных отверстиях – как будто спустились прямиком в яму Носса. Другие умельцы наматывали шерсть на веретена или пряли ее на ткацких станках, прислоненных к стенам домов, а кожаные навесы служили укрытиями от дождя. Жар и смрад, сопровождавшие эти труды, заставили Далу сощурить глаза и держаться ближе к капитану.

Тот провел ее через этот хаос к ларям, днища которых сочились солью или, возможно, песком. Вперемешку с ними располагались круглые скопления домов, построенных так тесно, что имели общие стены. Крыши сплошь были просто из соломы, как на Юге, с одиночными V-образными отверстиями для очага, вырезанными в центре, и сложенными возле лестниц деревянными досками для прикрытия. Дома эти выглядели дешево, но были столь же удобными или даже лучше, чем всё, где выпало жить Дале до подворья.

Вачир остановился здесь и снова оглянулся на уже почти опустевшие улицы.

Глубоко вздохнув, он рассказал о ночных сборищах сыновей-одиночек – людей, которые забивали скот, хоронили трупы или вывозили городские отходы в обмен на достаточное количество пива и вина, чтобы не думать о своем будущем. Он рассказал о «неизбранных» – либо лишенных вождя, либо бедняках, не имеющих ни почета, ни надежды на пару. Он поведал о беззубом несогласии, понятном всем, о безоружных бездельниках-бродягах, ненавидящих весь мир, но недостаточно для того, чтобы с ним бороться. По тому, как он говорил все это, было ясно: он считает таких мужчин глупыми, но опасными – и жалеет их.

– У них есть предводители? Ты знаешь, кто они?

Вачир кивнул и нерешительно перевел взгляд в направлении шума позади них. Она оглянулась и увидела группу тощих бородатых мужчин с молотками и пилами в руках. Завидев Далу, они перестали болтать и смеяться; их лица превратились в невыразительные маски. Войдя в круг, они поклонились и пробормотали: «Жрица», и Дала с капитаном кивнули в ответ. Когда они миновали ворота и разошлись по домам, капитан разжал челюсть.

– Прошу прощения, госпожа. Но что, по-вашему, вы способны для них сделать?

Дала резко повернулась к нему:

– Больше, чем ничего, капитан. Мне что, сдаться, потому что это трудно?

Он снова посмотрел ей в глаза и обратно на свой дом.

– Есть разные группы.

– Я начну там, где ты сочтешь лучшим.

Он погладил свою бородку, и вокруг его глаз собрались морщинки.

– Есть один золотарь по имени Бирмун. – Он убрал языком грязные волосы с губы. – К его словам прислушаются.

Дала поблагодарила его, и он согласился вновь поговорить с ней завтра или, может, послезавтра. Затем повернулся спиной, чтобы уйти, и замер, видимо только что осознав свою грубость. Развернувшись, он поклонился и сказал: «Хорошего вечера, Жрица», как будто мыслями был далеко.