Кейл услышал слова своей тети: «Ребенок, играющий в мире взрослых».

– Наран расширяется на Юг со времени моего детства. Нет, еще дольше. Рисовые Императоры верят, что являются богами, и они намерены завоевать весь мир. Предложение нам дружбы означает, что они скоро вторгнутся к тонгам – скоро будут у наших границ. Император скажет, что хочет мира, и это покажется мудростью, потому что пока так и есть, но он боится моря не больше, чем боится людей. Однажды он завербует наших навигаторов, составит карты наших морей и построит флот кораблей из нашей древесины. Он будет тренироваться с нашими людьми и копировать наши методы. А когда придет день, он велит стране Пью склониться перед ним, как велел и всем остальным, или быть уничтоженной.

Кейл постарался не выглядеть таким ошарашенным, каким себя чувствовал. Он знал: это еще не все.

– Уния между Капуле и Алаку даст нашему народу союз. Если Наран вторгнется в Тонг, это заставит нас отреагировать, иначе мы будем опозорены. Торговля нарушится. Мы предоставим Капуле припасы и людей. Мы принудим все другие королевства, которые полагаются на нас, чтобы они поддержали Тонг. А если кто-нибудь из наших вельмож откажется, их головы законным образом украсят двор Шри-Кона на всеобщее обозрение.

Все это время отец планировал войну против империи, не лежащей на его границе? Как он мог знать и заглядывать так далеко вперед?

– Как… а что получаешь ты?

Глаза Фарахи сузились.

– Лучший шанс для выживания моего королевства. Должен ли я требовать большего? – Он пожал плечами, затем отвел взгляд. – И, возможно, не твой брат, но его сын однажды смог бы править на суше и на море. От Островов до континента – империя Пью и Тонга, не уступающая ни одной в мире. – Его глаза смотрели куда-то вдаль. – Фермеры и купцы-мореплаватели. Морская держава, сотворенная из мира, процветания и торговли.

Кейл наконец начал собираться с мыслями, но ледяное, мертвенное нечто все еще жило внутри него.

– Тогда скрой нашу маленькую интрижку и пожени их. Сделай это быстро, и даже если она беременна, что маловероятно, это не будет иметь значения.

Монарх кивнул, как будто Кейл наконец выдал нечто благоразумное.

– Именно это я и сделаю. – Затем его лицо превратилось в маску, совсем как при дворе: король-ястреб, грозно восседающий на троне перед Кейлом, склонив голову набок и выпустив когти. – Скажи мне, сын. Почему старый мастер Ло позволил тебе покинуть Бато сегодня?

Кейл уловил таящуюся в этом вопросе опасность, хотя и не знал точно почему. Опасность в том, чтобы сказать слишком много – или слишком мало?

– Потому что я прошел его испытания.

Фарахи приподнял бровь.

– Каким было твое финальное испытание? Это была комната с символами?

Кейл выждал, прежде чем ответить, позволив своему разуму умчаться вперед, чтобы попытаться избежать беды. Он не видел смысла во лжи, но это не замедлило бешеный стук его сердца.

– Да.

– И ты прошел это испытание? – Голос короля сочился снисходительностью.

– Я схитрил. – Кейл вспомнил вздох изумления Ло и почти улыбнулся, пока монарх смотрел ему в глаза, пытаясь что-то найти в них.

Отец разглядывал его, а потом вдруг расхохотался, довольно и во весь голос, – что было еще более странным, ведь они заперты в каменной каморке, а снаружи бьет огромная волна и Кейла уже через пару минут, несомненно, ждет расправа.

– Ты умен, Кейл. Я начинаю это видеть, и мне жаль, что не заметил раньше. В том, что я этого не сделал, виноват я один. – Он втянул воздух и со вздохом выпустил. – В противном случае я, наверное, мог бы это предотвратить. Я мог бы раньше посвятить тебя в государственные дела. Но я этого не сделал, и я подвел тебя, сын мой. Я это знаю.

Кейл почувствовал ком в горле и страх от того, что не знал, к чему все идет. Король вновь перевел взгляд на молчащего Эку:

– Каков шанс, что ты сможешь разыскать Мэли Санхэру и эту шпионку? Или шанс, что мы сможем заставить умолкнуть всю их семью?

– Ничтожно мал, – сказал «слуга» без промедления. – Мои люди бросились за ними, едва Кикай все поняла и сообщила мне, но они ушли. Теперь господин Санхэра схоронит их где-нибудь в глубокой тьме, пока они не понадобятся ему, чтобы рассказать о том, что видели. Он по-любому будет прятаться и распускать слухи.

Монарх кивнул и посмотрел в глаза Кейлу:

– Ты предложил мне скрыть твою интрижку. Я намерен, однако ты должен понять. Господин Кахил Санхэра – один из самых коварных и могущественных людей в Шри-Коне, и он желает быть королем. Всегда желал. Его дочь и наша «камеристка» – законные свидетели твоей… опрометчивости. Он будет шептать на ухо королю Капуле. Он будет шептать любому вельможе, готовому слушать. И что еще хуже, даже после того, как Тейн и Лани поженятся, он будет шептать, что Тейн рогоносец. Что на самом деле Лани носит твоих сыновей. Легитимность этих сыновей будет подорвана; их притязания будут подорваны; доверие между мной и Капуле будет подорвано; и все эти нашептывания выставят и Капуле и меня слабаками, если мы ничего не предпримем. Это будет призыв к сплочению наших врагов на фоне хрупкого мира. Ты понимаешь?

Кейл слегка покивал, но его разум вновь отступил. Ему показалось странным, что его отец так много говорит – что мужчина, который годами хранил такие секреты, раскрывает их все сыну, который только что ослушался его.

– Ты прикажешь убить меня, как морсержанта Квала? – тихо спросил он, затем смотрел, как напряглось лицо Фарахи, и готовился почувствовать, как в спину ему вонзается маленький синий нож Эки.

– Нет, сын мой, нам не нужно заходить так далеко, и это усилило бы слухи о скандале.

Он сказал «нет», но он обдумал это, он обдумал это и не убил меня лишь потому, что это непрактично.

По выражению глаз короля Кейл понял, что реальность немногим лучше.

– Не может быть никаких сомнений в законности детей Лани. – Его отец открыл рот, чтобы заговорить, но остановился и вынужден был попытаться еще раз, и одно это наводило ужас.

– Для этого есть прецедент, и твой статус четвертого сына, твое заявление при дворе, что ты хотел бы посвятить свою жизнь науке, плюс твой успех в монастыре – все придаст правдоподобия этой истории. – Тут он остановился, как будто не мог заставить себя закончить. Но двадцать пять лет правления сделали короля Фарахи человеком, который умел сообщать плохие новости.

– Мне жаль, сын мой. Тебя сделают евнухом, а затем королевским священником. Завтра утром.

Чтобы он не попытался сбежать, его отвели в дворцовую темницу. Эка молча запер дверь с железной решеткой, избегая смотреть Кейлу в глаза.

Тюремная шконка оказалась еще короче монастырской, поэтому ложиться Кейл не стал, а уселся, чувствуя оцепенение. Он не пытался размышлять или медитировать. Через полдня мне отрежут причиндалы, и мой собственный отец будет стоять и наблюдать.

Услышав от короля это известие, он попытался дать отпор.

Само собой, Эка мгновенно его одолел – едва принц успел вскочить с места, как большие лапищи «слуги» обхватили его по-борцовски в каком-то удушающем приеме, и Кейл напрасно молотил руками, чтобы вырваться. Фарахи как ни в чем не бывало сидел, спокойный и решительный. Он пообещал немного погодя, что Кейл все равно будет доверенным лицом при дворе. Все равно сможет нести службу, жить во дворце и быть со своими братьями, возможно, после рождения первенца Лани.

«После этого? – заорал Кейл. – Я убью тебя. Я никогда не прощу тебя. Никогда».

Выкрикивая свою тираду, он боролся с Экой, хотя и знал, что это без толку.

«Нет, – сказал король, – наверное, нет. Но ты по-прежнему любишь своего брата. Твоего брата, который невиновен. Который ничего не знал о помолвке. Который никогда не просил об этом. Ты обратишь свою ненависть против него из-за ошибок его отца?»