— У меня много вопросов. Я зла и ненавижу отца. Эти эмоции давят на меня и я боюсь, сломаться. — Это тоже правда.

— Мне жаль, что ты все это проживаешь одна. Прости, что я не рядом.

По щеке Лекс скатывается соленая капелька. Точно такая же, зеркаля, катится по щеке Ви.

— Мы со всем справимся, — грустно улыбается Виталина. — Не вечно же нам страдать.

— Я просто переживаю за тебя. Мне невыносимо думать, что ты там одна, когда у меня все хорошо. Будто я все это не заслуживаю. И хочется за это извиниться.

— Глупая, — с улыбкой качает головой рыжеволосая. — Не смей за это извиняться. Ты как никто другой заслуживаешь любви, счастья и спокойствия. После всего того, что ты пережила, ты до конца жизни должна оставаться счастливой, без всяких негативных эмоций.

— Я хочу чтобы ты тоже была счастлива.

— А я и буду. Назло всем.

Алексия нежно улыбнулась.

— Мне нравится твой настрой.

— Мне мой тоже.

Брюнетка тревожно оглядывает свою подругу через экран телефона и чувствует недосказанность, тревогу. Внутри что-то переворачивается, заставляет переживать за рыжеволосую. Лекс видит в глазах смирение и какой-то животный блеск — несочетаемое комбо.

— Мне пора. Я сегодня еще не ложилась.

— Да, конечно. Сладких снов, Ви. Я люблю тебя.

— И я тебя люблю, Лекси.

У брюнетки мурашки по кожи, будто с ней попрощались. Навсегда.

Виталина выдыхает. Идет к выходу. Накидывает на плечи пиджак. Обувается. И выходит из квартиры. Пора забрать свое.

***

Рыжеволосая просит таксиста остановить машину за несколько домов от дома отца. Знает, что здесь по всюду камеры и незамеченной она не останется, но ей требует несколько минут, чтобы перевести дыхание.

Район значительно отличается от основного города. Величественные дома, ухоженные придомовые участки, так и кричат о статусах владельцев. Здесь все разительно отличает от квартиры ее детства. Простора больше, но это все такая же золотая клетка, только отличается площадью. Ви может с легкостью представить, как ее ребенок задыхается, живя в этой роскоши, но которая ограничивает по рукам и ногам всеми статусами, правила и строгим контролем ее отца. Мурашки по кожи и пальцы в кулак.

Девушка идет стремительно и решительно, с толикой надежды в груди и отчаяньем в сердце. Она звонит в звонок, смотрит в камеру и нервно ждет.

Виталина чувствует взгляд через камеры. Холодок по кожи. Динамик издает скрипящей звук, вынуждая вздрогнуть хрупкое тело, а затем произносит.

— Анатолия Павловича нет дома.

— Я не к нему. А к Богдану.

Тишина. Давящая. Страшная. Звонкая.

— Не положено. Уходите, иначе нам придется вызвать полицию.

— Вызывайте.

Девушка улыбается в камеру, делает шаг назад и садится на ступеньку.

— Я их здесь подожду.

Ви знает отца. Знает, что тот либо позволит зайти, либо выйдет сам. Сейчас ранее утро и рыжеволосая уверена, на все сто процентов, что отец еще дома. С минуты на минуту поедет на работу. Он человек привычки, строгого порядка и расписания. Девушка слишком часто приходила поздно домой и распорядок отца выучила лучше, чем прокурор уголовный кодекс.

Мимо проезжает машина. Через тонированные стекла чувствует заинтересованный взгляд случайного свидетеля ее упрямства. Улыбка расползается на ее лице, потому что имидж для отца это все. И она сейчас посягнула на этот “святой” грааль. Слухи расползаются быстро, особенно в кругах элиты. Рыжеволосая уже предвкушают, как будут говорить, что дочь Ёлкина сидела на пороге дома, а родной отец не впустил. Люди, которые считали, что она лгунья, начнут задаваться вопросами. И рано или поздно ответы найдутся и они очень не понравятся ее отцу, но взбудоражат общественность.

Она слышит щелчок. Неподалеку разъезжаются откатные ворота и на дорогу выезжает черное элитно авто. Машина останавливается напротив. Стекло на задней двери слегка опускаются, не показывая лица.

— Садись. Поговорим.

Виталина улыбается, нарочно медленно поднимается, оттряхивает седалищное место. Так же медленно обходит машину и садится назад.

— Доброе утро, папочка.

И в эти слова она вкладывает всю свою ненависть.

В машине играет тихо музыка. Дочь с отцом сидят отвернувшись друг от друга. Мужчина зол. Девушка напряжена. Они смотрят на разные стороны дороги. У них разные взгляды на жизнь. И этот именно тот случай, когда фраза “и разошлись, они как в море корабли” была бы самым идеальным завершением их семейных отношений.

— Почему ты мне лгал, что мама умерла при родах? — Один самых важных вопросов слетает из уст девушки.

Она не видит, но отец вздрагивает и стискивает кулаки.

— Она умерла для меня, когда попыталась уйти к другому.

— Ты бил ее.

— Она заигрывала с другими.

— Ты принимаешь доброту за кокетство.

— Ты ничего не знаешь! — Взревел отец и развернулся к дочери, глаза сверкали яростью.

А вот Виталина была спокойна. Она с достоинством выдержала взгляд отца.

— Чего я не знаю отец? Твой тотальный контроль? Твой гнев? Твои собственнические наклонности? Твой талант к угрозам? Или умение воплощать слова в реальность? Что именно я не знаю?

Девушка нарушает зрительный контакт, горько усмехается и отворачивается.

— Единственно, чего я не знаю — это твою любовь, отец.

Хочется разреветься. Выйти из машины на ходу, но она упрямо сидит и чувствует сжигающий взгляд отца. А у него флэшбеки в голове точно такого же разговора около двадцати четырех лет назад. Виталина безумно похожа на мать. Внешностью, характером, этим чертовым упрямством.

— Она любила тебя, а ты убил своим чёрствым отношением.

— Откуда тебе знать, ты была младенцем. Я любил Анну. Всегда и до сих пор. — На последних словах его голос потух, затих, но Ви это услышала. Мурашки по кожи.

— Ты убиваешь все, что любишь, — шепчет девушка. — Твоя любовь ненормальна и разрушительна. Посмотри, что она сделала с нашей семьей. Я ненавижу тебя, презираю, мне очень жаль, что я твоя дочь.

Мужчина ухмыляется. Он уже слышал подобные слова. И ему нечего сказать. Виталина тяжело вздыхает.

— Предлагаю порвать наши семенные узы раз и навсегда. Я заберу Богдана, и мы покинем страну. Захочешь видеть внука, препятствовать не буду.

— Нет.

Виталина ухмыляется.

— Ну да, будет странно, если я заберу ТВОЕГО сына. — Девушка выделила это слово голосом. — Зачем ты так сделал? Зачем присвоил себе то, что никогда не будет принадлежать тебе? Зачем ты портишь жизнь еще одному ребенку? Богдан еще ребенок, мой ребенок, отец. Не твой. Никогда им не будет, сколько бы ты не называл его своим, и не выводил в свет.

— Он мой, — снова взревел мужчина.

— Нет, — спокойный ответ. — И ты прекрасно это знаешь. Ты видишь в Богдане меня, видишь в нем Анну, не так ли? Можешь не отвечать, по твоему взгляду вижу, что я права. Ты никогда не будешь счастливым, не таким способом. Отнимая счастья у других. Давай позовем мальчика и попросим выбрать его с кем он хочет остаться. С тобой со своим ненастоящим отцом или со мной с чужим человеком, с так называемой сестрой. — В глазах отца пробежала тень страха. — И ты прекрасно знаешь, что мальчик пойдет за мной, потому что твоя любовь убивает все чувства.

— Останови машину! — Рявкнул отец.

Автомобиль остановился.

— Убирайся!

Девушка открыла машину, снова посмотрела на отца.

— Я сделаю все невозможное, что бы отнять у тебя своего ребенка. И это не моя гордыня говорит или задетые чувства. Это тебе говорит сердце матери. Я уничтожу тебя в отместку за маму, за мою растоптанную жизнь, ради счастья своего ребенка.

Она вышла с горящим решительным взглядом, который до ужаса напугал взрослого мужчину, бизнесмена, держащего конкурентов в страхе. Он ошибался, говоря, что Виталина похожа на свою мать. Она намного сильнее, уверенней и опасней.

Рыжеволосая была довольна собой. Она не испугалась, не дрогнула и позволила отцу подавить ее волю. Девушка выключила диктофон, который успела незаметно включить, когда села в машину. Довольная собой, вызвала такси и поехала в квартиру бармена.