Меня охватывает паника. Я не должна так себя чувствовать. Он безопасен.

— На улице холодно. Я могу добраться домой сама.

Николас сканирует мое лицо, останавливаясь на моих припухших от поцелуев губах.

— Доверие — это улица с двусторонним движением, София.

Знаю, что это так. Последние несколько недель я повторяла себе это снова и снова. Николас разрушил мое доверие к нему, и до сих пор продолжает работать над тем, чтобы восстановить его.

— Я доверяю тебе.

— У тебя есть соседка по комнате? — он прислоняется бедром к стойке в ванной.

— Нет, — быстро отвечаю я, поигрывая поясом белого халата, в который он завернул меня после того, как я вышла в прохладную ванную после горячего душа. — Я живу одна.

— Ты ведь живешь не на работе, не так ли?

— Иногда мне так кажется, — говорю я, чтобы избежать того, что следовало бы сказать. — У меня есть квартира. На самом деле она принадлежит Кейденс. Я была ее соседкой по комнате до того, как она переехала к Тайлеру.

— Ты что, барахольшица? — в его тоне слышится веселье. Я знаю, он пытается поднять настроение, но это не помогает. — Если я зайду, то увижу сотни пустых контейнеров для еды на вынос, занимающих каждый сантиметр свободного пространства?

— Такое бывает только по вечерам, когда мы с Кейденс смотрим «Нетфликс».

— Скажи мне, почему, София, — Николас подходит ко мне. — Скажи мне, почему я не могу прийти к тебе домой.

— Я не хочу обсуждать это в ванной, — отвечаю я. — Тем более, уже поздно. Нам следует поговорить об этом в другой раз.

Он тянется к моей руке.

— Пойдем со мной.

У меня нет выбора. Я молча следую за ним, и все это время мое сердце колотится так сильно, что кажется, будто моя грудная клетка вот-вот расколется.

Николас останавливается, когда мы подходим к скамье у пианино.

— Садись.

Я так и делаю. Опускаюсь на скамью, аккуратно подоткнув длинный халат вокруг ног. Мужчина тянет стул к пианино по полу, пока тот не оказывается прямо передо мной. Когда он садится, его колени касаются моих.

— Я хочу понять причину твоих колебаний, — он сжимает обе мои руки своими. — Доверься мне настолько, чтобы рассказать, что происходит.

Кейденс — единственный человек в Нью-Йорке, который знает. Я думала, что смогу оставить свое прошлое во Флориде, но оказалось, что это невозможно.

— Ты помнишь тот звонок, на который я ответила, когда мы были в отеле?

Он быстро кивает.

— В тот день, когда мы поднялись в номер миссис Фостер и съели фантастический бургер за ее копейки?

— Да, — я опускаю глаза на наши руки.

— Кто звонил?

— Юрист, — мои руки начинают дрожать, но он успокаивает их. Большими пальцами Николас чертит маленькие круги на моих ладонях.

— Твой адвокат? — его голос такой же нежный, как и его прикосновение. Он подталкивает меня к признанию. Он этого заслуживает. Я продолжала мысленно оправдываться, что была права, не разделяя с ним эту часть своей жизни после того, что произошло между нами в «Гибискусе». Я использовала его ошибку, чтобы скрыть свой секрет. Это было неправильно. Теперь я это понимаю. Николас хочет заботиться обо мне, но не сможет в полной мере сделать это, если не поймет моих колебаний пригласить его к себе.

— Нет, — я пропускаю объяснение того, кем была та женщина, которая позвонила мне той ночью. — Кое-что случилось, когда я жила во Флориде. Мне нужно рассказать тебе об этом.

Мы встречаемся взглядами. Я вижу в его глазах понимание. Я уверена, что он видит мое нежелание это делать.

— Соберись, возьми столько времени, сколько тебе нужно. Я никуда не собираюсь уходить.

Я хочу уйти. Хочу сбежать и притвориться, что все случившееся было дурным сном. Я не хочу, чтобы он смотрел на меня иначе, чем до этого момента. Не хочу, чтобы его прикосновения становились робкими и настороженными из-за страха, что я прогнусь от боли своего прошлого.

— Это было очень давно. Это случилось еще во Флориде.

Николас не вздрагивает. Заявление настолько глобальное, что я ожидала, что за ним последует поток вопросов.

— Это было на моем первом курсе обучения в колледже. Я хотела получить жизненный опыт, поэтому сняла квартиру за пределами кампуса.

— Я могу это понять.

Мы смотрим друг другу в глаза.

— Я встречалась с мужчиной. Парнем, точнее. Мы были одного возраста.

Николас сжимает челюсть.

— Он причинил тебе боль?

На этот вопрос трудно ответить. Франко никогда не поднимал на меня руку. Он был добрее всех, кого я когда-либо встречала, но это не значит, что он не был опасен.

— Я рассталась с ним после того, как мы переспали несколько раз. Это было нехорошо. Я ничего не чувствовала к нему, и этот опыт оставил во мне столько сожалений.

— Он воспринял это не очень хорошо?

Я качаю головой.

— Он был зол, печален — вся гамма эмоций, которые приходят при плохом расставании. После этого он несколько месяцев пытался вернуть меня обратно.

— Но ты все же держалась стойко? — Николас проводит рукой по своей обнаженной груди. Это необдуманный жест с его стороны, но что-то будоражит во мне. Мужчина мускулистый и крепкий. Он, вероятно, мог бы забить Франко почти до смерти голыми руками.

Я отмахиваюсь от этой мысли.

— Я не хотела быть с ним. Я повторяла ему это снова и снова, но он не оставлял меня в покое. Он следовал за мной повсюду, присылал мне цветы и подарки. Даже появился в доме моих родителей в смокинге и попросил у них разрешения жениться на мне.

— Похоже, он неуравновешен, — Николас делает глубокий вдох. — Ты говорила о нем с полицией?

— Десятки раз, — я потираю висок. — Я получала столько много запретительных ордеров, что сбилась со счета. Его арестовывали столько же раз.

— Он преследовал тебя, — это четкое заявление. — Какой придурок.

— В конце концов он попал в тюрьму. Это не имело ко мне никакого отношения. Он был осужден за уклонение от уплаты налогов, — я вздыхаю, желая, чтобы на этом история закончилась. — Он вышел досрочно несколько месяцев назад.

— Он пытался с тобой связаться?

Я киваю.

— Однажды я видела его на тротуаре возле «Фостер Энтерпрайзиз». Я побежала к охраннику, который всегда находится в вестибюле, а Франко исчез за углом. Тогда я позвонила в полицию.

— Значит, у тебя есть запретительный ордер? Он действителен в Нью-Йорке?

Я провожу рукой по лицу.

— Да, и сейчас он вернулся во Флориду.

— Как ты можешь быть в этом уверена? — Николас постукивает пальцами по моему колену. — У тебя есть кто-нибудь, кто следит за ним?

— Мой папа, — хихикаю я. — Мой отец знает, где работает Франко. Он присматривает за этим местом и дает мне знать, когда его нет поблизости.

— Я могу поручить кому-нибудь охранять тебя, София. Если понадобится, я смогу сам это сделать. Не хочу, чтобы этот парень снова оказался вблизи тебя.

Я должна сказать ему, что чертовски сомневаюсь, что Франко когда-нибудь поднимет на меня руку, но невозможно предсказать, что сделает человек, который эмоционально нестабилен.

— Я в порядке. Пока знаю, где он, я чувствую себя в безопасности.

— Он знает, что ты работаешь в «Фостер», — тихо говорит Николас. — Этот ублюдок знает, где ты живешь?

Я делаю глубокий вдох. Вот оно.

— Нет. Только пара людей знает, где я на самом деле живу, и я хочу, чтобы ты был одним из них.

Николас

Если бы мне дали шанс, я бы нашел сукина сына, который вселил этот страх в Софию, и я бы украл у него жизнь. Если не считать этого, я бы попросил своего адвоката выдвинуть какое-нибудь обвинение, которое отправило бы его задницу обратно в тюрьму навсегда.

— Когда я впервые приехала в Нью-Йорк, то остановилась в захудалом мотеле в Квинсе, — она слегка двигает ногами, заставляя свою попку ерзать на стуле. — После того, как я переехала к Кейденс, спросила женщину, которой принадлежал мотель, могу ли по-прежнему использовать его в качестве почтового адреса. Она сказала, что это не будет проблемой, если буду давать ей двадцать долларов каждый месяц, что я и делаю. Когда мне приходит письмо, она звонит мне, и я иду туда, чтобы забрать его.