Я оглядываю почти пустой бар.

— Я и не знала, что вы здесь подаете еду.

— Нет, но я держу буханку хлеба, упаковку ветчины и банку лучшей горчицы в штате в холодильнике.

— Звучит восхитительно, — искренне говорю я. — Но я поела дома, так что в другой раз.

— Договорились, — она опускает взгляд на стакан, стоящий перед Николасом. — Могу я налить тебе еще?

— Не сейчас, — он бросает на нее взгляд. — Мы собираемся немного поговорить.

— Просто дай знак, когда будешь готов.

Я смотрю, как она уходит, остро ощущая, что Николас пристально наблюдает за мной. Сегодня на мне нет ни капли косметики. Я поздно вернулась домой с работы, и у меня было время только на то, чтобы съесть яблоко и принять душ. Я высушила волосы, натянула черный комбинезон и ботинки, затем выскочила за дверь.

— Я опаздывала, — я провожу пальцами по губам. — Обычно я никогда не выхожу из дома без макияжа.

— Тебе следует чаще это делать. Ты выглядишь сногсшибательно.

Я хочу сказать ему, что он тоже великолепен. Так и есть. На нем толстый свитер угольного цвета и джинсы. Его волосы отрасли после последней стрижки и сегодня вечером он в очках.

— Как дела на работе?

Николас приподнимает брови в ответ на мой общий вопрос.

— Хорошо. Я работаю над новым проектом и подготавливаю все к выпуску «Причина действия».

— Это заставляет тебя нервничать? — я пробую вино. Оно не такое уж плохое. — Выпуск новой книги вызывает у тебя беспокойство?

— Всегда, — он проводит подушечкой большого пальца по краю своего стакана. — Я раскрываю частичку себя. С этим связана уязвимость.

— Я понимаю. То же самое касается и моего дизайна одежды.

— Я встречался с Гейбом, чтобы пропустить по паре стаканчиков в субботу вечером. Он сказал мне, что ты преуспеваешь в «Элла Кара».

— Ты встречался с Габриэлем, чтобы выпить? — я даже не пытаюсь скрыть своего удивления. — С каких это пор вы двое общаетесь?

Он опускает голову.

— С тех пор, как я сказал ему, что он может звонить мне, когда захочет.

— Это, возможно, было ошибкой.

Он смотрит на меня через стол.

— Возможно, так оно и было. Но если это так, я могу с этим смириться. Не могу жить с тем, как поступил с тобой, София. Я хочу загладить свою вину перед тобой. Скажи мне, как.

Николас

Я перестаю дышать, когда вижу это в ее глазах. Боль. Ясная и честная боль, причиненная мной. Я так чертовски зол на себя за то, что с ней сделал.

— На днях я разговаривала со своей подругой Кейденс о прощении.

Прости мои грехи, София. Пожалуйста, прости меня, черт возьми.

— Тебе это помогло? — я задерживаю дыхание после того, как спрашиваю. Молю Бога, чтобы ее подруга не была одной из тех женщин, которые винят мужчину в проступках до тех пор, пока его сердце не перестанет биться. Если мне придется ходить по этой Земле следующие шестьдесят лет, зная, что София где-то там, а не рядом со мной, я буду мертв внутри.

— Разговоры с ней всегда помогают мне, — ей удается слегка улыбнуться. — Она очень разумная.

— Что она сказала о прощении?

София крепче сжимает бокал с вином.

— Она сказала, что я простила тебя еще несколько недель назад. И она права.

— Правда? — хрипло спрашиваю я.

— Если бы я увидела некоторые из своих дизайнов на подиуме на Неделе Моды, я бы сошла с ума, — ее голос ровный и размеренный. — Я бы дважды подумала, прежде чем обвинять в случившемся своего любовника, но, возможно, это только у меня так.

— Ты больше, чем моя любовница, — ненавязчиво поправляю я ее. — То, что между нами — это нечто большее.

— Если ты мне не доверяешь, то между нами ничего не может быть.

Мой желудок сжимается. Она права. Отношения не могут существовать без доверия.

— Я доверяю тебе. Доверяю тебе больше, чем кому-либо другому в моей жизни.

— Ты доверяешь мне достаточно, чтобы поговорить о своих чувствах? — она изучает мое лицо. — Ты не можешь снова так набрасываться на меня, Николас. Если ты это сделаешь, я не думаю, что смогу простить тебя во второй раз.

— Я бы не хотел, сделать что-то, за что ты прощала бы меня снова, — я делаю глубокий вдох. — Я не сделаю тебе больно, София. Если ты дашь мне еще один шанс, я все сделаю правильно. Я не собираюсь все портить.

— Ты причинил мне такую сильную боль, — она щиплет себя за переносицу. — Я пообещала себе, что не буду плакать из-за этого. И сдержала свое обещание, но я так зла на тебя за то, как ты со мной поступил.

— Ты и должна быть чертовски зла, — я тянусь через стол к ее руке, но останавливаю себя. — Мне нужно знать, что я заставил тебя чувствовать. Я хочу услышать все это. Я хочу, чтобы ты заплакала. Мне нужно, чтобы ты накричала на меня, если это поможет, и хочу, чтобы ты напоминала мне каждый божий день, как мне чертовски повезло, что я знаю тебя.

— Возможно, мне придется поговорить об этом через неделю, или две, или, может быть, через год.

Через год? Ее взгляд устремлен в будущее.

— Всякий раз, когда ты почувствуешь необходимость поговорить об этом, скажи мне. Я брошу все, что делаю, и буду рядом с тобой.

Она делает еще глоток вина, слегка морща нос, когда глотает.

— Я не обещаю тебе вечности. Мы не будем торопиться и посмотрим, к чему это приведет.

— Я согласен на все, что ты готова мне дать, — я делаю паузу. — Я хочу быть с тобой. Ты устанавливаешь правила. Я последую им. Все, что тебе от меня нужно — твое.

— Доверие, — она берет меня за руку и переплетает наши пальцы. — Если ты мне не доверяешь, нам не на что опираться.

Я опускаю взгляд на наши руки.

— У тебя есть это и даже больше.

— Могу я снова увидеть тебя на этой неделе? — спрашиваю я девушку, когда мы стоим на тротуаре возле бара «Бартлетт». Еще рано. Только девять часов, и будь моя воля, я бы забрал Софию с собой домой, но для этого еще слишком рано.

Ее рот кривится в усмешке.

— Опять здесь или где-нибудь еще?

— Ты хочешь один из сэндвичей с ветчиной Ширли, не так ли? — сухо спрашиваю я. — Я съел один, София. Я говорю тебе сейчас — держись подальше от этого дерьма.

Она большим пальцем указывает себе за спину, на дверь в бар.

— Сердце Ширли разорвалось бы надвое, если бы она услышала, что ты так говоришь.

— Ты права, — соглашаюсь я, поправляя очки на носу. — Я тоже прав. Ты не сможешь съесть ни одного из этих бутербродов. Я тебе не позволю.

— Ты мне не позволишь? — она бросает мне вызов, изогнув правую бровь. — Это что, вызов?

— Нет, это мой гражданский долг, предупредить тебя. Я почти уверен, что получил пищевое отравление, когда ел его в последний раз.

София драматично вздыхает.

— Все не может быть так плохо. По-моему, ты прекрасно выглядишь.

— По-твоему, я хорошо выгляжу? — я подчеркиваю слово «хорошо». — Ты думаешь, я горячая штучка, не так ли?

— С тобой все в порядке, — она скользит взглядом вниз по улице, на встречный транспорт. — Я могу увидеться с тобой в четверг вечером, если тебя это устроит.

Любая гребаная минута любого дня подходит мне.

— Я свободен.

— Чем ты хочешь заняться?

Трахать тебя до потери сознания. Слушать, как ты играешь на пианино. Любить тебя.

Я не говорю ничего из этого вслух.

— Скажи мне хоть что-нибудь, что ты всегда хотела сделать в Нью-Йорке и чего еще никогда не делала.

София изучает мои глаза, как будто что-то ищет там.

— Ты обещаешь, что не будешь смеяться, когда я тебе расскажу?

Я поднимаю руку в воздух.

— Слово скаута.

— Ты никогда не был бойскаутом, Николас.

— Это не имеет значения. Скажи мне, София. Позволь мне подарить тебе опыт, которого у тебя никогда раньше не было.

Она прикусывает губу, чтобы сдержать улыбку.

— Я хочу поплавать на пароме до Стейтен-Айленда.

— Считай сделано.