Когда государственная власть стала исключительной прерогативой Пястов, у этих князей осталось предание об их благородном происхождении. Король охотно принимал их при своем дворе, поскольку они добавляли ему блеска, он назначал их на высокие должности, дарил им земли и военнопленных, но исключительных прав и привилегий не давал. При этом любые поползновения с их стороны, могущие стать опасностью для целости государства, карались с беспримерной суровостью.

Какими бы могущественными и влиятельными эти составлявшие шляхту князья ни были, они не могли соперничать с властью монарха, правившего огромным государством. И хотя они и создавали собственные дворы, и формировали из своих подданных свои придворные рыцарские дружины, все это было лишь бледным подобием двора монарха, являвшегося центром всей народной жизни, к которому поневоле тянулись и сами эти князья.

Кроме военной дружины, бывшей в каком-то роде гвардией, двор монарха состоял из чиновников и огромного числа слуг. Среди придворных чинов, к которым принадлежали подчаший (дворецкий), стольник (дапифер), мечник (энсифер) и хорунжий (вексилифер), особое место занимал воевода (палатинус или царедворец)¹⁰⁵, исполнявший роль заместителя королевской особы как в мирное, так и в военное время. Помимо них среди этого круга лиц выделялись: казначей (тезаурус), имевший под своим началом всех казначейских чиновников, канцлер (канцеляриус), заведовавший королевской канцелярией и готовивший все тогда еще редкие королевские послания, а также помогавший королю в дипломатических вопросах, и, наконец, коморники (камерарии), разносившие приказы и судебные повестки. Кроме того, при дворе Болеслава существовал личный совет короля, состоявший, по сведениям Галла, из двенадцати личных друзей Болеслава, с которыми он не расставался и постоянно советовался по всем важным вопросам.

Вся эта иерархия придворных чиновников, однако, не имела никакой самостоятельности. Всем, как во дворце, так и во всем государстве, распоряжался правитель. Все вопросы находились под непосредственным наблюдением короля – он лично отдавал все указания, предводительствовал на войне, сам чинил суд и расправу. Однако правитель не мог выпускать никаких уставов и издавать общих распоряжений, поскольку никто из его подданных, за исключением духовенства, не смог бы прочитать их. Поэтому даже самые незначительные дела, задуманные правителем, совершались по предначертанному им плану, под его собственным руководством и наблюдением.

Король был живым источником права, хотя, впрочем, все опиралось на вековые обычаи. Поэтому король со своим двором никогда долго не засиживался на одном месте и постоянно объезжал все свои земли. Он узнавал нужды своего народа, награждал и наказывал чиновников, поддерживая при помощи дружины авторитет своей власти, и везде, где останавливался, созывал население, производя суд и расправу.

Оттого в тогдашней Польше не было собственно никакой постоянной королевской резиденции – столицы. При этом несколько королевских гродов, каковыми являлись Познань, Краков, Плоцк и Вроцлав, имели более значительный вес в польском государстве. Здесь король чаще останавливался и задерживался. Их стены были лучше укреплены, а гарнизоны – наиболее многочисленны. В них накапливалось наибольшее количество запасов, а вокруг проживало и трудилось самое многочисленное ремесленное население.

В судебных делах король придерживался старинных обычаев, а потому и сам судебный процесс проходил по древним правилам и основывался на испытании железом, на поединке и клятвенных заверениях. При этом сохранялись прежние формы договоров, за голову убитого, за нанесение ран и за различные убытки по-прежнему полагалось взыскание с виновника денежного возмещения. Однако старый порядок в тех пунктах, где требовались реформы, должен был уступить место новому. К тому же король стоял выше старинных судебных норм, и поэтому каждый его приговор, каждый указ создавал новое право.

В результате со временем развилось королевское право, дополнившее прежнее племенное право, основывавшееся на племенных обычаях и правилах в уголовной сфере. Нарушитель королевского указа или запрета, например человек, совершивший разбой на общественной дороге, оскорбивший духовное лицо или чиновника и т. п., должен был заплатить королевский штраф, называвшийся «семидесяткой». Причем если виновник не мог уплатить его, то он обращался в рабство. За тяжкие преступления, прежде всего политические, полагалась смертная казнь или калечение. Дела по всем преступлениям такого рода вел либо сам король, либо его наместники по собственной инициативе, не дожидаясь жалобы со стороны пострадавшего. При этом если не удавалось установить личность преступника, то за его деяние отвечало все население «ополя», в котором преступление было совершено.

Впрочем, весь народ в глазах монарха выглядел как одна семья. Народ же, в свою очередь, признавал его своим отцом и опекуном и, как своему патриарху, оказывал ему безусловное доверие, слепо повинуясь его приказам. Поэтому правители и могли устроить не только государство, но и всю социальную и экономическую систему по своему усмотрению, поэтому они и могли пойти настолько далеко, что навязали языческому населению новую религию – христианство.

Вследствие этого и мы с полным правом можем назвать первоначальную Польшу патриархальным государством. Ведь король порол в бане преступников из знатных родов, «как отец своих детей», о чем можно прочитать в хронике Галла.

Одновременно при рассмотрении первоначального устройства польского государства следует признать, что оно было прекрасно приспособлено к тогдашним условиям народного быта и вполне отвечало требованиям своего времени. Польские племена являлись еще незрелыми, а сами люди напоминали своим поведением малолетних детей. Они еще не были в состоянии проявлять собственную инициативу и нуждались в сильной отцовской власти и отцовском воспитании. К счастью, в лице Мешко и Болеслава Храброго эти племена нашли таких отцов – любящих, сильных духом и богатых энергией. Всего за какие-то восемьдесят лет из диких, языческих, варварских скопищ людей они создали христианский народ, стремившийся посредством усиленного труда достичь все более совершенного развития.

Потомки сохранили о них благодарную память. Ведь не прошло и ста лет, как образы Мешко и его великого сына Болеслава в представлении народа приобрели черты легендарных исполинов. В таком же духе их изображал и первый польский летописец Галл в начале XII века.

Состояние Польши под управлением первых двух королей представлялось потомкам каким-то недостижимым золотым веком. Однако, отдавая должное заслугам первых наших монархов, мы не должны ни на минуту забывать о том, что во время их правления народ делал только первые шаги на пути своего развития.

Польша была еще очень мало населена. Государство, насчитывавшее приблизительно миллион с небольшим жителей, разбросанных на огромном пространстве, не могло успешно бороться с препятствиями, какие воздвигала на пути его экономического развития дикая и необузданная человеческая природа на чрезвычайно обширной территории. О богатстве и благосостоянии в тогдашней Польше не могло быть и речи. Конечно, двор правителя отличался большим искусственным блеском, но народная масса по сравнению с более поздними временами, хотя бы даже с временами Болеслава III Кривоустого, была очень бедна. Общество, не имевшее, за исключением немногочисленной шляхты – князей, частной собственности на землю, не организовавшееся еще в самоуправляемые гмины, было лишено всякой самостоятельности по отношению к правителю и представляло собой удобную почву для развития могущественной монархической власти. Однако, несмотря на управление такого гениального самодержца, как Болеслав, когда дисциплина и слепое повиновение заменяли в этом обществе численность и силу, оно не давало никакой гарантии прочности своего существования в будущем.

Политические и судебные учреждения первоначального польского государства были скопированы с древних франкских учреждений периода правления династий Меровингов и Каролингов (450–987), которые лучше всего сохранились в германских марках, основанных на западных окраинах территорий проживания славян. Воюя главным образом с немецкими маркграфами, польские князья изучили организацию их марок и ввели ее в своем обширном государстве. Придав ей народный и патриархальный характер, они сделали ее более упругой и сильной. Однако тогдашней Польше явно не хватало непосредственной связи с центром цивилизации тех времен – с романскими странами, от которых ее отделяли территории немцев и венгров.