Он заглянул в комнату – Татьяна лежала на диване спиной к экрану. Если бы не телефон в руках и палец, которым она листала фотографии, ее можно было бы перепутать с куклой. Большой сломанной куклой.

– Ну что ты все в телефоне… – произнес Вадим, отчаянно чувствуя свою полную беспомощность и неспособность хоть что-то изменить. Вспомнился колледж – яркая картинка, жизнь, устремленная в будущее. А у них этого будущего не было. Ничего у них больше не было, и он один был в этом виноват.

Не догонишь. Не исправишь. Так и будет гнить под слоями сочувствий, сожалений, проклятий.

Так душа и сгниет.

– Я сейчас переоденусь и в Велецк, – сказал Вадим, нырнул в шкаф и вынул свежую футболку. – Буду поздно, надо паренька допросить. Пока то да се…

– Ага, вали, – голос Татьяны был безжизненным и холодным, так могла бы говорить пустота. – Ты когда гардину повесишь?

Не нужна была ей эта гардина – она говорила просто ради того, чтобы почувствовать себя живой.

– Да повешу я, что… Тань, прикинь, а я Роса Белецкого встретил, – сказал Вадим. Воспоминание о друге согрело его, пробилось сквозь серый туман безвременья. – Сейчас ездил в колледж, он там препод.

– Еще один алкаш в друзьях? – равнодушно осведомилась Татьяна. Ей было все равно. Вадим мог бы привести сюда всю пьянь с района, усадить за стол и надраться в лоскуты – она бы и не шевельнулась.

– Да ну ладно тебе, что ты. Мы с ним на одной лестнице жили. Он хороший, Рос… Болел только.

Вадим перевел взгляд на фотографию на комоде: он, Татьяна, Паша – отмечали день рождения, три года, и Вадим тогда сгреб в охапку тех двоих, которых любил больше жизни, и теперь эти трое казались ему незнакомцами.

Где они? Как их вернешь?

– Ладно, я поехал, – сказал он. – Может, тебе привезти что-нибудь?

– Сына мне привези, – отрывисто бросила Татьяна, не глядя в его сторону, и у Вадима почернело в глазах.

Он вышел в подъезд и некоторое время стоял, сжимая и разжимая кулак. Да, Татьяне можно было горевать, она мать. Ну а он-то? Разве он никого не потерял? Разве у него все было хорошо?

«А как же я? – подумал Вадим, запрокинув голову к грязному потолку, словно в очередной раз в неизбывном отчаянии своего горя пытался докричаться до кого-то, кто смог бы ему ответить. – Как же я?»

Он ударил кулаком по стене и побежал вниз по лестнице – быстрее, быстрее, не оглядываясь.

Собирая вещи Кати, Ростислав не забыл положить в сумку белую блузку; Катя расправила ее на вешалке и с каким-то странным чувством, что скользнуло по позвоночнику горячей каплей, подумала: к моим вещам прикасался чужой человек. Он проник в мою жизнь дальше, чем следовало.

Они теперь мастер и фамильяр. Два мага, соединенных в единую цепь.

Куда уж дальше-то проникать.

– Кать, слушай, – Дарина оторвалась от щипчиков, зеркальца и густых бровей, которые она приводила в порядок, и поинтересовалась: – А ты мне завтра свои джинсы не дашь?

– Да без проблем, – ответила Катя и, вынув джинсы с полки, положила их на кровать Дарины и спросила: – А ты мне тетрадки за прошлый курс отдашь?

Дарина расхохоталась так, что чуть было не выронила щипчики.

– Ай, хитрая какая! Правильно, так тут и надо. Отдам, конечно, не вопрос.

С улицы доносился звон гитары и песня: студенты отмечали последний день каникул, веселились, хохотали.

– Слушай, а вот эта Светлана Валерьевна… – поинтересовалась Катя. – Она Ростиславу Сергеевичу кто, девушка?

Дарина снова расхохоталась и ойкнула от выдернутого волоска.

– Не девушка. Но очень хочет. Прямо так и прыгает. Ну да ты сама вчера все видела.

Катя понимающе кивнула. О том, что они с Ростиславом стали мастером и фамильяром, все обитатели колледжа узнали через несколько минут после отбытия короля. Когда Катя и Ростислав шли по коридору к лестнице, на них сбежалась посмотреть толпа народу – Катя не запомнила ни одного лица, лишь выцепила взгляд Светланы Валерьевны: какой-то детский, обиженный.

Катя хотела сказать ей, что попала сюда не для того, чтобы крутить романы с куратором. Но Светлана Валерьевна не стала бы ее слушать. В таких ситуациях человек слушает и слышит только себя.

– А он? – спросила Катя. Пусть она не собирается заводить с Ростиславом какие-то отношения, кроме рабочих, но ей нужно знать расстановку сил.

Дарина оценивающе посмотрела в зеркало и с крайне довольным видом убрала щипчики.

– А он такой холодный, как айсберг в океане… – пропела она и осведомилась: – Ты с какой целью интересуешься?

– Да так, – неожиданно смутившись, ответила Катя. Словно ее застали за чем-то очень неправильным и грязным! – Так, просто…

– Ты лучше особо не интересуйся, – посоветовала Дарина. – Света и так тебя по пересдачам загоняет после вчерашнего. У нас в прошлом году выпустилась Алиска, суккубина. Знаешь, кто такие суккубины?

Катя неопределенно пожала плечами. Откуда бы?

– В общем, ей надо, – с выразительным взглядом объяснила Дарина. – Она не шлюха, нет, просто особенность организма, что там прямо горит все. И вот Рос Алиску даже пальцем не тронул, я не говорю про что другое. А Свете что-то вступило в голову, и она Алиску затравила. Госэкзамен еле-еле сдала.

В дверь постучали, и Катю окатило холодом, когда она подумала, что это может быть Ростислав. Но в комнату заглянул Егор, широко улыбнулся и сказал:

– Девчата, привет! Вы как насчет посидеть, отметить? Олег еще будет.

– Мы очень даже за! – воскликнула Дарина, бросив быстрый взгляд на Катю, и добавила: – Особенно если ты угощаешь.

– Не вопрос, я как раз захватил и сухого, и полусладкого, – с готовностью ответил Егор и распорядился: – Берите какую-нибудь одежду с рукавом, пойдем на нашу полянку.

Выйдя в коридор, вся компания первым делом наткнулась на Ростислава – он с угрюмым видом листал какую-то папку, и Катю вдруг встряхнуло: на мгновение она остро, почти до обморока, ощутила все его чувства. Усталость, досада, постоянная борьба и яд соблазна – все, что травило, все, что жгло его душу, рухнуло на Катю, смяло ее и выбросило прочь.

Она обрадовалась тому, что это длилось так недолго – будь иначе, Катя бы точно не удержалась на ногах.

Егор сразу же вытянулся по струнке, и по дурашливой улыбке, заплясавшей у него по лицу, было ясно, что он что-то затеял. Не глядя на него, Ростислав равнодушно осведомился:

– Москвин, я тебе что говорил? Помойку в комнате…

– Не разводить! – лихо откликнулся Егор. «Лихой и придурковатый», – подумала Катя, Дарина не сдержалась и хихикнула.

– Бордель в комнате… – спросил Ростислав, не отрываясь от своей папки.

– Не устраивать!

– В лес за оранжереями…

– Ни ногой, – хмуро отозвался Егор и заныл: – Ну Ростислав Сергеевич!

– Вот и все, – ответил Ростислав тем тоном, услышав который, никто не решается с ним спорить. – Москвин, Волянчак – кругом марш.

Егор и Дарина хмуро развернулись и пошли обратно в комнату. Катя потянулась было за ними, но Ростислав придержал ее за локоть:

– Кравцова, стоять. Я с тобой вчера не договорил.

Дарина обернулась, одарила Катю очень выразительным взглядом, словно хотела сказать, что именно этого они и ожидали. Должно быть, фамильяр не принадлежит себе. Он делает то, что от него потребует мастер – и тогда, когда мастер сочтет нужным.

Хлопнула дверь в комнату, и возле лица Кати вдруг проплыла огненная рыбка, заплескалась в невидимой воде, забила хвостом, рассыпая пестрые искры. Это было настолько красиво и трогательно, что Катя ойкнула и невольно улыбнулась.

Она успела убедиться, что мир магии гадок и грязен. Но и в нем было красивое, доброе и чистое. В нем было то, что Кате хотелось удержать.

– Это тебе от молодого человека привет, – усмехнулся Ростислав. – Нравишься ты ему. Ну-ка, посмотри на меня.

Катя послушно посмотрела ему в глаза, и мир дрогнул. Потекли прочь звуки и краски, все сделалось черно-белым, глухим, неживым. Последний день лета, который пах сладкими яблоками и опавшей листвой, рухнул в январь – ледяной, мертвый, страшный. Катя ощутила прикосновение снежинок к лицу, рот наполнился густым соком старых ягод, и ее повело в сторону.