– У нас есть отделение перевода, будешь учиться там, – сообщил Ростислав, и Катю снова охватило привычной уже жутью. Отделение перевода. В колледже для волшебников. Там, где есть класс направленного магического воздействия и монстры в коридорах.
Бред. Безумие. И она варилась в самом центре этого котла.
Навстречу им поднималась молодая женщина, очень красивая натуральная блондинка с учебниками в руках. Во взгляде, направленном на Ростислава, вспыхнуло тепло и надежда, за которыми Катя заметила боязнь, показавшуюся ей привычной. «Страх отказа», – непонятно, почему подумала Катя. Ростислав отделался небрежным кивком, и Катя почувствовала, как в незнакомке запульсировала ревнивая обида.
– Светлана Валерьевна, кстати, будет у тебя вести русский, – заметил Ростислав, когда они спустились на первый этаж. Здесь пахло уже не краской, а гарью.
– Ладно, – ответила Катя. – У меня ведь все равно нет выбора.
Ростислав остановился с таким видом, словно что-то попало ему в ботинок.
– Ну как же? – улыбнулся он. – Есть. Можно вернуться домой и умереть без регистрации. Твои новые знакомые тебе это с удовольствием обеспечат.
– Вы не понимаете, – сказала Катя, глядя ему в лицо. Был ли он когда-нибудь человеком, или магия была с ним с самого начала, и Ростислав теперь не догадывается, как может быть по-другому? Она не знала. Ей было страшно.
– Что я не понимаю?
– Я сегодня пошла гулять на набережную, – сказала Катя: медленно, словно это могло ей помочь как-то достучаться до Ростислава. – Обычным человеком. А сейчас я ведьма в колледже для ведьм, и сюда меня притащили через зеркало от людей, которые на самом деле не люди, а дохлые собаки… ой!
Долговязый парень, который обогнал Катю и Ростислава, внезапно окутался облаками и расплескался по мрамору пола голубыми каплями. Взвизгнув, Катя отпрыгнула за спину Ростислава и снова вцепилась в его пиджак. Ростислав склонился над лужей, усмехнулся и покачал головой.
– Егор! Хватит перед девками румяными выделываться! Вставай уже.
Над коридором поплыл туман, и вскоре Егор уже стоял перед Ростиславом и Катей, сияя такой улыбкой, что Катя невольно улыбнулась в ответ.
– А я что, Ростислав Сергеевич? – сказал он, и Кате захотелось нарисовать его – такого светлого, хорошего, обаятельного. Люди с такими яркими глазами никогда не бывают подлецами и мерзавцами, и от этого Кате сделалось легче. В отвратительном и жестоком мире магии были те, на кого она могла бы опереться. – Смотрю, у вас девушка грустит, решил приободрить!
– Это ваша бригада там уже успела отличиться? – спросил Ростислав, и улыбка Егора поблекла. Парень прижал руку к груди и воскликнул:
– Ростислав Сергеевич! Оно само!
Глава 2
По первому этажу несло гарью.
Ростислав примерно представлял, что именно горело, и удовлетворенно кивнул, увидев в центре вестибюля почерневший портрет в тяжелой золоченой раме. В человеке на нем с трудом угадывался Илья Выгоцкий. Катя вздрогнула, дотронулась до руки Ростислава и тотчас же отдернула пальцы. Неудивительно, что она тряслась от страха, после такого-то знакомства с королем.
Подсобный рабочий пронес лестницу. Чуть поодаль Ростислав увидел компанию ребят и девушек, понуро смотревших на портрет в ожидании трепки.
– …Не, ну ты гля! Ростик опять мультики смотрит!
Со стороны это, конечно, выглядело смешно и нелепо: Ростислав, который что-то делал, вдруг замирал, словно всем телом натыкался на невидимую преграду, и его взгляд стекленел и наполнялся тоскливой мутью.
– Завис, дебил?
Ростислав застыл возле стола с подносом в руках. Тарелка борща, стакан компота, ложка – все отплясывало на подносе, рвалось сбежать. Та огненная тьма, что сейчас поднималась в душе Ростислава, пыталась вырваться, освободиться, испепелить. Она дышала и жила.
Дракон ворочался в нем, раскрывая тонкие крылья. Ростислав сжал челюсти до хруста: огонь надо было удержать. Задавить в себе любой ценой, вернуть на место, не позволить дракону подняться над больницей во весь рост.
Однажды он уже вырвался. Ничем хорошим это не кончилось. Что там осталось от его школы? Пепел, головешки, обугленные человеческие кости, ненависть, которую Ростислав ощущал каждую минуту своей никчемной жизни…
– Что встал, урод? – санитар толкнул его в плечо, и Ростислав не удержал подноса. Борщевая волна взметнулась вперед и вверх, стакан полетел за волокнами капусты и свеклы, и Ростислав ожил, дернулся к санитару с такой ненавистью, что тот отшатнулся – а потом ударил в лицо, и нос захрустел, взрываясь пламенем и болью…
Ростислав прикрыл глаза. Открыл. Больница исчезла, перед ним снова был колледж, сгоревший портрет короля и хмурая стайка ребят, которых он курировал, которых своими руками выдирал из челюстей гнилых гончих. Катя рядом с ним смотрела испуганно, но за испугом уже дымилось любопытство. Правильная девочка, хорошая – боится, но хочет узнавать. И адаптируется быстрее, чем остальные.
– Ну что, – вздохнул Ростислав. – Кто именно отличился?
Из компании вышел Олег – непривычно угрюмый, обычно от низкорослого пухляша так и плескало весельем и жизнерадостностью. Ростислав понимающе кивнул, улыбнулся, и парень посмотрел на него чуть ли не с испугом.
– Ты меня порадовал, вот искренне тебе говорю, – признался Ростислав и, обернувшись к портрету Выгоцкого, сказал: – Так ему и надо.
И напряжение исчезло, будто его смыло потоком воды – ребята подошли к Ростиславу, заулыбались, начали о чем-то говорить все вместе. Он с каким-то привычным уже удивлением понял, что они его любят и соскучились по нему за лето – и признался, что тоже скучал по ним. Катя стояла чуть в стороне, и Ростислав видел, что она чувствует себя неловкой и чужой. Неудивительно.
Из общего гомона вырвались слова «…обещали боевку показывать», и Ростислав спросил:
– Это кто там воевать собирается?
Дарина Волянчак с белозубой улыбкой подняла руку.
– Я, Ростислав Сергеевич! – весело сообщила она. – Коменда сказала, ко мне новенькую будут подселять, придется отбиваться.
Катя нервно закусила костяшку указательного пальца. Ростислав приобнял девушку за плечи, подтолкнул к остальным студентам и довольно заметил, что на нее смотрят с доброжелательным любопытством. Вот и хорошо. Освоится, найдет друзей…
По пальцам пробежал ток. Ростислав нахмурился, подумал, что сейчас снова может влипнуть в ледяную паутину своего безумия – но удержался.
Тихая, но очень настойчивая мысль била его в висок, как птенец – скорлупу яйца. Ростислав пытался поймать ее за хвост и не мог.
Надо было выйти на воздух. Сегодняшний день выдался трудным.
– Вот тебе твоя новенькая, любуйся, – произнес Ростислав. – Сильно не воюй, она и так всего боится… Ладно. Если хотите, можем прямо сейчас пойти на полигон. Чует мое сердце, потом все могут запретить.
Ребята с веселым гомоном подались к выходу. Рабочий забрался на лестницу и стал снимать обгорелый портрет короля. Интересно, видел ли Выгоцкий, как поступили с его портретом? Он ведь все всегда видит, наше королевское величество. И никогда ничего не прощает.
На полигон – большое футбольное поле – Ростислав пришел последним. На свежем воздухе ему действительно стало легче, хотя несколько минут он шел, почти не чувствуя под собой земли. Дарина на правах соседки сразу же взялась опекать новенькую – девушки шли, ведя какую-то доброжелательную беседу, но Ростислав не слышал, о чем они говорят.
– …да вот он, убогий! Опять видит больше, чем показывают.
Ростислав сидел у зарешеченного окна в комнате отдыха, слепо смотрел, как облетают кленовые листья. Шел дождь. Осень была темной, бесконечной. Огонь в его груди еле тлел; Ростислав давил крошечный язычок пламени усилием воли, но он все не уходил до конца. Это вызывало боль в затылке, уже привычную.
Ему казалось, что если огонь исчезнет, то все наконец-то будет нормально, и сам он станет нормальным.