В начале 1930-х гг. в Северной Осетии широкое распространение получила практика выселения из жилья лишенных избирательных прав священнослужителей. В 1931 г. были выселены православные священники Харченко и Никольский[352]. Еще в 1929 г. начались увольнения с работы в советских учреждениях Северной Осетии представителей духовенства и их детей. В 1929–1930 гг. были уволены 25 бывших и действующих священнослужителей, из них двое – в Дзауджикаусском (Владикавказском) округе[353].
В 1930-е гг. в противовес практике 20-х гг. началось массовое пресечение попыток примирения религиозной и коммунистической идеологии, придания религии патриотических форм, а также национальной окраски. Подобного рода стремления религиозных организаций были направлены на сохранение, так как Церковь была готова жертвовать своими личными амбициями ради продолжения хотя бы полноценной богослужебной жизни, которая тоже во многих случаях начала пресекаться административными и репрессивными мерами местных органов советской власти и подотчетных им общественных учреждений. Были уничтожены как организация Грузинская Православная Церковь в Северной Осетии, а также осетинские православные общины. Практически не делалось различий между канонической Патриаршей Православной Церковью и обновленческой, а все просоветские теоретические и идеологические построения последней, а также клятвенные заверения в лояльности советской власти и рабоче-крестьянском происхождении обновленчества воспринимались исключительно как конформистская деятельность с целью сохранения. Особенно жестко пресекались попытки использования международных связей, а также игра на повсеместном распространении тех или иных религиозных организаций[354].
Противостояние обновленцев и «староцерковников», а также политика закрытия приходов, проходили в условиях многократно возросшей антицерковной агиткампании. Более активную позицию занял «Союз воинствующих безбожников». С 15 мая по 15 июня 1935 г. прошли городские, районные и областные конференции СВБ, а 20 июня 1935 г. -1 краевой съезд, на которых были консолидированы усилия ячеек[355]. Председателем крайсовета СВБ было решено назначить И.М. Поташмана. В Северной Осетии в 1934 г. для усиления антирелигиозной работы было организовано оргбюро СВБ, но, как отмечает северо-осетинский исследователь И.А. Гиоева, это не повлияло на антирелигиозную работу в области[356].
Во второй половине 1930-х гг. органы власти использовали сложности во взаимоотношениях между юрисдикциями для более удобного управления религиозной жизнью страны. При этом, естественно, учитывались настроения верующих. Например, в 1934 г. появилось предписание соблюдения максимальной законности при передаче храма для хозяйственных нужд во избежание, как народных волнений, так и возможного срыва передачи[357].
Характерный случай произошел в Кисловодске. Местные органы власти приняли решение о закрытии Константино-Еленинского храма, относившегося к Патриаршей юрисдикции, под предлогом нарушения сроков проведения ремонта. 10 сентября 1937 г. Президиум ВЦИК отменил данное постановление, мотивировав это тем, что «нецелесообразно ликвидировать совсем староцерковников и передавать все здания обновленцам»[358]. Это говорило о том, что власти в центре было необходимо любыми средствами сократить религиозную жизнь в стране в целом, для чего использовалась система «сдержек и противовесов» и политика стравливания юрисдикций. При этом местные органы власти продолжали нуждаться в лояльном духовенстве для сглаживания этноконфессиональной напряженности, традиционной для Северо-Кавказского региона, а также для использования в других своих нуждах.
В 1930-е гг. в Ставрополе и Владикавказе стали проводиться хорошо организованные антипасхальные кампании, направленные не только на агитацию, но и на отвлечение верующих от богослужений, к которым привлекались не только «Союз воинствующих безбожников», но и советские, профсоюзные организации, а в Северной Осетии – и национальные[359]. Особенно сильными были антирождественская и антипасхальная кампании 1935 и 1936 гг. Для проведения антирождественской кампании были привлечены все ставропольские общественные организации. Во время кампании, основные мероприятия которой должны были состояться 25–29 декабря 1935 г., 6–8, 14 и 19 января 1936 г., предполагалось показать населению «антинаучный» характер религии и хозяйственные достижения атеистического общества[360]. Во время кампаний прошли многочисленные лекции и выступления с докладами. В г. Ессентуки также была проведена антирелигиозная выставка и реализация антирелигиозных товаров (плакатов, книг, портретов). Подобные мероприятия проводились и на Пасху 1936 г. [361]
5 августа 1937 г. началась ежовская «операция по репрессированию активных антисоветских элементов». По Ставрополью, также как и по всей стране, прокатилась мощная волна арестов и расстрелов. Репрессии лишали духовного окормления целые группы мирян, а также становились поводом для закрытия храмов. В течение второй половины 1937 – первой половины 1938 гг. на территории СССР было арестовано около 150 тысяч священнослужителей и активных мирян. Половина из них была расстреляна[362].
Основной задачей СВБ с началом репрессивной политики 1937–1939 гг. стало освещение антирелигиозных мероприятий в духе законности и соответствия Конституции СССР 1936 г. СВБ был вынужден снова мобилизовывать свои силы. Для этого на 18 января 1938 г. было назначено проведение II краевого съезда СВБ, совпавшего по времени с пиком антицерковной борьбы в СССР. После этого прошли многочисленные атеистические семинары в городах и районах края[363]. Местная власть нуждалась в услугах «Союза воинствующих безбожников» из-за возросшего влияния подпольных сект[364], в т. ч. «катакомбного» направления (т. е. заведомо антисоветского). Даже сами местные власти говорили о запущенности антирелигиозной работы в крае и бездействии не только ячеек в учреждениях и колхозах, но даже районных организаций[365]. Получалось, что из-за провокаций «катакомбно-эсхатологических» групп и сект, а также подпольных псевдо-православных проповедников, наиболее сильно пострадали абсолютно аполитичные, проявляющие гражданскую лояльность православные священнослужители и миряне.
Против Церкви в Орджоникидзевском крае, насчитывающей 3 прихода Патриаршей юрисдикции и 11 обновленческой, а также имеющей обновленческого епископа в Ставрополе и ни одного духовного учебного заведения, была развернута мощнейшая антирелигиозная машина СВБ, насчитывающая в крае к январю 1938 г. 682 ячейки и 22531 члена, и имевшая курсы в Ворошиловске, Георгиевске и Карачаевске, а также систему обмена опытом[366].
Следует отметить, что с 1939 г. началось легкое смягчение сталинской антирелигиозной политики. Оно напрямую было связано с заключением пакта Молотова-Риббентропа и присоединением к СССР территорий западных Украины и Белоруссии, Молдавии и Прибалтики, на которых находилось несколько тысяч православных храмов и несколько десятков монастырей. Сохранение агрессивности антирелигиозной политики 1937–1938 гг. могло привести к серьезным конфликтам в новоприсоединенных регионах страны, а также ухудшению внешнеполитического положения СССР. На Северном Кавказе этот процесс был детерминирован широким распространением среди населения сектантства, зачастую носящего антисоветский характер. В связи с этим партийным организациям, ответственным за антирелигиозную работу, и органам СВБ на Ставрополье рекомендовалось сохранять по одному храму в местах концентрации верующих (т. е. преимущественно в административных центрах)[367]. Основной упор руководство края сделало на агитационную борьбу против Церкви и религии.
