В 1926–1928 гг. началось усиление антирелигиозной работы среди титульного населения национальных округов. Основной упор делался на растождветвление национальных и религиозных чувств населения. На агитпропсовещании по антирелигиозному вопросу Северо-Кавказского края, проходившем в г. Ростове-на-Дону 1–3 октября 1926 г., было решено усилить работу на местах, организовав деятельность по сбору информации о религиозном состоянии округов[336].
В октябре 1927 г. Зеленчукский монастырь был переоборудован в клуб с мастерскими (позднее там была открыта ремесленная школа), что подразумевало постепенный переход от «темных суеверий» к научно-технической культуре[337]. В Северной Осетии предполагалось проводить антирелигиозную пропаганду с учетом религиозных чувств верующих, чтобы никто не оказался ущемленным в своих национально-религиозных правах. Особенно сильная антирелигиозная работа проводилась среди коммунистов[338].
На практике антирелигиозные мероприятия власти проходили не так гладко и далеко не всегда имели исключительно агитационный характер. Широкое распространение получила практика лишения наиболее активного духовенства избирательных прав, отстранения от участия в выборах, а также прописки и выселения с места жительства с семьями. Дополнительные проблемы порождало набиравшее обороты объединение вокруг незарегистрированных православных общин местной крестьянской и нэпманской оппозиции[339]. Например, в мае 1925 г. от участия от перевыборов и довыборов в селениях Кадгарон, Ногкау, Бирагзанг, Алагир, Салугардан, Ардон и ст. Ардонской было отстранено 8 священнослужителей[340]. При чем не делалось разницы между «тихоновским» и обновленческим духовенством, так как и те и другие отстаивали права Православной Церкви и верующих.
В Терской губернии повсеместно при сельских и городских клубах были организованы антирелигиозные кружки. Главный акцент работы с религией делался на пресечении случаев воздействия Православной Церкви на детей и молодежь, а также на работе с инонациональным населением[341].
На рубеже 20-30-х гг. XX в. со свертыванием политики НЭПа и взятием курса на индустриализацию и коллективизацию страны государство, уже не нуждавшееся в поддержке отдельных религиозных групп, сделало упор на отказ от альтернативных форм мировоззрения советского населения. В связи с этим, с 1929 г. началось значительное усиление антирелигиозной политики в СССР в целом и на Ставрополье и Тереке в частности. Постановление Президиума ВЦИК и СНК РСФСР «О религиозных объединениях» от 8 апреля 1929 г., разрабатывавшееся в 1927–1929 гг., позволяло закрывать храмы без каких-либо объяснений и ограничивало деятельность религиозных организаций исключительно стенами храмов и молитвенных домов[342]. На II съезде «Союза безбожников» организация получила название «Союз воинствующих безбожников» (СВБ) и взяла курс на полный отказ от религии в советской обществе[343]. Причем уже не делалось различий не только между юрисдикциями, но и между конфессиональными направлениями вообще.
В тот же день президиумом ВЦИК была образована «Постоянная комиссия по вопросам культов» под председательством П.Г. Смидовича для административного надзора за религиозными общинами. В комиссию вошли представители НКП, ВЦСПС, НКВД, НКЮ, ОГПУ. С 1929 г. усилились как репрессивные меры против Церкви, так и мероприятия по срыву богослужений и нормальной церковной жизни. В стране была введена пятидневная рабочая неделя со скользящим выходным днем.
Для борьбы с религией была запрещена любая (кроме литургической) деятельность религиозных общин. Во многих местах запрещен колокольный звон, рождественские елки, получение детьми духовенства образования выше начального. Массово уничтожались иконы и богослужебные книги. То есть, делался упор на моральный слом верующих и священнослужителей.
Повсеместно в Северо-Кавказском крае начали создаваться специальные (как правило, при окркомах ВКП(б)) структуры, отвечавшие за проведение антирелигиозных мероприятий на местах: в Карачаевской области – антирелигиозная комиссия при Бюро обкома, в Северо-Осетинской области – антирелигиозная комиссия при агитпропотделе обкома[344], в Ставропольском округе и других национальных областях Северного Кавказа за соответствующую работу отвечали руководящие органы СВБ, где они были созданы. Позднее за проведение антирелигиозной работы должны были отвечать соответствующие горкомы, райкомы и обкомы ВКП(б)[345].
В Черкесской области к антирелигиозной работы были привлечены общественные, советские, профсоюзные и кооперативные организации. Наиболее организованные антирелигиозные мероприятия планировалось проводить в г. Ежово-Черкесске и ст. Сторожевой, а в Карачаевской области – в г. Усть-Джегута, с. Осетиновском (в с. Осетиновском был закрыт монастырь) и Зеленчукском районе. То есть наиболее серьезные действия власти по отношению к религии проводились именно в местностях компактного проживания населения, традиционно исповедующего православие[346].
Антирелигиозная пропаганда с 1929 г. стала включать в себя подготовку «специалистов-антирелигиозников», профессионально занимавшихся данной проблемой. Сначала для этой цели были задействованы сотрудники профсоюзов городов Кавказских Минеральных Вод[347]. Борьба против Церкви в 30-е гг. XX в. приняла уже не только формы пропаганды и точечных репрессий, но теперь проводились и целые кампании массовой пропаганды, а также многочисленные карательные мероприятия. Закрытие приходов в эти годы приобрело массовый, если не тотальный характер. На Ставрополье известны случаи антирелигиозного экстремизма, проявлявшегося в форме избиения верующих пьяными компаниями[348].
В ноябре 1931 г. в г. Орджоникидзе была сформирована постоянная комиссия по вопросам культов при Горсовете VI созыва в составе девяти человек: председатель комиссии Лобжанидзе (заместитель председателя горсовета), заместитель председателя Фесенко, Величко (от ОГПУ), Дмитриевский (от ОНО), Дульнев (от городской милиции), Щербинин (прокурор), Дедов (финотдел), Медведев (от профсоюзов), Перенашвилли (от ВЛКСМ), которая должна была немедленно приступить к работе с религиозными объединениями[349]. По составу комиссии видно, что она носила административно-репрессивный характер.
В начале 1930-х гг. в округах и областях Северо-Кавказского края был запрещен колокольный звон, колокола подлежали снятию и передаче в пользу местной литейной промышленности, из всех храмов изымалось имущество, не предназначенное для богослужений, а также в пользу различных учреждений отторгались подсобные помещения (сторожки, закрытые колокольни и прочие). То есть теперь Церковь имела право исключительно на совершение богослужений. На должности в церковных советах и ревизионных комиссиях запрещалось избирать лиц, лишенных избирательных прав (т. е. духовенство и нэпманов – спонсоров храмов), что делало невозможным участие в управлении приходом лиц, действительно заинтересованных в этом[350].
В октябре 1932 г. в Северной Осетии была создана комиссия по проверке и переписи культового имущества, подчинявшаяся комиссии по вопросам культов. В своей работе, при появлении возможности закрытия храма, они руководствовались инструкцией от 19 сентября 1927 г. о порядке закрытия молитвенных зданий и ликвидации культового имущества. В инструкции основной упор делался на ветхость зданий и возможность общины произвести за свой счет ремонт[351].
