Бог, как правило, антропоморфен, т. е. похож на человека. Это свидетельствует только об одном: не бог создал человека по своему образу и подобию, а человек создал бога по своему образу и подобию.
У древних китайцев и индийцев антропоцентризм выразился в рассмотрении гигантского человека в качестве мирового первоначала. Таким чудо-человеком в древнекитайской мифологии стал Паньгу. Вышел Паньгу из космического яйца, родившегося чудесным образом из первобытного хаоса, и стал прародителем всего мироздания: из волос на его голове и усов возникли созвездия, из левого глаза – Солнце, из правого глаза – Луна, из вздоха – облака и ветер, из голоса – гром, из блеска глаз – молнии, из пота – дождь и роса, из плоти – почва, из зубов и костей – металлы и камни, из крови – реки, из жил – дороги, из кожи и волос на теле – деревья, травы и цветы, а животные и люди, между прочим, произошли из паразитов, которые ползали по его телу. По всему миру их разбросал ветер (Юань Кэ. Мифы Древнего Китая. М.: Наука, 1965. С. 13).
Нечто подобное мы видим и в древнеиндийской мифологии. В качестве гигантского первочеловека здесь выступает Пуруша. Из его разума появился месяц, из глаза – солнце, изо рта – огонь, из дыхания – ветер, из пупа – воздух, из головы – небо, из ног – земля. Но не только физиогенез обязан своим происхождением Пуруше. Ему обязан также биогенез и, в какой-то мере, культурогенез (в частности, стихотворные размеры и деление людей на касты. В «Гимне Пуруше» читаем: «Пуруша – это всё, что стало и станет… Стихотворные размеры возникли от него. От него возникли лошади и другие животные с верхними и нижними зубами. Коровы возникли от него, от него возникли козы и овцы. Брахманом стали его уста, руки – кшатрием, его бёдра стали вайшьей, из ног возник шудра» (Антология мировой философии в четырех томах. Т. 1. Ч. 1. М.: Мысль, 1969. С. 72–73).
В греческой мифологии мы обнаруживаем антропоморфное обожествление продуктов природы и культуры. В книге Вилла Дюранта «Жизнь Греции» читаем: «Высвобожденное местной независимостью, религиозное воображение Греции произвело на свет богатейшую мифологию и густонаселённый пантеон. Каждый земной и небесный объект или сила, каждое благо и каждый страх, каждое качество – даже пороки – человечества в результате олицетворения становились божеством, обычно в человеческом образе; ни одна другая религия не была столь антропоморфна, как греческая. Каждое ремесло, профессия, искусство имели своего бога, или, как следовало бы говорить, своего святого заступника; в дополнение к ним существовали демоны, гарпии, фурии, феи, горгоны, сирены, нимфы, не уступающие числом простым смертным» (Дюрант В. Жизнь Греции. М.: КРОН-ПРЕСС, 1997. С. 184).
Отождествление продуктов Вселенной с богами, похожими на людей, позволило творцам греческой мифологии представить унигенез как теогенез. Это значит, что рождение богов совпадает в ней с появлением тех или иных явлений природы.
Прародителем Вселенной стал великий, бесформенный и беспредельный Хаос. Поскольку он был один, ему ничего не оставалось, как породить Землю (богиню Гею) из самого себя. Из Хаоса произошли также любовь (Эрос), вечный мрак (Эреб) и ночь (Нюкта). В свою очередь Гея породила Тартар (будущее владение бога смерти Аида) и небо (Урана).
Физиогенез и теогенез (происхождение богов) в дальнейшем были обязаны своим продолжением различным бракам между титанами – братьями и сестрами. Так, от Гиппериона и Тейи родились солнце (Гелиос), луна (Силена), заря (Эос, или Аврора), от Астрея и Эос – звёзды и ветры (Борей – северный, Нот – южный, Зефир – западный и Эвр – восточный), от Океана и Федиты – реки и морские богини Океаниды.
Генетический аспект мифологической картины мира у греков, главным образом был направлен на физиогенез. Менее всего у них оказался представлен биогенез. На него намекают лишь те персонажи греческой мифологии, которых можно назвать полулюдьми-полуживотными. Это кентавры (полулюди-полулошади), сатиры (полулюди-полукозлы) и т. п. Очевидно, в этих персонажах можно усмотреть отголоски тех древних религиозных представлений, которые называют тотемистическим.
В древнегреческой мифологии биогенез представлен слабо, как и психогенез. Мы находим в ней лишь некоторые намеки на них. Так, с мифологическим биогенезом в ней связаны в какой-то мере богини Гея, Деметра и Артемида. От них во многом зависело плодородие земли, без которого не могут развиваться ни растения, ни животные, ни люди. В свою очередь с психогенезом связаны такие боги, как Мнемосина (богиня памяти), Гипнос (бог сна), Метис (богиня разума) и др. С ними связаны боги чувств – Деймос (бог ужаса), Фобос (бог страха) и т. п. В большей мере, чем биогенез и психогенез, у древних греков в их мифологии выписан культурогенез, хотя и он не отличается особой отчётливостью.
Происхождение культуры (а следовательно, и самих людей) у греков в их мифологии во много выглядит как дар божий: один бог научил людей тому-то, другой – тому-то и т. д. Но в силу полифункциональности многих богов, в конечном счёте, трудно воссоздать картину культурогенеза в греческой мифологии с достаточной отчётливостью. Самым ясным культурогеническим героем этой мифологии стал Прометей. Он создал людей из воды и земли. Более того, он сделал то, что и делает человека человеком: он дал ему культуру. Он стал богом культурогенеза. Свет от священного огня, который Прометей принёс людям, – это свет их культурной эволюции.
Антропоцентрична и библейская картина мира. Библейский творец мира – Яхве (Иегова) – похож на человека, которого он и создал по своему образу и подобию. Но здесь мы обнаруживаем и своеобразие библейского унигенеза. По «Библии», «в начале было слово» – слово Творца, за которым следовала реалия, которую оно обозначает. За словами, обозначающими на иврите «свет», «небо», «море», «сушу» и др., которые Яхве произносил в течение шести дней своего творения мира, появились свет, небо (твердь), море, суша и т. д. О том, что слово в библейском унигенезе предшествует реалии, свидетельствуют не только известные слова, с которых начинается «Евангелие» от Иоанна («В начале было слово…»), но и «Шестоднев». Но полной ясности здесь нет. С одной стороны, за словами Яхве появляются реалии, которые их обозначают, а с другой стороны, мы видим и противоположную последовательность: реалия – слово. Вот как это выглядит, например, со словами, обозначающими землю и море: «И сказал Бог: да соберется вода, которая под небом, в одно место, и да явится суша. И стало так. И назвал Бог сушу землёю, а собрание вод назвал морями..» (Библия. Книги Священного Писания Ветхого и Нового завета. М., 1991. С. 5). Сначала – создал, а потом – назвал. Как бы то ни было, но библейский мир был создан не из мифического сверхчеловека, а стал творением Яхве. Между тем и библейский унигенез антропоцентричен, поскольку человекоподобен его творец.
Между библейским унигенезом и научным – дистанция огромного размера. Её сознают как богословы, так и учёные. К союзу же религии с наукой призывают, как правило, люди, далёкие как от богословия, так и от науки. Но при этом между библейским унигенезом и научным нельзя не увидеть и сходства: библейский унигенез в целом соответствует реальному ходу эволюции – от физиогенеза к культурогенезу. Человек в нём – заключительное творение Бога, но он и в научном унигенезе – венец природы.
Христианство – продолжение иудаизма, поскольку христианский Бог – сын иудейского Бога. При этом христиане признают как Бога-отца, так и Бога-сына, тогда как иудеи – только первого. Вот почему христиане почитают обе части «Библии» – как «Новый завет», так и «Ветхий завет», а иудеи – только «Ветхий завет». Строго говоря, иудаизм – монотеистическая религия, а христианство – битеистическая. Однако на первом месте у христиан – Иисус Христос, а не Иегова.
В борьбе с религией пострадало множество людей. Ярчайший пример – Джордано Бруно Ноланец (1548 – 1600).
О Д. Бруно написана прекрасная книга. Её автор – А. Э. Штекли. Вот как образно он описывает ситуацию выбора жизненного пути, в которой оказался юный Бруно: «Перед ним, как перед Парисом, три богини. Каждая прекрасна по-своему… Выбрать надо одну. Геру предпочтёт тот кто жаждет богатства и власти. Афину – тот, кто ценит познание и мудрость. Афродиту – кто больше всего на свете любит красоту и безмятежное наслаждение жизнью. Кому вручить золотое яблоко? Филиппо (светское имя Джордано. – В. П.) выбирает Афину. Он не боится её суровости и не ждёт лёгкой судьбы. Мудрость даётся человеку куда труднее, чем богатства и наслаждения» (Штекли А. Э. Джордано Бруно. М.: Молодая гвардия, 1964. С. 15). А на 17-й странице читаем: «Выбор он сделал. Выше всего на свете он ценит знания. Служить он будет науке».
