Сама Мита тоже нередко ходила в лес – за травами. Здоровье отца и жителей деревни были для Миты важнее слухов, а Лииш представлял собой настоящую сокровищницу лекарственных растений. В деревне она была кем-то вроде знахарки: лечила недуг, делала укрепляющие и успокаивающие отвары, обрабатывала раны и ссадины, могла даже скот осмотреть. К каждому Мита относилась с заботой и теплотой. Многие приходили к ней за помощью или советом. Жена старосты, Радия, любила ее как родную, и от этого Мита смущалась: материнская ласка была ей чужда, так как своей матери она совсем не помнила.

Впрочем, любое внимание вызывало у нее смущенную улыбку. Митьяна была невестой хоть куда: многое умела по хозяйству, вкусно готовила и вдобавок была красавицей, хотя внешний вид – последнее, на что обращали внимание. Много кто хотел жениться или женить на ней своих сыновей, но Мита в ответ на неловкие ухаживания деревенских лишь улыбалась и качала головой. Замуж за кого-то из них ей совершенно не хотелось, а знакомиться с парнями из других деревень – тем более. Отец почему-то не возражал против долгого девичества. Мите иногда казалось, что он просто боялся отпустить ее в другую семью.

Пожалуй, тот юноша-волколюд был первым за последние несколько лет, кто привлек ее внимание. Правда, мысль об этом Мита постаралась отогнать от себя как можно скорее и вернуться к курам, которых следовало покормить.

***

– Да ладно! Волколюда? С ума, что ли, сошла – совать наружу нос, когда они в деревне?

Когда солнце поднялось высоко над лесом, к Мите пришла Зера, подруга и соседка из дома напротив, и предложила вместе заняться стиркой. За делом Мита рассказала ей о том, кого видела на рассвете. Ответ Зеры заставил ее нахмуриться.

– Подумаешь, увидела, – отозвалась травница, пока складывала стираное белье в бадью с раствором мыльнянки. – Ничего страшного не случилось.

– Как же! Нам что, просто так староста велит сидеть дома, когда они приходят в деревню?

– Староста ничего не велит. Все боятся просто.

– И зря боятся, что ли?

–Ой, Зера, не начинай. Ты же знаешь, я не люблю подобные разговоры.

Зера тряхнула косой, сдула с носа темные кудри и взяла свою бадью с бельем в руки. Глаза подруги блестели от негодования.

– А как же недавний случай на равнине? – спустя некоторое время поинтересовалась она.

Мита тяжело вздохнула и вышла за калитку. Ей совершенно не хотелось превращать полоскание на реке в очередной поиск правых и виноватых.

– Пилару стоит лучше приглядывать за своим братом, – бросила она через плечо, пресекая очередную попытку Зеры затеять спор, – а не спать в траве на пастбище.

Исчерпав запас доводов, Зера засопела и молча направилась следом за подругой.

Зера и Мита дружили с ранних лет. Обычное дело, особенно когда дома стоят совсем рядом. Зера росла без родителей, ее воспитывал дед Казир, которого в деревне все знали и уважали – в молодости он, как и отец Миты, был охотником и помогал пастухам защищать скот от хищников. Нельзя было обвинить его в том, что он не уделял внучке внимания, но Зера все равно частенько скучала. В Мите она нашла не только лучшую подругу, но и товарища по несчастью и сообщницу по части шалостей. Они провели все детство, вместе гоняя кур и коз, убегая от гусей старосты, которые постоянно щипали их за голые пятки; купались в речке, катались на пугливых жеребятах и от души хохотали над собственными проделками. Взрослые постоянно ругали их, но сквозь улыбку.

Их детство было озорным, веселым и светлым. Никаких тревог о будущем, ни одной мысли о страшных волколюдах, живущих в лесу. Вот только стоило им повзрослеть, как мир открыл суровую правду: даже здесь, в деревне, никто не мог обеспечить им полную безопасность.

Впрочем, Мита с этим смирилась быстро, а вот Зере оказалось тяжелее. Она так и осталась смутьянкой с наивной девичьей душой, которая верила каждому слову и любила поворчать о несправедливости жизни.

– Слушай, а точно ничего не будет? – осторожно спросила она у Миты, когда они спустились, наконец, к реке и поставили бадьи на деревянные мостки. – Пилар ведь напал на того волчонка. Даже ранил его, слышала?

– Слышала. Мне кажется, он перестарался, хотя его тут винить не в чем – любой деревенский бы запаниковал на его месте.

– А если волколюды мстить придут? Ну, как триста лет назад.

– Как триста лет назад – не придут, – отрезала Митьяна. – Никому из нас резня не нужна. Думаю, как раз поэтому сегодня утром те двое и приходили. Не знаю, кто они, но наверняка со старостой говорили.

– Я боюсь, Мит… – Зера поежилась и опустила рубашку из бадьи в воду.

Травница потрепала ее по плечу.

– Напрасно. Если они все еще не пришли порешить обидчика, значит, волчонок тот жив. Не забивай себе голову. Пилар сделал глупость, оставив младшего брата на равнине одного. Вожак волколюдов и староста не допустят, чтобы мы из-за этого перебили друг друга.

– Сделал глупость?.. – переспросила Зера растерянно.

– Он говорил, что волчата напали на Кела, – пояснила Мита, – но кто его знает, как оно на самом деле было.

– А почему ты сомневаешься?

– Сама подумай, ну зачем им нападать на него? Они же еще маленькие, не охотники. Их мысли заняты не убийством, а игрой. Вспомни нас с тобой – какими мы были в их возрасте? Нам хотелось веселиться, познавать мир, проказничать.

– Но мы люди, а они – нелюди. Ну как у них желания другие? Они же звери…

– Ты хоть одного волколюда видела, Зера? Хоть зверем, хоть человеком? Конечно, нет, – продолжила Мита, не дожидаясь ответа, – в нашей деревне их видели единицы. Я и сама их впервые сегодня увидела, до этого даже в лесу с ними не сталкивалась. Так почему судишь, если не знаешь наверняка?

Зера поморщилась.

– А слова деда или молочницы Риваны для тебя, получается, пустой звук?

– Ты и сама знаешь, дед Казир любит приукрасить. А Ривана сгущает краски, потому что вечно чем-то недовольна.

– А Пилар? – не унималась Зера.

– А Пилару я бы в жизни не поверила. Тот еще любитель приврать, чтобы не отвечать за собственные глупости. Ой, – Мита махнула рукой, – тебя не переубедишь.

Зера пожала плечами и вытащила на мостки мокрую рубашку.

– Надо будет в следующий раз взять у тебя мыльный корень, – перевела она тему, наблюдая, как Мита полощет свои полотенца. – Чище выходит.

– Мало у меня осталось, – вздохнула травница. – В лес идти надо, там у реки песчаные берега и мыльнянки много. Но пока нельзя, староста запретил. Кто знает, когда в другой раз можно будет.

– А у нас не растет?

– Почти нет.

– Жа-аль, – протянула Зера.

Мита опустила в воду очередное полотенце и подумала, что жалеет вовсе не о запасах мыльнянки, а об иссякающих заготовках лечебных трав. А еще она чуточку расстроилась, что не сможет в скором времени прогуляться по любимым местам и собрать вкусных ягод. Впрочем, ей оставалось только ждать, а терпения у нее всегда хватало на троих.

***

В нынешние неспокойные времена охотники были на хорошем счету. Пастухи нередко просили их отогнать или отстрелить хищников, таскающих скот. Среди дворян и зажиточных купцов всегда был спрос на пушнину и кожу, которую охотники добывали в северных лесах. Мясо диких зверей тоже ценилось высоко – как диковинное блюдо, которое непросто было достать. Из костей любили делать ножи и приборы – а кто-то даже носил украшения.

В общем, деньги у охотников водились. Правда, обратной стороной монеты была опасность промысла.

Митьяна каждый раз нервничала, когда отец уходил в лес. Он мог не ночевать дома по несколько дней – бывало два, а бывало и неделю. Травница не переставала думать о холодных ночах, о зверях, которые никогда не прочь полакомиться неосторожным человеком. Ей было страшно представить, что когда-нибудь он, охотник, сам станет кому-то добычей, что он переступит порог дома, зажимая ладонью страшные рваные раны.