Рука Ли Дэю (точнее – его предусмотрительность) просматривается в том, как император У-цзун пришел к искоренению буддизма. В 842 году был издан указ, запрещавший колдунам и преступниками пребывать среди буддийских монахов. Заодно указ запрещал монахам личное владение имуществом, иначе говоря, император пытался устранить лазейку, использовавшуюся для уклонения от уплаты налогов. Хочешь владеть имуществом – вернись к мирской жизни, хочешь остаться монахом – передай свое имущество казне. Когда пробная акция прошла благополучно, настало время решительных действий…

С политической точки зрения враждебность императора У-цзуна к буддизму легко объяснима. Буддизм со своими множественными течениями, которые в глазах верующих обладают одинаковым авторитетом, и с верой в то, что достичь Просветления (то есть стать Буддой) способен каждый человек, совершенно не гармонировал с концепцией самодержавного единовластия Сына Неба. Гораздо удобнее опираться на конфуцианство, в основе которого лежит почтение к старшим и уважение к традициям, а также на даосизм, который, хотя и считается многими антагонистом конфуцианства, но на деле является приложением к нему. Дао-путь можно сравнить с путем, которым идут подданные под руководством императора, а Дао-закон – это закон императорской власти. К тому же на фоне утверждения о том, что каждый человек способен возвыситься до бога, титул Сына Неба как-то тускнеет…

Кстати говоря, примерно в одно время с императором У-цзуном правитель Тибетской империи Дарма тоже преследовал буддистов в своих владениях, за что впоследствии получил уничижительное прозвище Лангдарма («бык Дарма»). Дарма был убит стрелой, пущенной буддийским послушником Пэлги Дордже в 842 году, его гибель празднуется многими тибетскими буддийскими общинами по сей день. Вместе с Дармой, не оставившим наследника, погибла и Тибетская империя, распавшаяся на множество частей.

Ли Дэю удалось сохранять свое влияние на всем протяжении правления У-цзуна, но был момент, когда всесильный чэнсян сильно рискнул своим положением. В 845 году император захотел сделать императрицей свою любимую супругу Ван, которая не только радовала императора своими ласками, но и была ему надежной помощницей (вплоть до того, что поспособствовала его восхождению на престол). Ли Дэю отговорил императора от этого намерения на том основании, что императрицей не должна становиться женщина, не родившая императору сына. Известно, как мстительны женщины, а супруга Ван благодаря расположению мужа пользовалась довольно большим влиянием при дворе, но, выступив против нее, Ли Дэю сумел сохранить свое положение. Тем не менее император У-цзун стал относиться к Ли прохладнее. Это было закономерно, ведь Ли забрал в свои руки слишком много власти. Но с другой стороны, евнухи лишились своего влияния, цзедуши не осмеливались проявлять строптивость, рубежи империи казались неприступными (ненадолго, но всё же казались!), и даже вредная для государственного аппарата борьба между группировками Ню и Ли прекратилась, поскольку всеми делами заправляли «лийцы». Ради такой стабильности можно было примириться с существованием человека, который ее обеспечил, разве не так?

Загадкой императора У-цзуна стало отсутствие официально назначенного наследника престола. Известно, что у У-цзуна было по меньшей мере пять сыновей, но ни один из них не был избран отцом в наследники… Возможно, причина этого крылась в том, что со временем император ударился в мистику и возжелал бессмертия, ради чего даже сменил свое прирожденное имя Чан на Янь, потому что иероглиф «Янь» («炎») содержал два символа огня («火»), который гармонировал с землей, а земля, по поверьям, даровала защиту династии Тан. В иероглифе «Чан» («瀍») над землей («土») доминировала вода («水»), что выглядело неблагоприятным для танского правителя, носящего это имя[220]. Попутно император начал принимать алхимические пилюли бессмертия, погубившие не одного его предшественника, – как известно, чужой пример мало кого учит. Тому, кто ищет вечной жизни, наследники не нужны… Но пилюли вызвали отравление, которое в конечном итоге довело императора до смерти. Незадолго до этого евнухи из ближайшего императорского окружения издали от имени императора указ, провозглашавший наследником его дядю Ли И, тринадцатого сына императора Сянь-цзуна. Ли И имел репутацию простодушного человека, легко поддающегося чужому влиянию, так что не было ничего удивительного в том, что евнухи остановились на его кандидатуре. Образно говоря, Ли И считался при дворе человеком, способным сделать на борту лодки зарубку для того, чтобы после найти упавший в воду меч[221].

У человека, не знающего тонкостей повседневной жизни китайских императоров, может возникнуть вопрос: почему после удаления от двора Цю Шиляна и других влиятельных евнухов евнухи продолжали контролировать императора? Дело в том, что весь обиход Внутреннего дворца (императорских покоев) зиждился на евнухах. Только они имели доступ к супругам и наложницам императора, они же организовывали воспитание детей и обеспечивали все бытовые удобства. Тяжело больной император не покидал своих покоев, а стало быть, целиком пи полностью зависел от евнухов. Можно было в той или иной мере ограничивать политическое влияние евнухов, но отказаться от их услуг было невозможно. К тому времени, когда Ли И стал наследником престола, император У-цзун уже был настолько плох, что не только не вставал с ложа, но и лишился дара речи, так что воспрепятствовать самоуправству евнухов он не мог даже при всем своем желании.

Сделавшись наследником, Ли И сменил имя на Ли Чэнь (в подробности мы вдаваться не станем, скажем лишь, что причиной смены имени всегда становилось желание получить более благоприятное имя, взамен менее благоприятного).

Ли Чэнь оказался далеко не таким простаком, каким выглядел прежде. Люди очень часто принимают застенчивость за малоумие, а скромность – за отсутствие достоинств. К тому же в то непростое для династии Тан время было выгодно казаться безопасным простодушным человеком, который никому не может создать проблем, иначе велик был риск выпить чаю или вина с ядом. Став наследником престола, Ли Чэнь продемонстрировал доскональное знание традиций, сопровождавших передачу власти, умение владеть ситуацией и способность контролировать окружающих. Историки, называющие его «последним дееспособным правителем Танской династии», нисколько не преувеличивают – Ли Чэнь, ставший императором Сюань-цзуном[222], действительно был полностью дееспособным, чего нельзя сказать о четырех последующих танских правителях.

Император У-цзун ушел к предкам 22 апреля 846 года, на тридцать втором году жизни. Если бы не поиски бессмертия, то он мог бы просидеть на престоле еще какое-то время… Когда император У-цзун заболел, но еще мог разговаривать, он спросил любимую супругу Ван о том, что она стала бы делать в случае его смерти. Супруга ответила, что хотела бы последовать за ним, и император подарил ей шарф, на котором она повесилась после его смерти. Кстати говоря, супруга Ван советовала императору прекратить прием пилюль бессмертия, от которых ему становилось всё хуже и хуже, но У-цзун верил алхимикам, обещавшим, что плохое самочувствие скоро пройдет и наступит период вечного безмятежного блаженства.

Каждый правитель хотя бы раз в жизни задумывается о том, какой след он оставит в истории и чем он запомнится потомкам. Император У-цзун, восемнадцатый правитель династии Тан, вошел в историю как «Убийца Будды». Помимо буддизма, гонениям подвергались проникший в империю с Запада зороастризм[223] и манихейство[224], которое исповедовала часть уйгурских племен. Досталось и христианству несторианского толка[225], которое, как и зороастризм, принесли в империю торговцы с Ближнего Востока. Примечательно, что зороастризм и христианство считались еретическими течениями буддизма, хотя на самом деле буддизм очень сильно от них отличается, поскольку признаёт возможность человека стать божеством.