Сюань-цзуну принято ставить в заслугу его отношение к людям. Если императрица У Цзэтянь оценивала подданных по факту личной преданности, то для Сюань-цзуна на первом месте стояли нравственные качества и прочие достоинства. Так оно было или не так, спустя много веков судить невозможно. Надо понимать, что, согласно древним традициям, правителям, которые считались достойными и хорошими, было принято приписывать набор качеств благородного мужа-цзюньцзы, в том числе и расположение к таким же благородным людям. Но, разумеется, во все времена на первом месте всегда стояла лояльность – каждый правитель приближал к себе и возвышал тех людей, на которых он мог всецело полагаться (или думал, что мог).

В 716 году правление Сюань-цзуна подверглось тяжелому испытанию – центральные области империи подверглись нашествию саранчи. Традиционно все бедствия, будь то засуха, землетрясение, наводнение или какой-то иной природный катаклизм, расценивались подданными как неблаговоление Неба к правителю. Предание гласит, что жители империи не осмеливались бороться с саранчой, которую считали бессмертной, а просили богов избавить их от этой напасти. Но сановник по имени Яо Чун, который был чэнсяном во время правления У Цзэтянь, убедил императора в том, что с саранчой можно и нужно бороться. Способ был простым – после наступления темноты на полях разжигали костры, привлекавшие насекомых. Таким образом саранча сама себя уничтожала и с бедствием вскоре было покончено.

Весомым недостатком правления императора Сюань-цзуна стало его неумение разбираться в людях. То ли он был склонен чрезмерно обольщаться хорошим, не обращая внимания на плохое, то ли принимал кадровые решения без всестороннего обдумывания, но факт остается фактом: при нем высшие сановники государства сменялись чаще, чем птицы меняют свои гнезда[103]. Да и вообще императору была свойственна непоследовательность. Так, например, в 724 году императрица Ван лишилась своего сана и была низведена до положения простолюдинки по обвинению в колдовстве – она заказала своему брату, буддийскому монаху Вану Шоуи, изготовление амулета, который должен были помочь ей родить императору сына (сам Ван Шоуи заплатил за это жизнью). Вскоре после низложения императрица скончалась (как считали – от сильного огорчения), и впоследствии Сюань-цзун сожалел о том, что обошелся с женой настолько круто. Новым утешением императора стала его любимая наложница У, которая не могла официально стать императрицей из-за своего родства с одиозной У Цзэтянь, приходившейся ей бабкой, впрочем, как и самому императору.

Надо сказать, что коварством наложница У могла сравниться с У Цзэтянь. В 737 году она попыталась настроить императора против трех его сыновей, рожденных другими женщинами, – Ли Ина, Ли Яо и Ли Цзю. Призвав их явиться во всеоружии во дворец, якобы подвергшийся нападению каких-то разбойников, наложница У сказала императору: «Ваши сыновья замыслили недоброе, явившись во дворец, словно на войну». Подобная неосмотрительность обошлась императорским сыновьям очень дорого – все они были казнены по обвинению в государственной измене. Достойные сановники Сюань-цзуна устранились от вынесения решения по этому вопросу, отделавшись традиционной отговоркой: «Никто не вправе вмешиваться в семейные дела Сына Неба».

«Плохое или хорошее не может длиться вечно», – говорят китайцы. Примерно с 730 года, иначе говоря – в середине правления императора Сюань-цзуна дела пошли на спад – казна начала оскудевать, что привело к увеличению налогового бремени, а местные правители потихоньку стали выходить из повиновения. На первых порах всё выглядело благопристойно и никакого ущерба императорской власти не чинилось, но сепаратистские тенденции подспудно усиливались. Императорские наместники начали рассуждать следующим образом: «У меня есть власть, земли и войско, так зачем же мне нужен император?»

Сам император тоже внес вклад в ослабление собственной власти, начав понемногу устраняться от дел правления. Испытания закаляют характер и вырабатывают решительность, а благоденствие расслабляет. К 736 году император Сюань-цзун совсем перестал заниматься государственными делами, препоручив их чэнсяну Ли Линфу, одаренному человеку незнатного происхождения. К сожалению, Ли Линфу использовал свои качества не для того, чтобы стараться на благо империи, а сугубо в личных целях. Произведя хорошее впечатление на императора, он начал действовать подобно лисе, пробравшейся в курятник – чем дальше, тем больше наносил вреда. Искусно манипулируя императором, который безгранично ему доверял, чэнсян Ли устранил со своего пути всех, кто мог ему помешать, и заменил их своими клевретами. 737 год, в котором император Сюань-цзун провел кадровые перестановки, подсказанные Ли Линфу, большинство историков считают датой окончания золотого века танской династии и поворотным моментом в правлении императора-«долгожителя», которое после этого покатилось под откос.

«Из чэнсянов, назначенных императором после того, как он взошел на престол, Яо Чун олицеворял гибкость, Сун Цзин – главенство закона, Чжан Цзячжэнь – способность управлять, Чжан Шуо – литературный талант, Ли Юаньхун и Ду Сянь – бережливость, а Хань Сю и Чжан Цзюлин – честность, – писал Сыма Гуан. – Все они обладали различными талантами, однако после того, как был отстранен Чжан Цзюлин, все чиновники начали заботиться о сохранении своих должностей, и искренности больше не осталось места в правительстве».

Чжан Цзюлин, возвысившийся в правление императора Сюань-цзуна, был не только видным государственным деятелем, но и поэтом, творчество которого отличалось изысканностью стиля и тонким лиризмом.

Император Сюань-цзун считал себя покровителем искусств, но в данном случае литературное дарование Чжан Цзюлина не имело значения. Важно было то, что против него выступает Ли Линфу. Могущество этого сановника зиждилось на его осведомленности – он подкупал дворцовых служителей, которые доносили ему обо всем, что касалось императора. Сюань-цзун еще не успевал подумать о чем-то, а у Ли Линфу уже было наготове решение. Очень скоро Ли Линфу стал «тенью императора» – к нему обращались по всем вопросам правления, а сам Сюань-цзун принимал участие только в торжественных церемониях, которые никак не могли обойтись без присутствия императора. Правда, сложившееся положение дел не было узаконено официальным образом. Сюань-цзун собирался было издать указ, который обязал бы Ли Линьфу вершить все государственные дела от своего имени, но один из императорских приближенных, евнух Гао Лиши, отговорил правителя от подобного шага и полномочия Ли Линьфу остались призрачными, словно утренний туман над рекой. Но тем не менее Ли Линьфу сохранил свое влияние до кончины, последовавшей в начале 753 года. Секрет его всемогущества заключался в том, что для императора, совершенно утратившего вкус к правлению, так было удобнее.

Вред, наносимый Ли Линьфу, заключался не только в том, что этот малодостойный человек узурпировал власть и правил руководствуясь собственными интересами, но и в том, что, следуя правилу «разделяй и властвуй» (которое было провозглашено в Древнем Риме, но приходилось ко двору повсюду), он сеял раздор среди чиновников. Те благие намерения и высокие идеалы, которым следовал император Сюань-цзун в начале своего правления, оказались похороненными и забытыми – личная выгода начала доминировать над прочими соображениями, разъедая государственный аппарат подобно язве. «Удачное начало пути еще не означает его благополучного завершения», – говорят китайцы. Так же произошло и с правлением императора Сюань-цзуна – начал он хорошо, а закончил плохо.