Столичные не стерли улыбок, наоборот: теперь они смотрят на меня как на любопытный экспонат. Непросто забавный с виду, а еще и говорящий.
– Можешь присесть, – Дрейк кивает на свободный лежак. Рядом с ним.
Малин проводил его движение и прошелся по мне беспристрастным взглядом.
Я словно попала под комбайн: меня перемололо, разрубило на десятки частей и смешало с землей. На выдохе зажгло горло. Закашлялась под пристальным вниманием. Среди десятков взглядов только один ощущается кожей.
Бледно-желтые глаза не отпускают. Малин слегка наклонил голову. Ноздри раздуваются, грудная клетка вздымается, и единственное, что действительно радует – отсутствие его эмоций. Пока он отстраненно-равнодушен, я в относительной безопасности.
Истинность не желает этого понимать и принимать. Она вопит, скручивает жилы под его взглядом.
Недовольное рычание и шипение отвлекло всех. Взгляды синхронно устремились на выход, Нэнси до сильнее сжала мою руку. Это слегка отрезвило. Теперь тело бунтует тише.
Шин… Ше… Шейн, кажется… Плевать, как его зовут. Он за руку тащит сопротивляющуюся девушку. Она колотит по каменным мышцам, требует отпустить и сыпет всевозможными проклятьями.
– Боже, боже, – зашептала Нэнси, – что теперь будет?
Вряд ли кто-то знает, что с ней сделают. Кроме столичных. Они с предвкушением наблюдают за брыкающейся первокурсницей, потягивают коктейли через соломинку. Для них происходящее – интерактивное представление с полным погружением.
– Пусти меня, придурок!
Как же ее имя… Кажется, ее не было на парах. Лица не узнаю.
– Почему сама не пришла? – Дрейк рассматривал новоприбывшую.
Даже почудилось сожаление в его тоне, что само по себе удивительно. Брови сами собой приподнялись. Дрейк заметил, усмехнулся, подмигнул мне и вернулся вниманием к опоздавшей.
Он мне подмигнул?
Что, черт возьми, это значит?!
Нэнси практически прилипла к моему боку. Я плюс-минус на полторы головы ниже. При нашей разнице в росте наверняка выглядим комично.
– Я не собираюсь перед вами пресмыкаться, – шипела девушка, впиваясь ногтями в руку Шейна.
Он скривился и оттолкнул ее от себя. Она по инерции пробежала вперед, затормозив в последний момент у края бассейна.
– Фу, некрасивое слово, – незнакомая столичная заткнула свой рот соломинкой.
– Не надо ее слушать, – лениво произнес парень со смазливой внешностью. – Сама не пришла, разодрала Шейну руку, шипит и скалится. Надо ей доходчиво объяснить правила поведения в Амоке.
Столичные солидарно кивают, поддакивают. Двое крепких парней поднялись с похабными улыбками. Следом за ними встали еще двое.
Нэнси дрожит, и я вместе с ней.
Девушка пятится на нас, требуя не приближаться к ней. Столичных это лишь раззадоривает.
Наши одногруппники смело вышли вперед.
– Что вам надо? – выпаливает Питер резко и нервно. – Зачем вы нас сюда привели?
– Не торопись, не все сразу, – этот из четырех выглядит как водосточная крыса.
– Вам все подробно объяснят, – добавляет другой, отталкивает Питера с дороги.
Рюк замахивается, но Шейн опережает удар. С замиранием проследила движение кулака. Хруст челюсти настолько явный, что к горлу подступила тошнота.
Одногруппник безвольно рухнул, отключившись.
Питер сглотнул рвущееся наружу ругательство и под взглядами пятерых столичных отступил.
Интересно, меня они тоже вырубят? Возражать не буду.
Сбрасываю руку Нэнси, изрядно измявшую рукав, и шагаю вперед.
– Меня ударишь? – холодно смотрю в неприятные глаза.
Игнорирую гул со стороны как на арене в период самого интересного. Все чувства вытеснены страхом, сковывающим по рукам и ногам.
От слишком миловидного лица напротив свело зубы, словно съела невероятно сладкий зефир.
– Ну ты-то куда, полянка… – незнакомец бросает взгляд на Нэнси. – С поганкой. И до вас очередь дойдет, не паникуй.
Я упорно не двигаюсь с места под смешки и неразборчивые выкрики столичных. В ушах только стук сердца.
Тяжкий раздраженный вздох сбоку перетянул внимание. Глухо вскрикиваю под натиском огромных рук, обхватывающих меня.
Беспорядочно бью кулаками куда, захлебываясь страхом, а через несколько секунд – водой. Она заливается в рот и в нос, давит на барабанные перепонки, жжет глаза.
Одежда быстро промокла и отяжелела. Плотная ткань тянет вниз.
Отсутствие кислорода стягивает внутренности, паника погребает вместе с толщей воды над головой.
Барахтаюсь в бессмысленной попытке выплыть.
Никогда не умела плавать, но всегда представляла, как легко поплыву, если прыгну в воду.
Руки выскальзывают из рукавов, плотная ткань кофты поднимается, закрывая голову, запутывая. Не получается высвободиться из ворота!
Дикий ужас внутри вопит, изо рта вырывается паническое мычание.
Ничего не видно, кроме кофты. Хоть бы один глоток кислорода, хоть бы один.
Сознание медленно уплывает…
Что-то горячее обожгло живот. Сквозь туман ощущаю движение наверх, и, похоже, отключаюсь… С хрипом вдыхаю кислород, беспрерывно кашляя. Выплевываю воду, пытаюсь сесть, опираясь на кого-то спиной. Насквозь мокрая кофта лежит рядом.
Легкие горят. Не могу надышаться. Вдыхаю жадно, пока не осознаю, чей запах так отчетливо снова обосновался внутри.
Почему-то одногруппники по другую сторону бассейна. Их откровенно испуганные взгляды не помогают прийти в себя. Чуть в стороне парни пытаются справиться с брыкающейся и истошно кричащей девушкой.
Перед глазами снова плывет. Упираюсь рукой, все же надеясь подняться. Мокрая ткань под ладонью слишком грубая, а… чье-то бедро слишком твердое.
Лишь теперь замечаю, что крепкая рука, негусто покрытая темными волосками, распаляет кожу в месте прикосновения.
Ужасающая догадка паскудной змеей пробирается в помутненный разум, но… нет. Нет же! Не мог Малин броситься в бассейн, чтобы…
Один полноценный вдох. Всего один, и бешеная концентрация самого вкусного в мире запаха течет по венам.
Вода. Крем.
Проклятье!
Вскочить, бежать, но поздно. Горячие пальцы пускают по телу разряды двести двадцать вольт, собирают с шеи прилипшие мокрые волосы. Малин оттягивает их, вынуждает наклонить голову и подставить шею.
Дергаюсь в попытке вырваться. Слишком вялой попытке. Хватка не ослабла, Малин сильнее прижал спиной к груди.
Шумный вдох раздается рядом с ухом. В животе что-то искрит, сжимается. Опускаю веки, закусывая губу изнутри.
– Не истинная, говоришь? – горячее дыхание опаляет ухо, шею.
Дрожь прокатывается по телу и теряется в пятках.
– Нет, – выдаю почти уверенно и ловлю взгляд Дрейка.
Идея проносится спонтанно и резво, оставляя после себя яркий след. Кажется, лучший выход из ситуации.
– Я принимаю твое предложение, – голос все же задрожал.
Слабая боль от рывка волос, рука на животе заметно напряглась, став едва ли не железной. Голову насильно поворачивают за волосы. Не подаю вида, что мне больно и неприятно. Сжимаю зубы, твердо смотря в бледно-желтые глаза.
– Что ты сказала? – вкрадчиво интересуется Малин, размалывая мои кости одним взглядом.
Внутри все едва ли не поет от его рук и его близости. Истинность вопит меньше: не истошно орет, а тихо мурлычет, подогревая, но не испепеляя.
Так вот как это работает…
Будет непросто.
– Я буду, как у вас это называется, под Дрейком, – повторяю уверенно, запрещая себе таять в руках Малина.
Тело плавится, а разум бунтует. Я на стороне последнего.
– Ты моя истинная, – на этот раз столичный не спрашивает.
Прошло слишком мало времени с нашей первой встречи. Да, очевидно, мой запах проявился четче, но все равно пока не принял окончательную форму.
Истинность берет свое, но не так быстро.
– Нет, – заявляю твердо, не собираясь подтверждать.
Малин вновь наклоняется к шее. Медленно, давая мне прочувствовать момент каждой клеточкой тела.
Будь ты проклят. Ты и твоя истинность.