Вздрагиваю от звука, такого знакомого, сердце сжимается в комочек. Прямо передо мной на тротуар вылетает чёрный мотоцикл, резко затормозив. Огромными глазами смотрю на него... Да, это он! Настоящий! Он был! Боже, я идиотка.

Снимает шлем и вижу ту самую полуулыбку на губах, знаю, если улыбнётся на щеках появятся милые ямочки. На нем драные джинсы, футболка чёрного цвета в обтяг, сверху кожаная куртка, наполовину не застегнутая. Разглядываю не таясь, мне кажется я видела его так давно, сердце отдаёт тяжелыми ударами. Стою от него в двух шагах, он протягивает руку, в страхе мотаю головой. Чувствую, как смеётся, а на лице лишь полуулыбка. Ну улыбнись же, у тебя такая красивая улыбка... Дыхание перехватывает.

— Не бойся, сегодня не увезу.

С силой сжимаю сумку и куртку в руках, он смеётся. Боюсь сама себя. Протягивает открытую ладонь, перекладываю сумку в другую руку и вкладываю свои пальцы, его сильные мгновенно смыкаются на моих, как капкан, заставляя вздрогнуть. Попалась! Одним движением притягивает ближе. Чувствую жар от мотоцикла и его пальцев, сжимающих мои. Другую руку запускает в волосы, мгновенно притянув к себе за затылок, впивается в губы чувственным поцелуем. Перехватывает дыхание, пробирает до мурашек. Шум машин, прохожие, всё уходит на задний план... Он скучал... Проносится дикая мысль, настолько дикая и нереальная.

Отпускает плененные губы невыпустив руку, ноги мгновенно перестают слушаться, не держат. Слабость окатила прокатилась по телу. Сейчас свалюсь прямо к нему в объятия.

— Телефон дай.

Моргнув смотрю на него, пелена затмившая разум рассеивается. Ему нужен мой номер? Сам берёт мою сумку, достаёт требуемое и что-то набирает. Пялюсь, как по-хозяйки распоряжается моими вещами. Вызывает такси и кладет обратно в сумку, вкладывает в руки.

— Номер твой не нужен, у меня нет телефона.

Глупо продолжаю моргать глазами.

— Стой тут и жди машину, — резко поворачивает голову, звук ещё одного мотоцикла разрезает воздух. Он быстро целует мне пальцы и отпускает руку. Тут же появляется ощущение, что-то потеряла. — Одна не ходи больше.

Одевает шлем, красный мотоцикл проносится мимо и он стартует следом. В страхе отскакиваю, провожая их взглядом. Что это было? Телефон звонит, мне диктуют номер и модель. Подъезжает такси, сажусь и как оказывается еду домой. Что значит нет телефона... Губы до сих пор пылают огнём, непроизвольно трогаю пальцами, накрываю ладонью место, где он поцеловал, кожа пульсирует и горит. Готова трясти головой, разогнать бы дурман.

Расплачиваюсь и иду как зомби домой. Захожу, разуваюсь, Сонька ещё дома. Из кухни вкусно пахнет. Вешаю куртку, кладу на полку сумку, плетусь на кухню. Сажусь на диван, смотрю на сестру не видя её.

— Э! — машет она рукой перед носом. — Ты соизволила домой явиться? Ты меня слышишь?

— Слышу.

Торопится к окну, выглядывает на улицу через жалюзи.

— Я пошла, Федя приехал. Мама нам вкуснотищи наготовила, ешь блудная дочь.

— Мама была?

— Да, с утра, — язвительный тон сёстры режет слух, — у папы дела в городе, мама с ним приехала. А тебе же не судьба трубку взять. Да и щас домой не спешила. Я уж не стала расстраивать родителей, рассказами о их непутевой, любимой дочке.

Она вышла, слышу обувается.

— Не пугайся утром, Федя ночует сегодня у нас. Голая, будь добра, не ходи.

Не успеваю возразить, как сестра убегает. Распустила я её. Сижу на кухне и не могу ни о чём думать, кроме него. Целовал, а я даже не сопротивлялась! Так и не позвонила Заруцкому. А теперь не могу этого сделать. Хочется рыдать в голос, но даже на это нет сил. Продолжаю сидеть. Душу разрывает в клочья. Даже не замечаю, как слёзы уже бегут по щекам, стекая по подбородку, капают на ладони. Смотрю на свои пальцы целованные им. Ничего не понимаю. Ничего. Я себя не понимаю. Последняя дрянь. Очень устала...

Не знаю сколько просидела жалея себя, жалуясь на усталость, в итоге мне это надоело. Умылась, долго плескаясь водой в лицо, намочив половину волос, лицо конечно у меня лучше не придумаешь. Поднялась к себе, переоделась в пижамные штаны и футболку. На кухне вкусно пахнет Маминой стряпнёй, напоминая детство. С удовольствием поужинала, раздумывая над тем насколько обнаглела младшая сестра. Сердце тоскливо ноет, скучаю по Заруцкому, но странно не переживаю, как днём. Была уверена сам придёт, может во мне просто говорило чувство мести, злобная стерва кивает головой: правильно, правильно.

Думая о своей нелёгкой судьбе, мыла посуду, когда услышала звук подъезжающей машины. О, приехали. Обнаглела в конец уже, парень у нас дома ночует, знали бы мама с папой. Не успело восемнадцать стукнуть, а уже скоро жить к нам переедут. Распустила я сестру, расстроятся родители, не оправдала доверия.

Как гром среди ясного неба раздался давно забытый звук, мелодичная трель пронеслась по дому и затихла. В звонок уже года три никто не звонил! Мы даже не знаем, работает он или нет. Вытираю руки полотенцем, может Сонька дура глумится. Смотрю в щелочку между жалюзей, у дома серебристая машина, у Феди синяя... Сердце тревожно бьётся. Не может быть! Не может быть!

Не может быть! Он приехал! Тело обдаёт жаром, мандраж во всех конечностях. Я не накрашена, в пижамных штанах и широкой, затасканной футболке, волосы ещё не высохли после обильного умывания, свисают некрасивыми сосульками. Мечусь глазами, не открывать, у меня везде свет горит, видно кто-то дома. О боже! Точно не буду притворяться, что меня нет, или что не работает звонок. Он уедет, пока я тут бьюсь в истерике. Заруцкий никогда не приезжал ко мне, максимум забрать. Что делать? В горле пересохло, не могу позволить видеть себя в таком виде. Трель раздаётся во второй раз, подпрыгиваю от звука.

Самое страшное, я очень хочу его видеть, но выгляжу сейчас как домохозяйка-чуханка. Зеркало в прихожей именно такую картинку мне и отображает. Хоть как-то пытаюсь привести волосы в порядок. Глаза не красные? Вид ужасный! Но выбор не велик, либо открываю, либо уедет... Тороплюсь на улицу переставляя ватные ноги, два метра до калитки кажутся пропастью. Открываю не поднимая глаз, щёки пылают.

Молчит, из-под ресниц поднимаю глаза. Да что же так горит лицо, невыносимо. Чувствую себя уродливой замарашкой. Заруцкий серьёзен, и не только, улавливаю злость, мягко сказано, от него веет агрессией. Черты лица заострились или это потёмки виноваты и скупой свет фонаря. По спине бегут мурашки страха, таким вижу впервые.

— Стыдно, хоть это радует, — нарушает первым молчание, рассматривая открыто с ног до головы.

Действительно становится стыдно, держу на пороге. Уж не знаю, что он имел ввиду, слишком переживаю, сути не уловила.

— Проходи... — голос прозвучал жалко.

Ощущать себя ущербной букашкой уверенности не добавит. Проходит вслед за мной, в прихожей разувается.

— Может... чай, кофе? — робко интересуюсь, не поднимая глаз к лицу.

— А может ты что-то забыла?

Вскидываюсь, в его взгляде столько злобы, отступаю на шаг. Будто знает... Чувство вины терзает, целованные губы горят пламенем.

Смотрю на него в страхе, он пытливо рассматривает, ищет следы преступления. Краснею, стыдно за внешний вид. Ещё я обманула, номер не дала, сообщение не скинула. Обманула! Есть же мой номер, Сонька слила, или он ждёт объяснений... Мысли путаются, перед глазами поцелуй другого. Держусь не закричать: прости меня. Ага! Может на колени бухнуться и ботинки целовать, рвать на голове волосы и скулить, вымаливать прощения. Словно окатило ледяной водой.

— Что я забыла?

Заруцкий пальцем касается своих губ, подсказывая мне. Тяжело сглотнула.

— Последнее время часто стала об этом забывать.

Подхожу и быстро целую, он мгновенно отреагировав, запускает пальцы в волосы на затылке и наклонившись, без извечных каблуков выше на голову, почти касаясь моего носа своим, смотрит в глаза. Сквозь зубы рычит:

— Придушу тебя, если ещё раз так сделаешь, — впивается в рот требовательным поцелуем, терзая и мучая.