Поэтому, обещая отвезти Председателя домой, я уже знала, чтó будет дальше. Звезды начали свой отсчет. Я действовала четко.

Он сидел, прислонившись к стене, уставившись перед собой бессмысленным взглядом. Когда я оказалась в поле его зрения, мне показалось, что Председатель меня не видит, но он кашлянул и сказал замогильным голосом:

– Плохо мне, пани Душейко.

Этот Человек страдал. «Плохо» относилось не только к его самочувствию, связанному с перепоем. Ему вообще было плохо, и это нас немного сблизило.

– Нельзя вам столько пить.

Я была готова исполнить свой приговор, но еще не решила окончательно. Подумала, что, если я действую правильно, все будет происходить так, что я точно пойму, как быть дальше.

– Помоги мне, – прохрипел он. – Отвези домой.

Его слова прозвучали печально. Мне стало его жаль. Конечно, надо отвезти его домой, он прав. Освободить его от него самого, от этой испорченной, жестокой жизни, которую он вел. Это и был Знак, я его сразу разгадала.

– Подождите минутку, я сейчас вернусь.

Я пошла к машине и вытащила из холодильника пакет со льдом. Случайный свидетель подумал бы, что у кого-то мигрень и я хочу помочь. Но никаких свидетелей не было. Большая часть машин уже разъехалась. Кто-то еще перекликался у входа; слышались возбужденные голоса.

В кармане у меня была бутылочка, которую я украла у Бороса.

Когда я вернулась, Председатель сидел, откинув назад голову, и плакал.

– Если вы и дальше будете столько пить, рано или поздно допрыгаетесь до инфаркта, – сказала я. – Пошли.

Подхватила его под мышку и потянула вверх, чтобы он встал.

– Почему ты плачешь? – спросила я.

– Вы такая добрая…

– Я знаю, – ответила я.

– А вы? Почему вы плачете?

Этого я не знала.

Мы вошли в лес, я подталкивала его, мы уходили все дальше, и только когда уже не стало видно света в здании склада, я его отпустила.

– Лучше бы тебя вырвало, сразу полегчает, – посоветовала я. – А потом отправлю тебя домой.

Он посмотрел на меня отсутствующим взглядом.

– Как это «отправишь»?

Я успокаивающе похлопала его по плечу:

– Ну, давай уже.

Председатель оперся о дерево и наклонился. Изо рта потекла струйка слюны.

– Ты хочешь меня убить, верно? – прохрипел он.

Начал кашлять и давиться, но потом действительно что-то булькнуло, и его стошнило.

– Ох, – сказал он смущенно.

Тогда я протянула ему в крышечке от бутылки Бороса немного феромонов и велела выпить.

– Тебе сразу станет лучше.

Председатель, не моргнув глазом, выпил и зарыдал.

– Ты меня отравила?

– Да, – ответила я.

И поняла, что час его пробил. Намотала ручки пакета на ладонь, встала так, чтобы как следует размахнуться. Ударила. Попала по спине и затылку, он был значительно выше меня, но сильный удар заставил его упасть на колени. И я снова подумала, что все складывается именно так, как надо. Ударила еще раз, на этот раз точно. Что-то хрустнуло, Председатель застонал и упал на землю. У меня было ощущение, что он мне за это благодарен. В темноте я повернула его голову так, чтобы рот оказался открыт. Потом облила остатками феромонов шею и одежду. По дороге выбросила лед возле здания склада, а пакет спрятала в карман.

Вот так это и случилось.

Они сидели неподвижно. Горчичный суп давно остыл. Никто не произнес ни слова, поэтому я накинула на себя куртку, вышла из дома и направилась в сторону Перевала.

Где-то в деревне выли сирены, и ветер разносил их жалобный протяжный голос над Плоскогорьем. Потом все затихло, я только успела увидеть удаляющиеся фары машины Дэна.

Наверное, Дэн заезжал утром, когда я еще спала, наглотавшись своих таблеток. А как еще заснуть после такого? Я не слышала, как он стучал. Мне и не хотелось ничего слышать. Почему он не подождал, не постучал в окно? Ведь наверняка хотел сообщить что-то важное. Спешил.

Я растерянно стояла на крыльце, но увидела только томик Блейка, тот самый, что мы купили в Чехии – на коврике под дверью. Зачем Дэн оставил его мне? Что хотел этим сказать? Я открыла книгу и бездумно пролистала, но ни записка из нее не выпала, ни сообщения никакого я не нашла.

День был темный и мокрый. Я с трудом передвигала ноги. Пошла заварить себе крепкого чаю и лишь тогда увидела, что одна страница в книге заложена травинкой. Я прочитала фрагмент, над которым мы еще не начинали работать, отрывок из письма Блейка Ричарду Филлипсу, аккуратно выделенный карандашом (Дэн ужасно не любил делать пометки в книгах):

Мне понадобилось несколько секунд, чтобы осознать написанное, потом на меня внезапно накатила дурнота. Печень отозвалась тупой, нарастающей болью.

Я начала складывать в рюкзак свои вещи и ноутбук, но услышала шум приближающихся машин, по меньшей мере двух. Времени на раздумья не оставалось, я подхватила все это и побежала вниз, в котельную. На мгновение мне почудилось, что там я снова увижу Маму и Бабушку. И Девочек. Может, это было бы для меня самым лучшим выходом – присоединиться к ним. Но в котельной никого не оказалось.

Между котельной и гаражом есть маленький закуток для водяных счетчиков, кабелей и швабр. Такой закуток должен быть в каждом доме на случай Преследований и Войн. В каждом без исключения. Вот туда я и забралась с рюкзаком и ноутбуком под мышкой, в пижаме и тапочках. Живот болел все сильнее.

Сначала послышался стук, потом скрип входной двери и шаги в сенях. Я слышала, как они топали по лестнице и открывали все двери подряд. Слышала голос Черного Пальто и того молодого полицейского, который работал с Комендантом и позже меня допрашивал. Но были и другие, незнакомые. Они разбрелись по всему дому. Звали меня:

– Гражданка Душейко! Пани Янина! – Уж одного этого было достаточно, чтобы я не откликнулась.

Они поднялись наверх, наверняка нанесли грязи, осмотрели каждую комнату. Потом один из них начал спускаться вниз, и в следующее мгновение дверь в котельную открылась. Кто-то вошел и внимательно огляделся по сторонам, проверил кладовку, потом направился к гаражу. Я почувствовала движение воздуха, когда этот человек прошел на расстоянии каких-то десятков сантиметров от меня. Затаила дыхание.

– Адам, ты где? – послышалось сверху.

– Здесь! – крикнул он прямо у меня над ухом. – Тут никого нет.

Человек наверху выругался. Грубо.

– Бр-р-р, до чего неприятное место, – сказал сам себе тот, что в котельной, и пошел наверх. Свет не выключил.

Я слышала, как они разговаривают, стоя в сенях. Совещаются.

– Видимо, она просто уехала…

– А машину оставила. Странно как-то. Пешком, что ли, пошла?

Тогда к ним присоединился голос Матохи, запыхавшегося, будто он прибежал сюда вслед за Полицией:

– Она говорила, что поедет к подруге, в Щецин.

Откуда он взял этот Щецин – смех да и только!

– Папа, чего ж ты мне сразу не сказал?

Матоха не ответил.

– В Щецин? У нее там кто-то есть? Папа, что тебе известно? – задумчиво расспрашивал Черное Пальто.

Матохе, видимо, было неприятно, что сын разговаривает с ним таким тоном.

– Как она могла туда поехать? – начали они обсуждать, но дискуссию прервал голос молодого полицейского: