Дэн одолжил мне на несколько дней «Избранные письма», и, вернувшись домой, я подкинула дров в печь, заварила крепкий чай и немедленно принялась за чтение.

Особенно мне понравился один отрывок, перевод которого я торопливо записала на бумажном пакете.

«Я уверен, что мой Организм находится в хорошем состоянии, – писал Блейк, – но страдает многочисленными Недомоганиями, о которых никому, кроме меня, не известно. В молодости многие места неизменно вызывали у меня приступ болезни – на следующий День, порой спустя два, три дня, один и тот же Недуг, одна и та же Боль в Желудке. Сэр Фрэнсис Бэкон имел обыкновение говорить о необходимости дисциплины, которой следует придерживаться в Горных Краях. Сэр Фрэнсис Бэкон – лжец. Никакие упражнения не способны сделать Человека иным, даже в малейшей степени, а дисциплину такого рода я называю Тщеславием и Глупостью».

Я была в восторге. Читала и не могла остановиться. И, кажется, все складывалось так, как мечтал Автор: прочитанное проникло в мои сны, и целую Ночь мне являлись видения.

Весна начинается в мае, а извещает об этом, сам того не ведая, Стоматолог, который выносит и ставит перед домом старую бормашину и такое же допотопное стоматологическое кресло. Обмахивает их тряпкой – раз, другой, стряхивает паутину и сено – оба предмета зимовали в сарае, их вытаскивали лишь время от времени, в случае крайней необходимости. Зимой Стоматолог, как правило, отдыхает; зимой здесь много не наработаешь, люди утрачивают интерес к собственному здоровью, кроме того, зимой темно, а он плохо видит. Ему требуется яркое солнце, майское, июньское, чтобы светило прямо в рот пациентам, среди которых – лесорубы, а также усатые мужчины, что целыми днями простаивают на деревенском мостике, а потому зовутся работниками «Мостостоя».

Когда подсыхала апрельская грязь, мои прогулки по окрестностям под видом обходов делались все смелее. В это время года я охотно навещала Ахтозию, маленький поселок у самой каменоломни, где жил Стоматолог. Как и каждый год, меня ждала потрясающая картина – на ярко-зеленой траве, под голубым платом неба стояло белое стоматологическое кресло, а на нем полулежал кто-то с неизменно открытым Солнцу ртом. Над пациентом склонялся Стоматолог с бором в руке. Его нога выполняла едва заметное с такого расстояния монотонное движение, ритмично нажимая на педаль бормашины. В нескольких метрах стояли еще двое или трое мужчин – потягивая пиво, они в сосредоточенном молчании наблюдали за процессом.

Главным занятием Стоматолога было удаление больных зубов. Иногда, значительно реже – лечение. Он также изготовлял протезы. Когда я еще не подозревала о его существовании, долго не могла понять, чтó за порода людей обитает в этих краях. Зубы у многих из них были схожи, словно все жители находились в родстве друг с другом и имели один и тот же ген или одинаковое расположение планет в Гороскопе. Особенно пожилые: их зубы были продолговатыми, узкими, сизоватыми. Странные зубы. У меня возникла еще одна Гипотеза – я слышала, что глубоко под Плоскогорьем находятся залежи урана, которые, как известно, порождают различные Аномалии.

Теперь я уже знала, что это просто протезы Стоматолога, его фирменный знак, автограф. Как всякий художник, он был уникален.

С моей точки зрения, работай он легально, стал бы главной достопримечательностью для посещающих Клодзкую котловину туристов. К сожалению, Стоматолога давно лишили права заниматься профессиональной деятельностью по причине злоупотребления алкоголем. Странно, почему людей не лишают права заниматься профессиональной деятельностью по причине плохого зрения. Этот Недуг может представлять для пациента гораздо бóльшую опасность. А Стоматолог носил толстые очки, в которых одно стеклышко было скреплено скотчем.

В тот день он сверлил зуб какому-то мужчине. Трудно было разглядеть черты лица, искаженного болью и слегка отупевшего от водки, которую Стоматолог использовал в качестве анестезии. Пронзительный звук бормашины ввинчивался в мозг и пробуждал самые жуткие детские воспоминания.

– Как жизнь? – поздоровалась я.

– Терпимо, – ответил Стоматолог с широкой улыбкой, которая заставляла вспомнить древнее высказывание: «Врачу, исцелися сам». – Давно я вас не видел. В последний раз, кажется, когда вы здесь искали своих…

– Да-да, – перебила я его. – Зимой трудно ходить так далеко. Пока проберешься через сугробы, уже стемнеет.

Он вернулся к своему пациенту, а я присоединилась к группе зевак и глубокомысленно наблюдала за манипуляциями бормашины в человеческом рту.

– А вы видели белых лис? – спросил меня один из мужчин. У него было красивое лицо. Сложись его жизнь иначе, наверняка стал бы киноактером, героем-любовником. Однако сейчас его красота меркла под сетью морщин и борозд.

– Говорят, Нутряк выпустил их, прежде чем сбежать, – добавил другой.

– Может, совесть мучила, – заключила я. – Может, эти Лисы его и загрызли.

Стоматолог взглянул на меня с интересом. Покачал головой и опустил бор в зуб. Бедный пациент подпрыгнул на кресле.

– Неужели нельзя запломбировать зуб без этого сверления? – спросила я.

Однако похоже, что судьба больного никого особо не интересовала.

– Сначала Большая Ступня, потом Комендант, теперь вот Нутряк… – вздохнул Красивый Мужчина. – Страх из дому выйти. Как стемнеет, я, если что во дворе надо, жену посылаю.

– Это вы здорово придумали, – бросила я, а потом медленно произнесла: – Животные им мстят за то, что они охотились.

– Да ладно… Большая Ступня не охотился, – усомнился Красавчик.

– Зато силки ставил, – возразил другой мужчина. – Пани Душейко права. Кто здесь больше него браконьерствовал?

Стоматолог растер на блюдечке немного белой массы и принялся лопаточкой накладывать на рассверленный зуб.

– Да, это возможно, – бормотал он себе под нос. – Это действительно возможно, должна же быть какая-то справедливость. Да-да. Животные.

Пациент жалобно застонал.

– Вы верите в божье провидение? – вдруг спросил меня Стоматолог, застыв над креслом; голос у него был такой, словно он на что-то намекал.

Мужчины захихикали, будто он сказал глупость. Я задумалась.

– А я вот верю, – заявил Стоматолог, не дожидаясь ответа. Дружески хлопнул пациента по спине, и тот радостно вскочил. – Следующий, – пригласил он.

От кучки зевак отделился один и неохотно сел в кресло.

– Что беспокоит? – спросил Стоматолог.

Вместо ответа тот раскрыл рот, и Стоматолог туда заглянул. Но тут же отпрянул, пробормотав «Мать твою», что, очевидно, являлось лаконичной оценкой состояния ротовой полости пациента. Пальцами проверил, не шатаются ли зубы, потом потянулся за бутылкой водки, стоявшей за его спиной.

– На вот, выпей. Будем рвать.

Мужчина что-то невнятно пробормотал, вконец подавленный неожиданным приговором. Он взял из рук Стоматолога почти доверху наполненный водкой стакан и залпом выпил. Я была уверена, что после такого наркоза боли он не почувствует.

Дожидаясь, пока алкоголь подействует, мужчины принялись возбужденно обсуждать каменоломню – мол, скоро ее снова откроют. Год за годом она станет поглощать Плоскогорье, пока не сожрет полностью. Придется отсюда переселяться. Если она действительно заработает, поселок Стоматолога ликвидируют первым.

– Нет, не верю я в божье провидение. Организуйте комитет сопротивления, – посоветовала я им. – Устройте демонстрацию.

– Апре ну делиж[13], – сказал Стоматолог и сунул пальцы в рот пациента, который находился в полуобморочном состоянии. И легко, безо всяких усилий вытащил оттуда почерневший зуб. Послышался разве что легкий хруст. Меня затошнило.

– Они должны отомстить, – сказал Стоматолог. – Животные должны разнести все это к чертовой матери.