Сейчас на этом месте стоял на коленях Борос.

– Посвети мне, пожалуйста, – попросил он, – кажется, у нас тут личинки Cleridae.

– А ты веришь, что дикие Животные могут убить Человека? – спросила я, взволнованная своим видением.

– Да, разумеется. Львы, леопарды, быки, змеи, насекомые, бактерии, вирусы…

– А Косули, например?

– Наверняка бы что-нибудь придумали.

Итак, он был на моей стороне.

К сожалению, мое видение не объясняло, каким образом Лисы с фермы оказались на свободе. И того, как силок (в который попала нога) стал причиной смерти.

– Я нашел Acarina, Cleridae, личинок ос и Dermaptera, или, как их называют, уховерток, – рассказывал Борос за ужином, который приготовил в моей кухне Матоха. – Ну и муравьев, конечно. Ага, и еще много плесени, но когда труп забирали, ее почти всю уничтожили. Я полагаю, это свидетельствует о том, что тело находилось на стадии маслянокислого брожения.

Мы как раз ели макароны с соусом из сыра с плесенью.

– Неизвестно, – продолжал Борос, – чтó это было, плесень или adipocere, то есть трупный воск.

– Что ты такое говоришь? Что такое трупный воск? Откуда ты все это знаешь? – спросил Матоха, набив рот макаронами; на коленях у него сидела Марыся.

Борос объяснил, что когда-то служил консультантом в Полиции. И немного изучал тафономию.

– Тафономию? – поинтересовалась я. – А что это такое?

– Это наука о разложении тела. «Тафос» по-гречески означает «могила».

– Боже мой, – вздохнул Дэн, словно просил кого-то вмешаться. Но ничего такого, конечно, не произошло.

– Это свидетельствует о том, что тело пролежало там дней сорок-пятьдесят.

Мы мысленно принялись подсчитывать. Дэн сообразил первым.

– То есть это могло быть начало марта, – задумался он. – Всего лишь месяц после смерти Коменданта.

Три недели все говорили только об этом, пока не произошло еще кое-что. Но теперь количество распространявшихся по окрестностям версий относительно смерти Нутряка было огромно. Дэн говорил, что Полиция вообще не разыскивала его после исчезновения в марте, потому что пропала также его любовница, о которой все знали. Даже жена. И хотя знакомые удивлялись, что пара так внезапно уехала, но все-таки были убеждены, что Нутряк занимался какой-то сомнительной деятельностью. Никто не хотел совать свой нос в чужие дела. Жена тоже смирилась с исчезновением, вполне вероятно, что ей это было даже на руку. Она уже подала на развод, но теперь получается, что в этом нет необходимости. Она овдовела. Кажется, так для нее даже лучше. Любовница нашлась, и выяснилось, что они с Нутряком расстались еще в декабре и с Рождества она гостила у сестры в Америке. Борос считал, что полицейские, если у них имелись хоть малейшие подозрения, должны были объявить Нутряка в розыск. Но, возможно, Полиции было известно что-то такое, о чем мы не знали.

В следующую среду в магазине Благой Вести я услыхала, что по окрестностям рыскает какое-то Животное, которое особенно охотно убивает людей. И что это же Животное рыскало в прошлом году в районе Ополе, правда, там оно нападало на домашних Животных. Деревенские в панике, по вечерам запирают дома и овины на засов.

– Я тоже заколотил все дыры в заборе, – сообщил Господин с Пуделем, на сей раз покупавший элегантный жилет.

Я обрадовалась, увидев его. И его Пуделя. Пес послушно сидел и смотрел на меня умными глазами. Пудели мудрее, чем всем кажется, хотя на первый взгляд не скажешь. Это касается и многих других смышленых Существ – мы недооцениваем их разум.

Мы вышли вместе из лавки Благой Вести и остановились возле Самурая.

– Я помню, чтó вы тогда говорили, в Полиции. Это было очень убедительно. Думаю, речь идет не о каком-то одном животном-убийце, а о многих. Возможно, вследствие климатических изменений животные стали более агрессивны, даже косули и зайцы. И теперь мстят за все.

Так говорил этот пожилой мужчина.

Борос уехал. Я отвезла его в город, на вокзал. Студенты так и не появились, потому что у этих экологов окончательно сломалась машина. А может, никаких студентов и не было. Может, у Бороса имелись тут какие-то другие дела, а не только те, что касались Плоскотелки Красной.

Несколько дней мне очень его не хватало – его умывальных принадлежностей в ванной, даже чашек из-под чая, которые он оставлял по всему дому. Борос звонил каждый день. Потом немного реже, скажем, через день. Голос звучал так, словно он находится в другом измерении, в каком-то потустороннем мире на севере страны, где стоят тысячелетние деревья, а огромные Животные гуляют среди них медленно-медленно, вне времени. Я спокойно смотрела на то, как образ Бороса Шнайдера, энтомолога и тафонома, блекнет и рассеивается, оставляя на память разве что дурацкую седую косичку. Все пройдет.

Мудрый Человек знает об этом с самого начала и ни о чем не сожалеет.

В конце июня полили дожди. Летом здесь такое часто случается. Тогда слышно, как в этой вездесущей сырости шуршат, прорастая, травы, как плющ ползет по стене, как землю снизу распирает грибница. После дождя, когда Солнце на миг пробьется сквозь облака, все приобретает такую глубину, что глаза наполняются слезами.

Теперь я несколько раз в день ходила проверять мостик через ручей – не подмыло ли его поднявшейся водой.

Матоха явился в теплый день после грозы с робкой просьбой. А именно – не помогу ли я ему смастерить маскарадный костюм для бала, устраиваемого в ночь Ивана Купалы Обществом грибников «Боровик», где он, как я с удивлением узнала, состоял казначеем.

– Да ведь сезон еще не начался, – неуверенно начала я, не зная, что и думать.

– Ошибаешься. Сезон начинается вместе с первыми маслятами и шампиньонами, а это обычно происходит в середине июня. Потом уже не до балов, все будут грибы собирать. – В подтверждение своих слов он протянул ладонь, на которой лежали два отличных красных подберезовика.

Я как раз сидела на террасе под крышей и занималась своими астрологическими исследованиями. С середины мая Нептун благотворно аспектировал мой Асцендент, и это – я заметила – меня вдохновляло.

Матоха уговаривал меня пойти с ним на собрание, возможно он даже хотел, чтобы я немедленно вступила в Общество грибников и уплатила взносы. Но мне не нравится состоять в каких бы то ни было обществах. Я быстренько заглянула в гороскоп Матохи, и оказалось, что у него тоже Нептун благотворно аспектирует Венеру. Может, это и в самом деле неплохая идея – пойти на бал грибников? Я посмотрела на соседа. Он сидел передо мной в серой вылинявшей рубашке, на коленях держал корзину с клубникой. Я пошла на кухню и принесла миску. Мы начали чистить клубнику – следовало поспешить, ягоды немного перезрели. Матоха, конечно, пользовался своими щипчиками. Я тоже попыталась отрывать хвостики с их помощью, но оказалось, что пальцами это делать удобнее.

– Как тебя, собственно говоря, зовут? – спросила я. – Что означает это «С» перед твоей фамилией?

– Святополк, – ответил он после паузы, не глядя на меня.

– Не может быть! – воскликнула я, однако потом подумала, что, кто бы ни выбрал для него это имя, попал в десятку. Святополк. Мне показалось, что, признавшись в этом, Матоха испытал облегчение. Он положил в рот ягоду и сказал:

– Папа назвал меня так назло матери.

Отец Матохи был горным инженером. После войны он стал одним из тех польских специалистов, которых направили восстанавливать бывшую немецкую угольную шахту в Вальденбурге, позже превратившемся в Валбжих. У него работал один пожилой немец, технический директор шахты, которому не разрешали выехать, пока техника не заработает[18]. Город был тогда совершенно безлюден, поезда ежедневно привозили новых рабочих, но те селились в одном месте, в одном районе, словно пустой город пугал их своими масштабами. Немец прилагал все усилия, чтобы как можно быстрее сделать все необходимое и уехать в какую-нибудь Швабию или Гессен. Он приглашал отца Матохи к себе обедать, и вскоре оказалось, что инженеру приглянулась дочь директора, красавица. Собственно, это был бы идеальный выход – чтобы молодые поженились. И для предприятия, и для директора, и для народной власти, которая таким образом получала немецкую дочь вроде как в заложницы. Но брак с самого начала оказался неудачным. Отец Матохи много времени проводил на работе, часто спускался в шахту, поскольку предприятие было очень непростым – антрацит добывали на огромной глубине. В конце концов, он стал лучше чувствовать себя под землей, чем на ее поверхности, хоть это и трудно себе представить. Когда все работы были благополучно завершены и шахта заработала, в семье родился первый ребенок. Девочку назвали Живией, знаменуя, таким образом, воссоединение Возвращенных территорий с отчизной. Однако становилось все более очевидно, что ужиться супруги не в состоянии. Сверщиньский начал пользоваться отдельным входом и перебрался в подвальные помещения. Там он оборудовал себе кабинет и спальню. Тогда у них и родился сын, то есть Матоха, возможно, плод последних, прощальных любовных ласк. И именно тогда, зная, что жене-немке сложно произносить свою новую фамилию, инженер, руководствуясь каким-то непостижимым уже сегодня чувством мести, назвал сына Святополком. Мать, не умевшая выговорить имена собственных детей, умерла, едва те закончили школу. А отец совсем тронулся рассудком и провел остаток своей жизни в подземелье, продолжая устраивать под виллой все новые комнаты и коридоры.