Настроение Петунии снова сделало сальто. И упало куда-то глубоко под землю. Она недоуменно свела брови:
— Почему она обижена? Что я такого сделала?
Марго и Дадли пожали плечами. Наверху громко заиграла музыка. Петуния подумала, что весь предыдущий разговор Магнолия подслушивала, а теперь ей надоело.
— Как давно она обижена? Вы же писали, что все хорошо, что она передает приветы и просто очень занята. — Тут до Питти дошло. — Вы мне врали! Она не хотела писать, а вы… Почему?
— Мы не хотели тебя расстраивать. Думали, что когда ты приедешь на каникулы, вы поговорите, и все устаканится. — Маргарет развела руками.
— Да, так и будет. Я сейчас же поднимусь к ней! — специально громко сказала девочка, перекрикивая музыку и твердо шагая по ступенькам.
— Только, Питти, — сказал папа напоследок, — теперь Мэгги спит в той комнате, что в конце коридора.
— Что?
— Она захотела отдельную спальню. — Было видно, что Дадли просто не находил себе места. Он казался разбитым, или даже растоптанным. Его дочурки никогда не ссорились. Разве что расстраивались, когда им покупали вещи разного цвета.
— Что за дурость! — разозлилась девочка.
— Петуния, следи за…
— МЕНЯ ДАЖЕ НЕТ В ДОМЕ! Смысл переезжать в другую спальню?! — И она стремительно пошагала к Мэг.
Та уже была наготове. Она встала перед дверью в воинственной позе: задрала подбородок, расставила ноги и сложила руки на груди.
— Ну, здравствуй, любимая сестричка, — язвительно сказала Магнолия.
Петуния встала напротив нее, как злобное отражение. В порывах гнева она и не заметила, что двойняшка обогнала ее в росте на дюйм.
— Что происходит? Почему ты заставляешь моих родителей сидеть дома, когда я невесть откуда тряслась весь день и приехала на вокзал? В Лондон! Одна!
— Ты была не одна, с тобой были твои волшебные родственнички! — Мэгги задрала нос еще выше.
Петуния сжала кулаки и закрыла на миг глаза. Ей казалось, что она не помнила, как спокойно дышать. Сердце просто танцевало галоп.
— Они и твои родственники тоже. Если ты забыла, мы двойняшки!
— Это ты забыла! Ведь именно ты вычеркнула нас из своей жизни!
— Да что ты такое несешь?! Я писала вам дважды в неделю! Дважды! А ты не удосужилась даже привет мне передать и заставила маму врать, что все хорошо!
— Ничего я не заставляла! Я с самого начала сказала ей, чтобы послала тебя к черту от моего имени!
Этого Петуния снести не могла. Так волновать маму! И за что, хочется знать! Она закатала рукава желто-полосатой кофты, намереваясь вцепиться сестре в ее блестящую золотистую шевелюру. Ее накрыла такая волна гнева, что удивительно, как она еще держалась на ногах. Все эти месяцы издевок, плевков жеваной бумагой и сплошных незачетов на уроках она терпела только с мыслью, что дома ее ждет любящая семья, а единственная родная сестра скучает по ней. А теперь выясняется, что мало того, что Магнолия, которая, кстати, живет у папы с мамой под боком, спит в теплой постели, а не в сыром подвале, и учится со старыми друзьями, каждый день возвращаясь домой, эта самая Магнолия, что делила с Петунией материнскую утробу и появилась на свет всего двумя минутами раньше, хочет окончательно выбросить сестру из их уютной жизни. И за что? Питти не понимала, за что?
— Я тебе все волосы повыдираю, честное слово! — Девочка накинулась на пронзительно завизжавшую Мэгги.
— Идиотка! Дикарка! — орала Магнолия между криками боли. Она махала руками, стараясь поцарапать Петунии лицо. — Все вы там в вашей школе дикари! Даже письма пишете на не пойми чем и присылаете этих вонючих птиц!
— Девочки! — В дверях появился Дадли. Он держал две кружки какао и теперь не знал, что делать: бросать их и разнимать дочерей, рискуя быть повешенным женой за порчу нового ковра, или стоять и бессильно наблюдать.
К его счастью, рядом появилась и Маргарет. Он вручил ей какао и схватил обеих девочек за вороты кофт, разведя мощные руки в стороны.
— Совсем с ума сошли?
— Теперь я тоже думаю, что мне нужна отдельная комната! — кричала Петуния, крутясь и пытаясь освободиться.
— Пожалуйста! Я вообще закроюсь от тебя на защелку. А то еще ночью придешь меня убивать, дикарка!
— Мэгс, прекрати! — проревел Дадли. Его жесткий тон мигом отрезвил. Он легко бросил Мэгги на кровать, а Питти отставил в дальний конец спальни. — А теперь объясни, что между вами произошло.
— Петуния не хочет больше быть обычным человеком.
— В каком смысле, не хочу быть человеком? Ты с ума сошла, да?
— Это ты сошла с ума. Сколько раз ты назвала нас магглами в своем письме? Мне читать было противно. Что за слово вообще такое?
— Обычное слово, дурная ты голова! Тебе же объясняли, оно всего лишь означает "человек без магии".
— Вот так и говори! А то будто мы мусор какой-то. Ты и сама была магглом, пока не получила это проклятое письмо из школы.
— Каждый раз говорить "человек без магии"? Что еще, ваше величество? Ты что, не понимаешь, что это просто длинно и неудобно? С чего ты вообще взяла, что говоря это слово, я… Постой-ка! Так первое письмо дошло?
— Да, дошло, — тут же ответила Мэгги, ни капли не стыдясь. — Я порвала его, а этой поганой птице сказала больше не прилетать!
— Ты издеваешься?! Мам, она издевается! ИЗ-ЗА ТЕБЯ Я НЕ МОГЛА ПИСАТЬ РОДИТЕЛЯМ ВСЕ ЭТИ МЕСЯЦЫ!!! — Питти выдохлась, у нее даже закружилась голова. Мэгги, опустив голову на руки, рыдала, но сестре было совершенно ее не жаль. Марго поставила бокалы на прикроватную тумбочку, но обнимать подошла Петунию. — Мам! — хныкнула та и тоже залилась горячими слезами.
Дадли сел на кровать и хотел обнять Магнолию, но дочь не далась.
— Вы любите ее больше, чем меня! — кинула она, не глядя на отца.
— Мэгс, ну что ты говоришь!
— Хотите отдать в интернат! А я не хочу! И все из-за нее. Из-за того, что люди спрашивают, почему Питти попала в частную школу, а я нет!
— Господи, если в этом дело, то никуда мы тебя не отдадим! — воскликнула Марго. — Ты не могла сказать, что не хочешь? Мы уже собрали пакет документов и собирались отправлять запрос в Хендингтон после праздников!
— Да, Мэгс, спасибо, что вовремя предупредила, — добавил отец, смягчая тон матери. — Итак, в частную школу ты не едешь. Теперь вы помиритесь?
— Нет, пока она не извинится за то, что отравила меня! — В отличие от Петунии, у Мэгги еще были силы кричать и ругаться.
— Я не понимаю, о чем ты, — хлюпая носом и вытирая слезы о мамин халат, сказала Питти.
— Ну конечно не понимаешь! — с явным сарказмом ответила Магнолия. — А кто подсунул мне отравленные орешки?
— Когда? Куда подсунул? Ты о чем? — Питти заметила, как Маргарет, оторвав от своей груди, с подозрением смотрит на нее. — Мама, я этого не делала. Я не понимаю, о чем она говорит. Честно!
— Она про тот случай первого сентября, — пояснила Марго. — Мэгги рвало после того, как она поела орешки в глазури, которые ты оставила ей на прощание.
— Где оставила? — Петуния пыталась соображать быстро, но голова начала раскалываться. Первое сентября казалось таким далеким, из той, легкой беззаботной жизни, когда самым худшим, что могло случиться, была тихая поездка в купе для отбросов.
— Да прям в спальном мешке! Я поднялась с тетей Джинни, чтобы посмотреть, как она будет превращать спальные мешки обратно в подушки, и обнаружила в своем пакетик с орешками. Ты его даже подписала, приклеила бумажку с надписью "Петуния". Тетя сказала, что эти "маггловские орешки", — язвительно спародировала девочка, — даже она любит. Я съела всего пару штук, и через пятнадцать минут меня затошнило. А ты бросила меня и уехала на вокзал!
— Конечно, уехала. Из Хогвартса автоматически исключают, если не явиться в школу первого сентября. Никакие объяснения не принимают. Дядя Гарри же сразу это сказал. Ты разве не помнишь, как я хотела остаться с тобой? Это Поттеры уговорили меня ехать!
— Да, комедию ты разыграла отличную. — Магнолия вытирала слезы, наконец, позволив отцу хотя бы гладить ее по спине. — И я даже поверила. Пока не получила твое гадкое письмо на гадкой непонятной бумаге, написанное грязной ручкой, все в кляксах, да еще и от этой гадкой страшной птицы. Было видно, насколько тебе наплевать на нас. Спасибо, что хоть не на туалетной бумаге написала!
