– А почему? Ты был бы прекрасным врачом.
– Мне стало совсем плохо и я первый раз попал в психбольницу. Мама говорила, что врач не должен сам быть больным, – поделился Эсмонд, – Поэтому я не стал продолжать после выписки. Да и вскоре, опять туда попал.
– А что с тобой? Зачем в больницу? Отчего тебя лечили? – непонимающе произнесла Брук, не заметив у парня особых отклонений, хотя может она чего-то не понимает?
– Я и сам уже не знаю. В детстве мне сказали, что у меня невротическая депрессия. Я так и не смог вылечиться. Отец говорил, что я психопат. Мама, что инвалид. А я.. я не знаю, – замялся Эсмонд, впервые, отвечая немного растерянно.
– А это? –аккуратно произнесла Алеста, положив ладонь на его предплечье, бережно погладив по черной кофте, прекрасно помня, что там видела как-то раз. Ей показалось, что сейчас хороший момент, спросить и по возможности, понять и помочь. Если он конечно позволит.
– Я резал вены трижды прежде, чем понял, что хочу жить, – ровно проговорил Джеффесон, накрыв своей второй рукой ладонь Брук, не поднимая на неё взгляд. – Я любил калечить себя тогда. У меня много таких по всему телу. Меня даже несколько раз привязывали к койке.
– Ты не болен, ты просто был не понят, -грустно проговорила Брук, у которой сердце разрывалось даже от крупицы из его жизни. В такие моменты она понимала, что возможно и хорошо не иметь родителей вовсе, чем таких. Такие, которые буквально загубили собственного ребенка. Убедив его в том, что он псих и не достоин нормальной жизни и любви.
– Моя сестра кажется меня боится, но я очень люблю Элли. – добавил он, все еще смотря на свою руку.
Алеста нечего не ответила, лишь продолжила поглаживать руку, облокотившись лбом о его плечо, не зная как еще можно было поддержать в такой ситуации. Так они и сидели. В тишине. Нарушаемой лишь бьющими по стеклу каплями пошедшего дождя. Алеста не знала, сколько было время, когда он встал, сказав, что ей нужно ехать в больницу. Честно говоря, было как то плевать. Ей было очень грустно за него. Он даже вызвал ей такси. Ведь ни знания адреса, ни телефона у неё не было. Попрощавшись и поблагодарив уже в сотый раз, Алеста все же покинула дом Джефферсона. На сердце было не очень спокойно, но она все же надеялась, что смогла хоть как то ему помочь. Почувствовать себя не одиноким и не больным. Пусть он знает, что у него есть друг. И он может прийти когда хочет.
В больнице ничего нового ей не сказали. Нижний вывих. Редкий. Осмотрели, сделали рентген. Наложили новую повязку. Выписали обезболивающие мази, физиотерапию и гимнастику. Прогноз 2- 3 недели ношения повязки. Устало выдохнув, Алеста плюхнулась на диван в своей гостиной. Здорово однако у неё день начался. Просто супер. Было немного страшно, тут теперь находиться. Кто знает, как ее еще захотят травмировать неспокойные родственники? Теперь отрицать это было как то глупо уже что ли. Они ведь и не пытаются особо скрываться. На часах было около часа дня, а она вспомнила, что так и не выполнила свое обещание данное Лоуренсу. Как-то не дошло что ли. Тактично ли будет возвращаться сейчас, да еще и с такой просьбой.? Не понятно. Ведь раз он не участвовал стало быть не хотел. Алесте было как то сложно анализировать на счет их взаимоотношений. С одной стороны, они хорошо и комфортно общались. Да и Эсмонд, явно был не из тех, кто будет дружить через силу. Но все же, она боялась показаться навязчивой. Хотя сама, буквально, говорила приходить ему, когда захочется. Почему сама не может делать того же? Наверно потому что, если бы ходила всегда когда хотела, то и не уходила бы оттуда вообще. Ладно, она обязательно спросит. Просто не сейчас. Время еще есть. Она пошла на кухню, дабы перекусить чем-то очень плотным. Желудок урчал и начинал уже закручиваться, кажется. Рука тоже продолжала ныть, но все же, это не сравнится с той болью, что была когда она только упала или когда ей ее вправляли. А это она потерпит. Три недели с повязкой не так и много. Доктор сказал, что боль обычно проходит уже в течение первой недели. Повязка в основном для фиксации и правильного заживления. Хотя делать все лишь одной рукой было не совсем удобно и непривычно, честно говоря. Брук сделала себе большой закрытый бутерброд с паштетом, помидорами, ветчиной и еще половиной ее холодильника. Положила оставшийся кусок мяса со вчерашнего дня, налила себе вишневого сока и довольная жизнью стаскала это все на небольшой столик на кухне, принявшись за дело. Настроение поднялось практически сразу, когда она откусила восхитительно вкусный бутерброд. В голову вдруг попала мысль, что рисовать теперь будет немного затруднительно. Кстати говоря, насчет рисования. Она так и не проверяла сайт, хотя и собиралась постоянно. Интересно, были ли у неё заказы? Много ли? Хотя больше 15 точно не будет. У неё стоял барьер. Не больше 15 в месяц. Всё остальное автоматически на следующий. Достав телефон, она загрузила свой сайт и одновременно решила, что ей нужен ноутбук. С телефона это было как-то неудобно. Открыв его, она обрадовалась. Заказы и правда, были. И не один, а целых три! Три портрета. Все трое захотели по фотографии. Что странно, многие хотели именно с фото, хотя с натуры он всегда был гораздо живее. Да уж, живее, – проскочило в голове совсем другие мысли. Но на самом деле, немногие люди любят сидеть и позировать целые сутки напролет. Подтвердив все заказы. Алеста допила свой сок и двинулась в гостиную. Там было всё необходимое. Там она всегда отдыхала. Там ей в принципе, очень нравилось. Она начнет работать прямо сегодня. Уж очень она соскучилась по этому делу, а работать такими материалами одно удовольствие. Сделав первичный набросок, Алеста подумала, что стоит заказать еще и коробки с красивыми лентами, чтобы упаковывать заказы. Да, отличная мысль. Девушка, что заказала портрет, была такая красивая, что рисовать ее было даже приятно. Кареглазая. Со смуглой кожей и орехового цвета волосами. Она так лучисто улыбалась, что даже по фото улыбка была как живая. Алесте она очень понравилась. Она вообще считала в основном всех людей красивыми. Исключения составляли лишь люди, что не нравились ей характером или поступками. Они автоматически становились для неё уродливыми и непривлекательными. Ну и она сама собственно. Нет. Она не думала, что она уродина и не плакала днями напролет из-за несправедливости жизни. Просто не считала себя такой же красивой как остальные. Она часто сравнивала себя с другими девушками, мимоходом идя по делам и всегда проигрывала эту схватку. Потом представляла, как бы она смотрелась в их одежде, с их прической и немного успокаивалась, думая, что дело в этом. Но стоило этой девушке одеться по-другому, она проигрывала ей вновь, даже если бы и повторила прошлый образ чего никогда, разумеется, не делала, уверенная в том, что каждый должен быть индивидуален. Даже если очень хочется у кого-то что –то позаимствовать – не надо. Это все равно, будет идти только тому человеку, у которого вы это взяли.
Вероятно, так не должно быть. Все буквально, кричат, что нужно любить себя и уважать. Она любит и уважает. Просто не считает, прямо уж красавицей, вот и все. Проработав до самого вечера, Алеста очнулась только когда на улице стало темнеть. Часы показывали начало 7. Живот урчал, да и рука уже порядком устала. Вытерев ее от краски, она последовала в кухню. В принципе, большая часть работы была сделана. Она закончит ее уже завтра. На душе было радостно и спокойно. Она даже не сразу вспомнила, что Маркус то жил с ней и ушел еще утром из-за ее грубости. Вот черт. Настроение как то упало сразу, когда она поняла, что потеряла Норисса в незнакомом ему городе. Хотя, ну он же не маленький? Отвечает за себя сам. Да он обиделся, но все остальное это его решения , а значит его последствия. Хотя, все-таки как-то неправильно это. Ну вот где он так долго? Почему она должна вот думать об этом? Думать, правда, об этом пришлось не так уж и долго. Уже буквально через час дом пронзил звук входного звонка. Алеста поспешила открыть дверь. На пороге стоял Маркус, без конца трезвонивший в дверь, облокотившись на кнопку пальцем.
