— Хорошо. Когда вы собираетесь выехать с Оренбург? — Бенкендорф успокоился и быстро начал говорить по делу.

— Как только у меня будет эта бумага.

— Тогда собирайтесь и езжайте, письмо вам через пару часов доставит мой офицер.

Оставив подробные инструкции о подготовке следующей экспедиции в Америку, я с Матвеем шестого августа выехал в Оренбург.

С нами ехало еще пять врачей со главе с Германом Генриховичем и десять фельдшеров. Я естественно не помнил, а вернее не знал, когда и как холера появится в Оренбурге. Знал только, что это будет вторая половина года.

Как мы не спешили, но в Оренбурге оказались только утром 26-ого августа. Матвей сразу же поехал в Оренбургский госпиталь, а я к оренбургскому военному губернатору генералу Петру Кирилловичу Эссену.

Губерния хоть и называлась Оренбургской, но губернским городом была Уфа. Но Оренбург все равно был ключевым городом на этих рубежах империи. Он был военным центром и через него шли караваны из Средней Азии.

В приемной генерала меня попросили подождать, я подошел к окну и стал смотреть на пыльную улицу.

Вот лениво проехали двое казаков, пробежала стайка мальчишек, что-то громко крича. Голова после длинной муторной дороги была тяжелой и гудела. Думать совершенно не хотелось. А сейчас предстоит разговор с генералом и он будет нелегким.

Где-то в коридоре раздался крик, вроде как меня кто-то ищет. Я повернулся к дверям.

— Ваша светлость, Матвей Иванович послали, холера! — двери приемной распахнулись с неимоверным треском.

В молодом человеке с бешенными глазами влетевшем в приемную, я узнал нашего самого молодого фельдшера.

В этот момент, вероятно услышав шум, в приемную вошел и сам генерал Эссен, оренбургский военный губернатор и управляющий гражданской частью губернии. Ему здесь подчиняются все и вся, он тут и царь и бог, но и спрос с него за абсолютно всё. С генералом мы были знакомы, ему видимо не успели доложить обо мне и он с удивлением посмотрел на меня.

— Что здесь происходит, что ты такое кричишь негодяй? — раздраженно спросил генерал.

Я достал и протянул Эссену письмо Бенкендорфа и спокойно сказал:

— Думаю, что у вас, генерал, в госпитале обнаружен холерный больной. Этот человек прибыл вместе со мной и мои люди сейчас работают в госпитале.

— Ваша самоуверенность, князь, всем известна, не слишком ли вы много на себя берете?

— Нисколечко, господин генерал, мой зять, русский лекарь Матвей Иванович Бакатин, слов на ветер бросать не будет, если он сказал холера, значит там действительно холера. И надо не выяснять отношения, а срочно действовать. Пожалуйста, Петр Кириллович, прочитайте письмо генерала Бенкендорфа.

Неожиданное проявление мною покладистости и просительный тон совершенно обескуражил генерала, он растерянно посмотрел на меня и начал читать письмо Бенкендорфа.

По мере чтения письма выражение его лица менялось, закончив читать, он отбросил послание шефа жандармов, которое на лету подхватил кто-то из адъютантов и тяжело дыша, узрился на меня.

— Князь, вы надеюсь понимаете, что если вы ошибетесь отвечать перед Государем придется мне, а вы всего лишь отъедите в любимый вами Лондон?

— Во-первых, Петр Кириллович, насчет моей любви к Лондону вы заблуждаетесь, дыра еще та, а во-вторых, я, господин генерал, не ошибаюсь. В Россию пришла холера и лучше перебдеть, чем недобдеть. И палку при этом не перегнуть. Тупорыло перекрыть страну кордонами ума большого не надо, да только наш мужик в половине губерний и так по весне через год на второй солому ест с голодухи.

Мои слова еще больше распалили губернатора, он повернулся к своим притихшим адъютантам и набрав воздухом полную грудь, хотел что-то скомандовать, но я опередил и тихо предложил.

— Моя карета, господин генерал, у подъезда.

Матвей попал как говорится с корабля на бал. В тот момент когда он со своей командой приехал в госпиталь, туда поступил рядовой Андрей Иванов с признаками «воспаления кишок».

Состояние его было тяжелейшее, заострившиеся черты лица, глубоко запавшие глаза и сиплый голос, солдат часто и тяжело дышал, стонал и только просил пить. Несколько раз у него была рвота, а простыни под ним моментально промокали.

Когда мы с генералом вошли в палату, перед несчастным рядовым стояли со сжатыми кулаками двое госпитальных лекарей, закрывая собою больного от Матвея и Германа.

У губернатора недаром была репутация боевого генерала, он мгновенно сориентировался в обстановке и прорычал:

— Прочь, болваны! А вы, сударь, — это он уже обращался к Матвею, — если ошибетесь, на каторгу пойдете! — в этот момент я представил себе генерала на поле боя когда он вел в атаку свои батальоны.

Генерал пулей выскочил в госпитальный коридор. Я тут же вышел следом.

— Хорошо, князь. Действуйте. Всё делайте от моего имени, двое адъютантов всегда будут при вашей персоне. Ваш зять пусть руководит госпиталем.

Матвей занялся лечением больного, Герман начал делать какие-то анализы, а я с двумя врачами и двумя фельдшерами начал разбираться откуда и как пришла холера.

Долго искать не пришлось.

Оренбургский губернатор к возможности появления холеры относился серьёзно и опасаясь её появления, приказал караваны из Средней Азии останавливать и досматривать еще в степи, на подходах к Оренбургу.

Несколько дней назад навстречу одному из таких бухарских караванов был направлен чиновник для особых поручений с казаками и солдатами. Купцов остановили и начали проверку. Купцы поклялись на Коране, что среди них нет больных. После этого они распаковали свои тюки и начали бросать друг в друга куски шерсти и хлопка.

Апофеозом проверки было закусывание этого «блюда» сухофруктами и сладостями, которые были в караване.

На этом проверка закончилась и купцов пропустили.

Рядовой Иванов был среди солдат, проверяющих караван и я резонно решил, что именно эти купцы принесли эту заразу.

Сопоставив даты я решил, что бухарцы где-то недалеко, возможно даже еще и не пришли в Оренбург. И действительно караван был еще в степи.

Целые сутки бухарцы переупаковывали распотрошенные тюки. А потом еще сутки собачились и выясняли отношения. Только после этого эти горячие бухарские парни тронулись в дальнейший путь. По моему приказу караван остановили и всех допросили повторно.

Я сразу предположил, что кого-то при первом досмотре пропустили. И виновника торжества нашли очень быстро. Разъяренные казаки не церемонились и всех купцов и караванщиков допросили по несколько раз под бдительным контролем моих сотрудников.

Через пару часов они нашли караванщика, который во время прошлой проверки просто спрятался и его пропустили. Вид наших казачков его впечатлил и он рассказал, что чуть ли не середины пути мучается животом, но сейчас все почти прошло.

Разговаривать с дрожащим от страха забитым и запуганным караванщиком было сложно. Но нам удалось разобраться и понять, что заболел он на пятый день после ухода из бухарских пределов.

Потом я допросил купцов и сказал, что если они сейчас же не ответят честно на мои вопросы, то половина из них пойдет тут же в Сибирь, верблюдов я прикажу забить, товары сжечь, а вторая половина с голым задом пойдет обратно.

Тут они и раскололись. В Бухаре холера народ косит тысячами. Нет ни одного даже маленького кишлака, где бы не болели и не умирали, а в некоторых местах умирает чуть ли не треть заболевших.

Особенно свирепеть холера начала последние недели две перед выходом каравана. Почти все купцы и караванщики уже ей переболели.

Во время моих допросов присутствовали оренбургские офицеры и через несколько минут я прекратил попытки пресечь их комментарии. У меня, честно говоря, от них даже немного уши подзавяли.

К вечеру Оренбург и его окрестности были закрыты санитарными кордонами. Матвей собрал всех причастных к лекарскому делу и прочитал большую лекцию. Авторитет губернатора, а больше разгоны и казачьи плети, которыми он уже начал награждать налево и направо, закрыли рты всем сомневающимся и несогласным.