Особо Матвей напирал на профилактику холеры, контроль и безопасность источников воды и личную гигиену.

В том, что это холера, он и Герман не сомневались. Они уже накопили приличный материал в Петербурге, разглядывая в микроскоп препараты, полученные от разных страдальцев животом и Герман, который у нас постепенно становился главным микробиологом, сразу же заявил, что такого они еще ни разу не видели.

По моей просьбе генерал лично и «душевно» поговорил с местным духовенством и оно сразу же стало помогать нам.

К огромному удивлению местных лекарей «дикие» методы приехавших столичных умников сработали, рядовой Иванов потихоньку перестал умирать, а затем и начал выздоравливать.

К репрессивным методам я прибегал уже как к последнему аргументу и это на фоне большой разъяснительной работы сработало. Правда всех моих сотрудников иногда даже легкий ветерок валил с ног, но они добились главного — доверия оренбуржцев.

Каждый день с утра до вечера Матвей проводил занятия с местными лекарями, их помощниками и добровольцами из мещан, казаков и солдат. Отдельно он прочитал лекцию местным батюшкам.

В начале сентября стали появляться другие случаи холеры. Все больные были из окрестностей Оренбурга, только был один больной из соседнего уезда. Посланная туда бригада быстро нашла нарушителя карантина, сумевшего с проблемами живота улизнуть из Оренбурга.

За пару дней до появления других случаев холеры, оренбургские власти начали выражать недовольство моей деятельностью и начало даже звучать слово самодурство. Но появление других случаев холеры и три смерти в первых числах сентября заставили всех замолчать.

После первых смертей штаб-лекарь госпиталя по приказу губернатора послал рапорт в медицинский совет Петербурга и на следующий день заболел сам, а за ним еще и десяток из окружения самого губернатора.

Но эта публика оказалась очень сознательной и сразу обратилась к специалистам — приезжим докторам. Поэтому у них обошлось без смертей.

К началу октября поток холерных больных иссяк. Всего в двух уездах было почти пять сот случаев болезни и сорок смертей. Среди умерших было двое помощников лекарей.

Губернатор Эссен как мог помогал мне. По его приказу во всех уездах срочно стали организовывать уездные больницы и почти две сотни человек прошли обучение у Матвея.

В середине октября мы покинули Оренбург. Один из наших докторов по просьбе генерала Эссена остался.

Ехали мы медленно, делая короткие остановки во всех городах где было мало мальское количество докторов.

К моему удивлению многие скептически приняли наши успехи и подвергли сомнению эффективность предлагаемых мер. Особенно ожесточенные дебаты возникали вокруг методов лечения идущих в разрез с теорией миазмов. И здесь главным аргументом была фраза, а вот на Западе.

Я был готов лицо быть этим упертым западофилам, которые считали, что все умное идет из Европы, а мы сиволапые должны только слушать их, открыв рот.

В Арзиново я буквально заскочил на денек и отдохнул там душой. Как же там стало хорошо, прямо раи летают. Один из наших фельдшеров за очень не малое жалование согласился переселиться в мое имение.

В Питер мы вернулись пятнадцатого ноября. В наше отсутствие сестра стала мамой, а Николай Андреевич обвенчался с Вероникой. Чему я был очень доволен, в моих планах он должен быть одним из моих капитанов и его скорейшее бракосочетание было крайне желательно.

А Государь Николай Павлович конечно кремень, даже в этой ситуации он не смог переступить через себя и благодарность от него я получил через Бенкендорфа. Также как и предложение о компенсации расходов. От компенсации я отказался, предложив направить эти средства на подготовку кадров для борьбы с холерой.

Политический итог 1829-ого года уже был подведен, всё произошло как я предполагал, все ставки сработали и в Пулково меня ждали сообщения из Лондона. Моя кубышка значительно пополнилась и предложенная царем компенсация была просто смехотворной.

Во многом благодаря авторитету и безоговорочной поддержки шефа жандармов, московские и столичные доктора согласились с Матвеем и его рекомендации начали рассылаться по губерниям. А на Кавказ, в Астрахань и в армию, выходящую с Балкан после победоносно завершенной войны, поехали чрезвычайные комиссары ведомства генерала Бенкендорфа.

С каждым из них был врач и два фельдшера из тех, кто был в Оренбурге. Помимо этого Матвею было предписано к марту месяцу 1830-ого подготовить еще дополнительные кадры борцунов с грядущей эпидемией.

Особенно серьёзная бригада ехала в Астрахань. В моем присутствии Бенкендорф пообещал своему офицеру пожизненную «командировку» в Сибирь за государственный счет если холера окажется в бурлацкой среде и уйдет вверх по Волге.

Армейские и флотские доктора к деятельности Матвея надо сказать, отнеслись очень благожелательно и его рекомендации приняли очень серьезно. Думаю, что главным здесь был его офицерский авторитет, заработанный за годы службы.

Свою миссию борьбы с холерой я на этом посчитал законченной, больше сделанного я лично уже не сделаю. И мне пора заниматься другими делами.

За время моего отсутствия «Геркулес» сходил в Геную, синьор Антонио провел ревизию его состояния, что-то там подшаманил и пароход вернулся в Усть-Лугу.

Сорок молодых семей староверов были готовы идти в Америку, при том это были не кондовые беспоповцы, а вполне вменяемые люди, вполне готовые на компромисс с официальной церковью.

Практически я решил вопрос с возможностью привлечь для своих целей казаков. Среди нескольких сотен тысяч казаков огромной империи было несколько тысяч тех от кого казачьи атаманы хотели бы избавиться. Особенно среди уральских, бывших яицких, и оренбургских.

Память о пугачевском бунте была сильна и многие из них не вызывали доверия у властей и тот же Эссен открытым текстом сказал, что удаление буйной публике с подведомственной ему территории, он только будет приветствовать.

Поэтому следующим рейсом я наметил перебросить на Пинос первую партию казаков.

Сергей Федорович сообщил, что к марту 1830-ого года в Усть-Луге надо готовиться к приходу еще двух пароходов из Генуи, причем один из них в северном исполнении.

Старый синьор Марино умер и полновластным хозяином на верфи стал Антонио. Мои заказы позволили ему выпутаться из финансовой трясины и теперь он строит большие планы, но ему надо посоветоваться со мной, а сейчас он готов выполнить еще два моих заказа.

В моих планах было строительство еще двух деревянных пароходов для рейсов в Америку, один в северном варианте, другой в обычном. Затем я хотел обзавестись двумя парами быстроходных почтовых и начать эпоху винтовых полностью железных кораблей.

Все это я собирался делать с помощью синьора Антонио и постепенно начинать развивать русское судостроение, построив для этого пять заводов: Балтийский, Черноморский, Тихоокеанский, завод на Мурмане и скорее всего в Коломне, речной.

Но все это будет потом, после тех событий которые грянут летом следующего года.

На Балканах наконец-то воцарился мир, закончилась греческая эпопея и открылись для судоходства Черное и восток Средиземного морей.

Продлится это конечно недолго, через двадцать пять лет там начнется новая война, затем через двадцать следующая, потом еще еще и еще. Балканы, батенька. Тут и на Черном море всегда пахнет жареным.

Но сейчас тут мир и державы готовятся вцепиться друг другу в глотки в других местах.

День ото дня крепнет дружба и союз России и Франции. Кароль Карл Десятый поддерживал Россию в её планах расчленить Османскую империю взамен на восстановление позиций Франции в Германии и Фландрии. Хороший кусок должна была получить Пруссия. Франция со дня на день начнет покорение Алжира. Англия занята проблемами колоний, а Австрия бессильно взирает на расшалившихся соседей.

Все ждут грядуших перемен, но только я знаю, что грядут совершенно другие перемены.

Почти мои ставки на завершение балканских событий сыграли, осталась последняя — официальное признание греческой независимости. Но уже и так ясно, что удалось сорвать не один джек — пот, а несколько.