Она так и застыла, глядя, как к ней приближаются неизвестные. Из леса они вышли на берег с переломанным кустарником, заляпанным илом и разбитыми бревнами. Кое-как они добрались до девушки и помогли выбраться на твердую землю. Ее все пытались расспросить, как она себя чувствует, где ей больно, что помнит, но она молчала.
Она пыталась осознать, что она не обладает теперь ничем. Она обычная. Ее трогали по меньшей мере десяток людей, а она не почувствовала ни единой эманации, ни одной чужой мысли не отразилось в голове, ни одного лишнего ощущения и звука. Только ее личная всепоглощающая пустота в груди… Один на один со своей скорбью.
На ее лице застыла маска спокойного безразличия к собственной судьбе. Она не ответила ни на один вопрос, не среагировала ни на одно слово. Люди плюнули на это и решили, что девушка в шоке. Ей помогли на скорую руку умыть лицо и руки, чтобы перебинтовать раны и отправили на повозке в город.
О том, что ее в столице могут искать как преступницу, девушка даже не подумала. Возможно, она действительно впала в шок. И только мысль о Митрише не давала ускользнуть в забытье. Поэтому она смогла понять, что ее везут не в какие-то казематы, а в обычную больницу.
Ее отмыли, обработали все раны, промыли нос и желудок, глаза и уши. У нее было столько грязи на теле, что юные помощницы лекарей только успевали менять воду в ванне и тряпки. Когда все раны были обработаны, ее облачили в легкую пижаму и оставили в палате на четверых, но соседние койки были пустые.
Потянулось время… Она не могла уснуть, но и находиться в сознании тоже. Когда она отошла от шока, вполне осознав, что она теперь обычный человек, мысли стали в тягость. Воспоминания так и лезли в голову, спеша напомнить, что Мару мертв, а Митриш и Турцел неизвестно где. Все их надежды жить долго и счастливо вдали от этой страны и этого города разбились в прах, потонув в том бушующем потоке.
Радовало только то, что Эстрич наконец-то умер. Она сама лично убила его, отправив за грань. Она с радостью вспоминала хруст его грудной клетки и расширенные от удивления глаза. Он был красив даже в тот момент, но это не помешало ей остановить его сердце. Вот только должного облегчения его смерть все равно не принесла. Равно как и осознание того, что она осталась живая.
Она провела в больнице сутки и поняла, что ее охраняют. Она этому удивилась. С чего бы такая радость? А когда она попыталась выйти, ее мягко попросили вернуться обратно и даже не думать покинуть палату. Вот так спасение…
Хотя все встало на свои места буквально к вечеру следующего дня, когда к ней в палату заявился ни больше, ни меньше, а сам господин главный дознаватель инквизиции. Вот уж кто всегда останется на плаву. Он вошел без стука, как и всегда.
— Поговорим?
— И вам мир имени вашему. Очень рада видеть, — равнодушно пробормотала, оставшись лежать на боку, лицом к двери, и даже не шевельнулась. Ее нисколько не тронуло то, что сам инквизитор был похож на мертвеца. Залегшие круги под глазами, впалые щеки, серая кожа. Он словно бы неделю не ел и не спал. Но, удивительно, Имельде было абсолютно безразлично, почему Васлид Милтон выглядел столь ужасно.
Он прошел к ее кровати и сел на соседнюю, ссутулившись. От его былой холености не осталось и следа.
— Ты знаешь, где мальчик? Он жив? — Имельда промолчала, глядя куда-то перед собой, в подушку соседней кровати. — Что случилось в каньоне?
— Я убила его.
— Кого? Эстрича? Он мертв, да? — Имельда утвердительно угукнула. Милтон сжал переносицу, закрыв глаза. Девушка даже не поинтересовалась, откуда господин главный дознаватель знает о художнике. — Прости, скрыть то, что ты валар я не смог. Завернуть всю эту кашу обратно уже не вышло, новости дошли до столицы. И про мальчика тоже. И про Эстрича. Но это я уже здесь выяснил. Просто ужас… Как мы это все просмотрели… Он оказался магом, да еще и универсалом. Ваалаярви рвет и мечет…
Имельда молчала. Она подозревала, что Ваалаярви рвал и метал вовсе не потому, что у него под боком был убийца. Скорее потому, что его больше не было, как и возможности дотянуться до Митриша. Милтон, увидев, что реакции от девушки не дождешься, поджал губы, но не ушел и продолжил.
— Мы нашли много тел, но не все, к сожалению. Среди них не нашлось ни мальчика, ни Эстрича. Ты единственная выжившая пока что.
Имельда сглотнула ком в горле и все-таки посмотрела на мужчину.
— Я больше не маг, — прошептала она, — и… и не валар. — Милтон выгнул брови в молчаливом удивлении. — Это так. Я чувствую, — прошептала она и вытянула руку. Сквозь боль обожженной руки она попробовала скрестить пальцы в нужную позицию, чтобы собрать хоть немного энергии вокруг себя, но добилась лишь того, что лопнула корка на ладони и потекла сукровица. Милтон вытащил из тумбочки, что стояла рядом с кроватью, ватный тампон и аккуратно вытер выступившую жидкость. Он не знал, что сказать в утешение и поэтому остался профессионально сух.
— Если это так, я попробую выбить для тебя освобождение. Тебя проверят официальные службы и подтвердят, что обвинение было ошибочным. Тебе это на руку. Имельда безразлично дернула плечом.
— Делайте, что хотите.
Милтон склонился к девушке и взял за руку, где ожога не было.
— Я сожалею.
Так и не дождавшись реакции, он выпрямился и ушел, тихо прикрыв дверь. Девушка села, хмуро взирая на дверь. Если Митриша и Турцела не нашли, значит они точно живы. Она выглянула: стража все еще стояла у ее дверей. Она вернулась и снова легла.
Как и обещал Милтон, к ней уже спустя несколько часов, несмотря на позднюю ночь, заявилось несколько служителей закона, среди которых были и полицейские, и маги, и инквизиторы. Ее пристально осмотрели, проверили на ложь, на магический потенциал и разве что не порезали на лоскутки для опытов. Как же. Был маг и не стало.
Но, посокрушавшись, они-таки пришли к выводу, что обвинения в государственной измене были ложными, принесли извинения и сказали, что бумагу о признании ее полностью невиновной в измене ей принесут позже, а пока она свободна, но под подписку о невыезде, так как дело еще не закрыто.
Девушка сухо поблагодарила и столь же сухо попрощалась со служителями закона, а на следующее утро покинула лекарей. Она не знала, с чего начать и что делать, а потому пошла в единственное место, которое она знала и где знали ее.
«Черная мама» была все там же, и ничего не поменялось за несколько дней. Все так же спокойно днем и разгульно ночью. Она прошла в зал, где за столиками сидели люди. Они ели, пили, разговаривали и общались. Здесь были как путешественники, так и завсегдатаи этого места, как богатые, так и бедные, как старые, так и молодые, а вечный хозяин сего заведения неизменно стоял за стойкой и что-то записывал.
Увидев среди столиков девушку, приближающуюся к барной стойке, Аргус замер. Его глаза округлились от неподдельного удивления. Она села на высокий стульчик и просто стала смотреть, как вампир таращится на нее дико изумленный.
— Нальешь или так и будешь смотреть, как баран на новые ворота? — но вместо ответа он пулей вышел из-за стойки и подскочил к девушке, ощупал, осмотрел ее лицо, шею. — Ну, чего делаешь? Как будто первый раз видишь, — она отмахнулась и осмотрела стойку на наличие каких-нибудь полных стаканов… Теперь, когда ей не было нужды себя ограничивать и стремиться к трезвости рассудка, ей жутко хотелось познать, что же такое алкогольное забытье, к которому все так стремятся.
— Имельда, я думал, ты погибла! — рявкнул вдруг Аргус, что девушка аж вздрогнула.
— Да, у меня тоже такие мыслишки были. В принципе, ты не так уж сильно ошибся, — она все же нашарила за стойкой какую-то бутыль и вытащила ее к себе. Осмотрела. Какое-то бренди. — Сойдет, — хмуро пробормотала. Аргус все это время шокировано на нее смотрел, пытаясь понять, что с ней стало не так.
— Имельда, ты понимаешь, как мы пере… — он замолчал, когда девушка, не обращая на него внимания, откупорила зубами бутылку и прямо так из горла стала заливать в себя содержимое. — Что ты делаешь!? — он вырвал у нее бутылку, облив при этом ей шею и грудь.
