— Однако я и не собираюсь. Вот только мне, насколько помнится, не приходилось бывать на Советах пару десятков лет, — сказал старец, выпуская вверх золотое облако.

— Хотите созвать? Придать огласку? Думаете, что Совет рассмотрит это дело? С чего бы им тратить своё время ради какого-то человека?

— Однако вы своё тратите. Видно, дело это чрезвычайно важное. Так что созвать необходимо. Иначе придётся просить вас покинуть эти края. Всё же здесь вам не кабинет, дорогой Хранитель, здесь, если хотите, лаборатория, где рождается жизнь. Утроба Мира Мечты.

Хранитель ещё сильнее сжал челюсти и быстро надел маску. Чем сильнее он сдерживался, тем более нервно и карикатурно вёл себя.

— Как вам угодно, — процедил он, ударил ногой об землю, произнеся слова на древнем наречии, которого не понимает в Мире Мечты практически никто. Твердь стала трескаться и расходиться.

— Что с нами будет? — тихо спросила Мира, держа его за руку. — Я совсем оторвалась от событий, я будто позабыла, что вот-вот Совет, что хранители против нас, что всё вот так… Знаешь, я боюсь.

— Не бойся. Хранитель жизни на нашей стороне, — ответил Артур де Вильбург и обнял её. Захотелось защитить Мирославу, спрятать её за собой, стать горой, если понадобится. Кем угодно, лишь бы защитить. «Сбежать бы, пока не поздно. Но куда и как? Он везде, везде отыщет нас», — думал Артур, ощущая, как ладонь у Миры мелко подрагивает.

— Знаешь, мне кажется, у Хранителя ко мне какая-то личная неприязнь. Слушай, а что такое Совет? — добавила она, глядя на расщелину в земле, из которой выплывали тёмные фигуры, облачённые в мантии и золотые клювоподобные маски.

— Это собрание хранителей. Они скоро прибудут сюда все, — сказал Артур, слыша, как его собственный голос начинает дрожать. Он перестал говорить и начал думать, перебирая пальцами свободной руки цепочку хронометра: «Во-первых, она непростой человек. Хранитель жизни сказал, что в неё есть что-то сильное, необычно сильное. Значит, всё хорошо. Во-вторых, дело с Библиотекой давно забыто. Меня не могут наказать ещё больше, чем это было сделано».

И ему вспомнился тот Совет. Сколько стыда, боли, просьб и уверений, сколько рассказов о том, что это вышло случайно, что он всю жизнь мечтал быть стражем, что его лишают счастья, что он не переживёт этого. Как он копил, как отказывал себе в каждой мелочи, старался учиться, мечтал работать в Библиотеке, следить за порядком, проверять книжные миры. А в конце — приговор. Никогда не быть стражем. Никогда.

— Как же много хранителей, — прошептала Мира, возвращая Артура к реальности.

А их в самом деле было бесконечно много. Высокие и низкие, с красными вышивками на мантиях, с золотыми, с зелёными. Даже с настоящим кровавым подбоем. Хранители уже выстроились в круг, один из них — в серебряном одеянии — поднял руку вверх и тем самым объявил о начале Совета.

Раздались шорохи, скрежеты, словно кто-то включил радио не на ту волну. Некоторые замахали руками, другие молча закивали или закачали головами. Третьи же стояли неподвижно, будто их нисколько не интересовало обсуждаемое.

Степной ветер кружил в маленьких вихрях. Мира то заворожённо глядела на них, то вздрагивала, будто вспоминая про Совет, и сжимала ладонь Артура.

Истинная ведьма. Точёная фигура, рыжая копна волос. Глаза цвета зелени, в которую хочется окунуться, нырнуть в самую глубь этого внутреннего прохладного леса, нырнуть и не выныривать до тех пор, пока не насытишься им, пока он не пропитает каждую твою клеточку. И тогда явится иное. От касания к чему проступают добро и благо. То, что и есть наивысшее благо, связь с той истинной бесконечностью.

Мира вздохнула.

«Как странно мы себя ведём, — подумал Артур. — Мы будто застряли в каком-то болоте. Ни я, ни Мирослава не делаем ничего, чтобы спасти себя, мы просто сидим и ждём. Но почему? Что мешает, что пока не даёт нам стать лучше? То даже не страх. Но что? — Артур перевёл взгляд с Миры на хранителей. От их речи гудела голова. — Неужели это они мешают? Но ведь моя воля и её воля могут быть в разы сильнее, я чувствую это. Мы сами избираем свой путь. А раз так…»

— Идём, — сказал Артур и потянул Мирославу за руку.

— Куда?

— На свободу. Уйдём отсюда.

Она засмеялась.

— Куда же мы пойдём? Хотя знаешь… Веди. Веди меня туда, где будет хорошо и спокойно, где мы будем счастливы. Ты справишься, я верю в тебя и я верю тебе.

И они поднялись. И пошли быстро и прямо, и им не было никакого дела до Совета, до хранителей, их статей и кодексов, до всех этих правил — нет никаких границ, есть лишь свобода и счастье, большое и могучее счастье, которое живёт внутри них самих, в их любви, в том, что однажды поведёт их в лучшие, в истинные миры, где счастливы все и постоянно.

— Знаешь, — сказала Мира, когда древнее мирянское наречие уже не было слышно, — я вдруг поняла, как много прекрасного, как много всегда чудесного и доброго вокруг и внутри нас. Мне кажется… Я точно верю, я вижу, что у нас с тобой всё будет хорошо.

— И я так думаю, — ответил Артур де Вильбург и поцеловал Мирославу. — А теперь идём. Я знаю, куда нам с тобой нужно.

— Куда же?

— К счастью, конечно, — сказал он и засмеялся.

И мы отправились прямо и прямо.

Мне казалось в тот момент, что весь мир открыт для нас, что повсюду нам будут рады, куда бы мы ни подались. И всё же смутные мысли о Совете и хранителях тяготили меня, примешивая оттенки тревоги к нашей свободе.

Так и виделась мне эта сцена в каком-нибудь романе. Две удаляющиеся в закат фигуры, двое влюблённых, что оставляют позади пылающий ненавистью круг из причудливых силуэтов в мантиях и клювоподобных масках. Будто мы с Артуром выходим из древнего мира полуящеров-полудикарей и ступаем ввысь, к прекрасному и светлому…

— Погодите! — крикнул Хэйден, и мои высокопарные мысли тут же стихли. — Если уйдёте, вас… — продолжил он, нагоняя нас. Мы с Артуром остановились. — Вас могут отправить на дорогу в Пустоту, но могут и спасти.

— Спасай лучше себя, — ответил Артур и пошёл дальше. Я замешкалась.

— О чём ты?

— Видишь ли, Хранитель жизни сказал тогда, что ты непростой человек. Даже больше: ты не просто человек. Он наговорил мне многое, когда я просил отправить меня на острова или ещё куда-нибудь. Вы в безопасности, Мира. Только не уходите.

— Неужели веришь ему? — процедил Артур, который снова оказался рядом. — Он же предатель. Играет роль заботливого спасителя, доброго вестника, а сам заманивает в новую ловушку.

— Видишь ли… я… — начал Хэйден неуверенно, но тут же сказал совсем другим тоном: — Я говорю правду.

— С чего нам верить тебе?

— С того, что я спас вас там, в Пещере, когда…

— И что с того? Ты бесконечно лжёшь…

Их голоса звучали всё громче, так что голова заполнялась ими и гудела. Я перестала слушать. Мне вдруг до того сильно захотелось побыть в тишине, побыть свободной и сильной, что я закрыла глаза.

Ветер… Ты слышишь меня? Приди ко мне, пожалуйста. Я хочу полетать, я хочу отправиться туда, где будет хорошо и спокойно. Я призываю тебя.

Мягкое дуновение. Тонкий шелест, словно конь ступает по опавшей листве. Прохладное прикосновение к моей ладони. Глаза закрыты. Пусть длится чудо, пусть станет явью моё желание…

И вот я уже лечу, словно истинная ведьма, но не на метле, а на потоке ветра, что вскачь несётся по мирам. Сила, дремавшая столькие годы глубоко внутри, наконец проявилась. Открыла мою свободу, растворила все запертые окна и впустила в них свежесть и силу. И свет.

— Куда полетим, Мирослава? — спросил кто-то, и я открыла глаза. Белая летучая мышь с пушистой головой. На моём плече. Вот так встреча.

— А ты кто?

— Я фамильяр, — важно ответила мышь. — Разве вы меня не замечали, Мирослава? Тогда, в кафе, где вы пели. И там, на Земле, это ведь я сидел в чулане. Помните?