— Что же ты предлагаешь, отпустить тебя на все четыре стороны? — удивился царь Выслав, — чтобы ты род наш по всему миру хулил и злословил?

— Не надо меня отпускать, я и сам уйду! — улыбнулся Ваня и крикнул с посвистом, — Волче, стань передо мной как лист перед травой.

Поднялся вихорь пыльный, стук да грохот. Откуда ни возьмись, появился Серый Волк.

— Я уж думал, что ты от печали или скудоумия слова заветные забыл, которые все двери для меня отворяют!

Волче рыкнул так, что стрельцы с алебардами отпрянули, а на луках тетивы полопались. Прыгнул Ваня на спину серому скакуну и взвился под охлупень терема. Ударил в окошко кулаком и выбил решетку. Вылетела Жар-птица и под облако взобралась, чтобы лучники снизу не достали. А Ваня перемахнул через стену царского двора и рванул по широкой улице столицы прямо к городским воротам. Ахнули стрельцы и дружинники. Помчался Ваня на сером скакуне, ветер в ушах свистит. Шла с базара баба пузатая, с корзиной капусты, на зад шлепнулась, все кочаны в стороны разлетелись. Перемахнул Серый Волк через телегу, гружеными тыквами, рыкнул от веселого азарта.

Но царь Выслав был не так-то прост как казался. И была еще ловкость у него молодецкая. Выхватил он из рук неторопкого стрельца лук.

— Ах ты, змеево отродье! Иван Змеевич! — крикнул он, прицелился и выстрелил.

Волк услыхал, сиганул и поймал стрелу брюхом, завыл, перекувыркнулся через голову. Ваня слетел с серого скакуна и плюхнулся у городских ворот. С изумлением он смотрел, как издалека бегут к ним дружинники. Оглянулся Ваня на волка, который брюхом стрелу принял, его, царевичеву спину спасая от отцовского гнева и ненависти, и обомлел. Лежал на земле, распластавшись, темнокудрый да темнобородый витязь со стрелой возле пупа. И расползалась по его серой льняной рубахе темное пятно.

— Волче? — прошептал Ваня, на четвереньках подбегая к нему.

— Иванушка-дурачок, сиди на печке да молчок…— криво улыбнулся тот и закрыл глаза.

Зарычал Ваня, на ноги поднялся, не боясь стрел калёных. Взрыл каблуками землю. По телу пробежала дрожь, раздался хлопок раскрывающихся крыльев. Застыли дружинники на миг, а потом и в рассыпную бросились. Остался один храбрец, натянул он тетиву, но выстрелить не успел. Огромный Огненный Змей, зацепив лапами умиравшего витязя, выдохнул струю пламени и взлетел над испуганными жителями столицы. Покружил он над царскими палатами, раздумывая, спалить их или оставить на потом. Увидел, как Заряна то руки заламывает, то собой царя загораживает, и полетел к темнеющему на горизонте лесу.

Второй полет в жизни! Но никакой радости. Несколько взмахов крыльями, и вот уже Иван Змеевич достиг кромки леса. Бережно опустился он с драгоценной ношей в лапах. На губах витязя пенилась розовая кровь.

— Как помочь тебе, волче?

— Яблочко молодильное истратил?

— Оглодок остался. Хотел закопать в землю, свою яблоньку вырастить, — уныло ответил Ваня, утирая злые слёзы.

— Давай, — улыбнулся витязь и через силу захрустел.

Ваня выдернул стрелу и отбросил, как гада ползучего.

— Как ты, волче?

— Покажешь потом, где хотел яблоню вырастить. Только с этим поторопиться надо, не позднее, чем заутреню. А то вырастет яблонька в самопроизвольном месте. Да не вздумай на Бабкин Ёжкин двор меня сводить, не хочешь же ты вечно живущую тёщу? — ответил витязь и тихо, через силу засмеялся.

Смотрит Краса Ненаглядная в лесной ручей и дивится: годы идут, а морщин не прибавляется. Выпрямляет она гибкий стан, который ноша отяжелила и улыбается мужу. Правду говорят, что если найдешь в Купальскую ночь цветок папоротника, то всю жизнь счастливым будешь. На шее ее висит камушек зеленый, подарок белочки-кудесницы с острова Буяна. Идет пара к своему терему, жена на руку мужнину оперлась. Любуются они на цветущую яблоньку, укутанную бело-розовой дымкой. Не нужны им царские палаты, скотницы с добром, пещеры с кудесными зельями и травой-отравой. Ежели кто в чащу лесную сунется, Серый Волк предупредит. А так-то он частенько в гости заглядывает, в человечьем обличье. Уж очень иван-чай любит пить.

Мышка-норушка каждый день приходит за горсткой кашки. Хранит в своей норе стрелу калёную, что в одного витязя летела да другого настигла. Жалкует по булавке Зотея, но в пещеру его сунуться боится. А пуще всего тоскует о мече булатном. Не тем он достался, заговоренный и заколдованный. Не суждено этим мечом было голову злу отрубить.

Торчит рукоятка меча в камне посреди стольного града. Без Ивана-царевича никому в руки не дается. Рукоятка ржой покрылась. Но придет время, и дождётся он своего хозяина, от ржи и скверны очистится.

Вот тогда и Заряны слёзы высохнут. Только во-вторых ее сыночек Змеевич, а Иванушка — во-первых.

А Чернава и дядька Ерошка в заветную дубраву вход-выход знают. Навещают по мере сил, с дитятями Ваниными нянчатся, гостинцы городские носят и новости посадские рассказывают.

Баба Яга все также витязей поджидает, печку топит, кудели прядет. Кот Баюн ей верно служит и все мечтает мышке-норушке укорот дать, да только та умна и опасными тропками не ходит.

Сидит в садочке гусляр Афтандил, незрячими глазами в небо смотрит, видит остров Буян, царство Огненной Змеи. Перебирает старик струны, под нос песенку напевает. Песенка та грозится стать былиной. О том, как две молодильные яблони — небесная и земная — мир на части не раскололи. И нет меж ними никакой вражды, что между людей бывает.

В облачном царстве бродит одинокая Огненная Змея. Смотрит на лапы свои, чешуей золотой покрытые, хвостом острым по пенистым облакам лупит со злости. Не покорились ей жар-птицы, власти за ней не признали, клетках сидеть не захотели, по миру разлетелись. Некому жемчугами плакать, из сора лапками яхонты и смараглы выискивать. В деревне люди от рук отбились, никто не боится Огненной Змеи. Прилетала она пару раз, два овина спалила, так они новые отстроили. Брат-кузнец женился, детишки по двору бегают, над теткой, чешуей покрытой смеются, а косоглазая женушка приносит ей в плошке простокваши. Приходил к ней из лесов колдун Зотей, половину волховской силы растерявший без своего войска вороньего, с посохом, который в чужих руках побывал. На службу просился. Да на что ей его служба? Слушает она вечерами гусли-самогуды, которые поют ей песни об Иване-царевиче, Красе Ненаглядной и Сером Волке.