Махнул рукой Змей Огненный и молвил: «Явитесь гусельки златострунные» и появились в руках Красы Ненаглядной маленькие, приёмистые гусельки, изготовленные из древесины красного заморского дерева.

— Какую старину слушать изволите? — спросила она.

— Ту, что ни разу не слыхал, — вальяжно ответил Змей, и Ваня лишь кивнул, ему было приятно слышать голос девушки, и не важно, что именно она говорила, лишь бы не плакала и не поднимала на него маленький кулачок, как при последней ссоре.

Краса Ненаглядная провела пальцами по струнам и произнесла певучим голосом: «Былина о волчьем пасторе и изгнанном из стаи волке»

Все волки из лесу его сыновья,

Огромная серая стая,

Цари да бояре, лесные князья —

Дружина его удалая.

У волчьего пастыря много забот,

Готовится к дикой охоте.

Горит в нетерпенье надёжный оплот,

Дрожит в ожидании плоти.

Как ветер в ушах зазвенит, запоет,

Согнутся могучие ели,

Сорвется в погоню зубастый народ

Навстречу неведомой цели.

И если от стаи отбился один,

Споткнулся вдруг неосторожно,

То сразу накажет его господин

Иначе, увы, невозможно.

И место пустое чужие займут,

Забудут в ближайшей охоте,

Кто был этот волче? Дурак или плут?

Теперь вы уже не поймете…

Но если услышит неведомый зов,

Он вспомнит свое назначенье…

Волк выйдет из чащи забытых лесов,

Как будто из чаши забвенья.

Дорога обратно забыта теперь,

Но примет ли новая стая…

И кто он теперь: человек или зверь?

И сам он, наверно, не знает.

Волк всхлипнул, закрыв лапами глаза, а Ваня потрепал его по холке, но не сказал ничего. Когда Краса Ненаглядная закончила свою песенку, она встала, поклонилась в пояс и протянула Огненному Змею гусельки, которые тут же пропали, точно вовсе не бывали.

— Вечер откровений! — засмеялся Огненный Змей и хлопнул себя ладонями по коленям, — кое-что Ваня теперь знает о волке, хотя и не вполне осознает всю глубину открывшейся бездны. А вот что насчет самой Красы Ненаглядной?

— Она и коробейница, и дочь Бабы Яги, — уверенно ответил Ваня, посылая девушке робкую улыбку.

— Это всё, что мы можем сказать о нашей Жар-птице? Как кстати она оказывалась всякий раз там, где была нужна её помощь! Зоркие у неё глаза! Незаменимая моя помощница.

Наступила такая звенящая тишина, что было слышно, как внизу, под облаками дрожат верхушки елей. Ваня смотрел на девушку, но Крася не поднимала на него глаз, и тогда царевич подошёл к ней и взял за руку. Он приложил её горячую ладонь к своему сердцу.

— Жар-птицы служат острову Буяну, — прошептала Краса Ненаглядная.

— Я тебя освобожу, — ответил Ваня, и слова его потонули в издевательском хохоте Огненного Змея.

Занимался рассвет, и оба ратника посмотрели на порозовевшие облака.

— Пора, — произнёс Ваня и притронулся к своему булатному мечу. Царевич не чувствовал страха, и хотя ему впервые в жизни предстоял смертный бой, он был уверен в победе, и хотелось ему поскорей отрубить Змею его голову.

— Пора, — усмехнулся Змей и отступил на несколько шагов.

Прятаться или убегать Змей и вовсе не собирался. Он весело и задорно смотрел на юношу, точно знал, что не видать ему победы, как своих ушей.

— Где твое оружие? — грозно спросил Ваня и обнажил меч.

— Сейчас увидишь!

Змей стал расти и увеличиваться в размерах, нарядный кафтан лопнул, огромные жемчужины отскочили, канув в облачную вату. Лицо Змея вытянулось и приобрело хищное выражение, нос удлинился, сросся с верхней губой, глаза сузились и сверкнули желтым огнем, по коже пробежали трещинки, превращаясь в чешую. И вот уже перед изумленным Ваней и волком, который хотя и был неробкого десятка, возвышался буро-алый змей, покачивавшийся на хвосте. Короткие лапы выглядели не так внушительно, как раздвоенный хвост с металлическими наконечниками на каждом кончике. Из пасти вылез такой же раздвоенный язык и тут же юркнул между зубов. Громкий хлопок возвестил о том, что за спиной Змея раскрылись кожистые черные крылья. Ваня стоял слишком близко к врагу, и потому он не видел ничего вокруг, кроме силуэта врага и его крыльев. Волк зубами потянул юношу назад, Крася тоненько охнула, понимая, что одного выдоха Змея будет достаточно, чтобы превратить царевича в факел.

— Знаешь, почему я до сих пор тебя не убил? — прошипел змей и, не дождавшись ответа от Вани, которому даже размахнуться мечом не было места, — потому что ты мой сын!

Увидев растерянность Вани, опустившего меч, Змей расхохотался, взмыл вверх и описал над облачной поляной круг. Крася бросилась к Ване.

— Не верь ему, любый мой, всё это сказки, чтобы тебя смутить, чтобы дух богатырский словесами изгнать. Разве есть в тебе хоть что-то от этого чудища поганого?

Ваня переводил взгляд с Краси на волка, точно искал опровержения в их глазах и не находил. Вспомнились ему все его сны, которые теперь и снами-то не были, а воспоминаниями буквально вчерашнего детства. Волк встал на задние лапы и положил Ване голову на плечо, чуть не свалив царевича с ног. Пришлось свободной от меча рукой погладить его по спине.

— Отец так отец, это не повод о долге забывать. Убей, — прорычал волк.

Змей резвился в воздухе, описывая круги. Он кричал на разные лады: «Э-ге-гей» и «О-го-го!», словно это был его первый полёт, словно он испытал превеликое счастье и захотел поделиться им со всеми. Волк оттолкнул Ваню лапами и подсунул морду под меч.

— Чего стоишь, чего ждёшь? — прорычал он.

Змей подлетел к краю облака, которое нависло над лесом, скрывавшим деревню, в которой жила красавица Власта со смелым братом-кузнецом и добродушным старостой.

— Смотри, Ваня, — захохотал Огненный Змей и метал молнии, которые застревали в кронах берёз и клёнов. Занялся верховой пожар. Ветер раскидал искры, и в пологе леса уже звучало гудение и треск, предвещавший великую битву добра и зла, беспомощности и натиска, отчаяния и дерзости.

— Смотри, волче, — вскричал Огненный Змей, — еще немного и твой царевич захочет попробовать и свою силушку богатырскую.

Ваня оглянулся на волка, и в голубых мальчишеских глазах сверкнули безумные язычки хулиганского азарта. Он резко выбросил руку. Громовый раскат подтвердил, что силушка богатырская Ване покоряется.

Волк фыркнул, как будто чихнул и стукнул хвостом. Было не понятно, удивляется ли он проснувшимся способностям Вани или считает его действия баловством. Огненный Змей приземлился на башню терема.

— Знаешь, что такое огонь? — смеялся он сверху, и его золотистая чешуя переливалась всеми оттенками расплавленного солнца, — Это конь с рыжей гривой, непокорный, необъезженный. Ты оседлай его, приручи, заставь тебе покориться. Это осенний лес, еще полный августовского тепла, но уже зажигающий прощальные костры. Собери его листья и будет в твоих руках золото, вечное, неразменное богатство. Брось его в костер, чтобы весной пепел сгоревшей памяти накормил землю и взрастил желтые первоцветы.

Ваня слушал завороженно Огненного Змея.

— Покоришь огонь — покоришь всех, — продолжал кричать Огненный Змей, расправляя тяжелые крылья и снова складывая,— всяк будет дрожать от твоего имени. Будешь царить в облацех и на тверди земной, и тени твоей будут страшиться, потому что летит повелитель. Ослушавшегося покарает, верного наградит! Ничто не может противостоять огню, он властвует над всем. Он всему начало и конец.

Со скрежетом и визгом сорвался Огненный Змей с башни и рухнул. Почти у самой земли он распахнул крылья, и они затрепетали над языками пламени, которое перекинулось с верхушек деревьев и ползло понизу, пожирая несжатое поле.

— Попробуй! — услышал Ваня зов Огненного Змея и решился.

Он не знал, откуда взялась силы на преображение. Легкой щекоткой побежала волна воздуха по коже, и Ваня с удивлением и затаенным ужасом увидел мелкие желтые и зеленоватые чешуйки, ринувшиеся к дланям от сгиба локтей. С легким стоном и выдохом удалось расправить плечи и грудь, точно их сдавливала ноша. Это крылья высвобождались из незримого плена. Миг — и Ваня взмыл выше облака, выше маковки змейского терема и устремился не вниз, где полыхало зарево пожара, а вверх. И когда от холода и разреженного воздуха стало трудно дышать, он поймал струю ветра, точно коня оседлал, и медленно спустился к пламенеющей роще. Он различил знакомые места, тут была пещера Зотея. А в одном дне пути понизу и в одном мгновении лёта поверху была деревня, где осталась завистливая Власта со своим неумелым братом-кузнецом и одноглазым старостой.