Ваня покраснел и поковырял носком сапога землю.

— Она красивая…

— Знаешь, Ваня, — доверительно прорычал Серый Волк и заглянул в очи царевичу, — на острове Буяне наверняка много девиц-красавиц томится, все сплошь княжеские и царские дочки. Змей Огненный их туда много лет в лапах когтистых приносил. Выберешь себе ту, какая понравится. Поскольку быть тебе победителем и освободителем, и каждая тебя полюбит сразу, несмотря на оттопыренные уши.

Ваня резким движением натянул шапку на лоб и уши, и Серый Волк сразу захохотал, повизгивая.

— Ночевать будешь у крыльца, — буркнул Ваня и пошёл в избу.

Жизнь потекла размеренно, в ожидании прилёта Огненного Змея. День, другой и третий были похожи друг на друга, и Ваня стал думать, что если царевич Дмитрий хотел его уберечь от неизбежной битвы, то здесь всякий ждёт, когда придёт время эпического сражения. Начиная путь от родимого дома до острова Буяна, Ваня был конен и оружен, но теперь у него не было ни коня, ни закалённого клинка, а до прилёта Змея было рукой подать. Иногда Ване казалось, будто смотрят из чащи леса на него огромные змеевы глаза, горят неугасимым пламенем и насмехаются.

«Что делать, что делать? — шептал Ваня. — Голыми руками Змея мне не побороть? Была бы тут Крася, она бы подсказала».

Закрыв глаза, он представлял строгое лицо девушки, которая отчитывает его, выставив перед носом царевича тоненький пальчик: «Дурак ты, Иванушка, дурак. Помнишь, царский указ? Каждый помогать тебе должен в твоём ратном подвиге. Потому иди к кузнецу, он в каждой деревне есть, скуёт он тебе меч, вот и будет какое-никакое оружие против супостата».

Ваня аж подпрыгнул на месте: «Точно!» и ринулся на поиски кузни, не обращая внимания на серого скакуна. После нахальных насмешек волка царевич решил не общаться с ним, чтобы дать понять, кто тут отче, а кто волче. Волк чесал за ухом огромной лапой и недовольно смотрел вслед Ване. Потом встал и побрел следом. На хуторе его уже не боялись и взрослые, замечая сходство с собакой, и по примеру детей трепали по холке и приносили вкусненького. Особенно волку нравилась простокваша, которую готовила сестра кузнеца. Вспомнив об этом волк, не раздумывая, двинулся за Ваней. «Не за богатырем иду, а обедать», — говорил весь его независимый вид.

Когда волк дошёл до кузни, то увидел Власту с заветной широкогорлой макитрой в ладонях и подпрыгнул от радости на четырёх лапах. Но когда в глиняную плошку, которую держал Ваня, Власта плеснула простокваши, волк по-собачьи тявкнул. Девушка посмотрела в его сторону и покачала головой.

— Иди сюда, жадина, — ласково позвала она волка и поставила макитру у порога.

Внутри кузни было жарко и шумно. Широкоплечий великан в кожаном фартуке постукивал молотом, вертя в руках длинный штырь.

— Похоже на кочергу, — сказал царевич, вытирая ладонью рот.

— Она, родимая.

— А меч сковать можешь? — напрямик спросил Ваня.

Кузнец опустил кочергу в чан с водой, послышалось ожидаемое шипение, вверх поднялись туманные завитки и тут же рассеялись.

— Не ковал ни разу, — ответил кузнец, — но попробовать можно. Отчего не попробовать.

Ваня обрадовался, а Власта лукаво посмотрела на него.

— Иван-царевич, а как ты на войну поехал, если у тебя ни лука, ни копья, ни меча?

Ваня отвечать не стал, за него это сделал волк.

— Война — дело общее, — икнул он, понимая, что перебрал простокваши, — у каждого должен быть вклад в победу. Или вы хотите на чужом горбу в светлое будущее въехать? Не получится. С нас богатырь, а с вас — меч. А будете над царевичем насмехаться, он возьмёт да и уедет. На сером скакуне. Будете говнищем еще три поколения Змею дань платить.

— Прости, богатырь, — подавила усмешку Власта и поклонилась.

— Попробуй сковать, кузнец,— попросил царевич, — за службу верную тебя государь наградит щедро.

Вышел из кузни и направился в избу, а волк следом побежал. Ваня перед самым носом волка чуть дверь не захлопнул, но тот лапу просунул в щель и сказал:

— Лапы у меня не казённые, коли прищемишь — не смогу скакать быстрее ветра, выше облаков и так далее.

— Язык тебе надо прищемить, — хмуро ответил Ваня, всё еще обижаясь.

— Ты бы пропал без моего красноречия, — самодовольно ответил волк, убирая лапу, — я почти все дело за тебя сделал. Положительный образ героя создал? Раз. С мечом договорился за тебя? Два. И о простокваше тоже не забывай, я её первый дегустировал. Три.

— Спасибо, — язвительно ответил Ваня, и всё-таки дверь перед волчьим носом закрыл.

До вечера юноша лежал на лавке, беспрестанно дивясь тому, как в этой деревне не додумались кровати изготавливать. Ну, что такое лавка? Жёсткая, узкая и неудобная штуковина. Ночь поспишь — утром бока болят, точно тебя дядька Ерошка палкой отходил за покражу изюма. Вот у матушки кровать была… Столько подушек, перин и пуховок, что не счесть. И тепло, и мягко. Лежит Ваня под теплым маминым боком, гладит его по головушке нежная и добрая рука. «Ласковая моя матушка, скоро ли увижу тебя и увижу ли…— шепчет Ваня и всхлипывает. — Хорош богатырь, нюни распустил. Добро, что никто не видит».

Никто не видел, кроме серого волка, что стоял на задних лапах у окошка, а на передние положил лохматую башку. Но Серый Волк никому не скажет, что увидел и услышал.

Меч ковался, а Власта всё носила простоквашу серому скакуну и его суровому юному хозяину. Носила и пироги с калиной, капустой.

— Ты желудёвую кашу не вари, девица, — сказал как-то Серый Волк, облизываясь, так широко разевая пасть, что можно было рассмотреть её пугающую красноту, — от той каши больно производительность удобрений увеличивается, а мы с царевичем податными Огненного Змея не являемся.

Власта прыснула и пообещала заменить кашу на суп из лебеды.

— Скоро Огненный Змей прилетит, — пообещала она.

— Почем знаешь? — встрепенулся Ваня.

— Бондарь у нас есть, бочки он дубовые делает, наикрепчайшие. Тара невозвратная, для того, самого… Так вот у того бондаря чувствительность к появлению Змея Огненного развита неимоверно, как пятки и зад жечь начинают, значит скоро-скорёхонько.

— А меч-то… Меч, — заволновался Ваня.

— Будет, — уверила Власта, — скоренько будет. Купальская ночь… Для кого-то праздник, а для кого-то ночь надежды и ужаса. Змей никогда на праздники не прилетает, он в самую жаркую ночь сам с Жар-птицами хороводы водит. Потом опохмеляется, благодетель наш, а уж наутро ждём его в гости. Ежели разозлится, то может и всю деревню спалить.

— Что же вы до сих пор вражину не побороли? — поинтересовался волк, почесывая лапой за ухом.

— А ты не заметил, как мало мужиков в деревне? — усмехнулась Власта невесело, — пытались бороться, да заговорённый он. Победить его не всякому дано.

Ваня насупился и подумал, что кузнец, который куёт ему меч, да все никак не выкует, был широкоплеч, высок и ладен. С богатырской статью, но овечьими глазами. С такими на поле ратное не выходят.

— А какой он, Змей Огненный? — спросил Ваня вместо того, чтобы упрекать девушку в том, что живет она среди хитрых и трусливых.

— Всякий раз разный. Может и добрым молодцом обернуться, и столбом пламени. А когда по небу летит, то чешуя сверкает и переливается, а крылья солнце застят.

Власта так сказала, точно восхищалась супостатом, и Ване стало неловко.

Еще день прошел, и Ваня забавлялся лишь тем, что торчал в кузне и наблюдал, как куётся его меч. И хотя много он видел оружия в батюшкиной оружейке и в скотнице князя Дмитрия, а хотелось ему непременно такой меч, который раньше он не видывал. Булатные мечи, которыми похвалялись дружинники князя, были не у всех. Их узорчатые клинки могли гнуться и не ломаться. Остро заточенные, они перерубали шелковые платки. Стоили такие клинки недешево и привозились из заморских стран. Вряд ли деревенский кузнец был способен выковать что-то подобное. Пусть бы его меч хотя бы крепость имел и легкость, чтобы не сломаться от первого же удара. А вдруг чешуя у Огненного Змея будет такая крепкая, что её не перерубить ничем?