‒ Ты и правда не можешь подчинить эту душу? ‒ Сияющий оглядывается на меня и прищуривается, будто просвечивая каким-то своим особым способом.

‒ Ну… ‒ Ацелестий мешкает с ответом. ‒ Могу…

‒ Лжешь. ‒ Котик стремительно возвращается к дереву, сумрачный скачет за ним по пятам. У первого на лице застывает серьезность, второй заметно обеспокоен. ‒ Кто ты, душа?

‒ Оу, оу, оу, сияющие обычно не общаются с гнилью. ‒ Ацелестий пытается потеснить собеседника, но тот не сдвигается ни на сантиметр. Его внимание приковано ко мне. ‒ Ты же брезгуешь, забыл? Боишься испачкаться. Фу, фу, фу. Просто подави ее сопротивление, а остальное оставь мне.

‒ Кто ты? ‒ игнорируя трескотню сумрачного, повторяет сияющий. ‒ Как тебя зовут?

‒ Дятел я, ‒ мрачно отзываюсь я, крепче обнимая ствол дерева. ‒ Особый вид. Отстукиваю морзянкой исключительно трехбуквенные слова, девяносто восемь процентов которых ‒ забористая ругань.

‒ Позволь мне разобраться в ситуации. ‒ Сияющий вытягивает руку в мою сторону. ‒ Спустись сюда.

Наверное, именно так и выглядят ванильные мечты и сладкие сновидения. Сногсшибательный парень, предлагающий руку и призывно зовущий познакомиться поближе.

Вот только мечтания у меня иного рода, да и сладости всякие я воспринимаю исключительно как топливо.

‒ Неа, ‒ исполняю прежнюю руладу и возвращаюсь к размышлениям о путях отступления.

‒ Доверься мне, ‒ не отстает парень.

Стресс у меня, по всей видимости, уже прошел, потому что я отлипаю от ствола и чинно устраиваюсь на ветке, сложив ногу на ногу. Что ж, поболтаем.

‒ Неа, с доверием у меня напряг. ‒ Любуюсь заостренными чертами лица настойчивого мальчика и необыкновенно яркими глазами. ‒ Опыт показывает, что при общении с симпатичными субъектами интуиция у меня перегревается. Пример из жизни. Чумовой красавец приходит в магазин для взрослых. Костюмчик, улыбка, вежливость, – все при нем. Готовлюсь строить глазки. И тут он вместо надувной дамы просит надувного джентльмена. Мои глазки ломаются. Конец истории.

Беловолосый котик внизу сосредоточенно дослушивает мою душераздирающую историю до конца и задумчиво поджимает губы.

‒ Для полуразложившегося субстрата эта душа вещает слишком осмысленно, ‒ делится он своими мыслями то ли с Ацелестием, то ли со смердящей обстановкой вокруг.

‒ Она прибыла вместе с Великим Телом. ‒ Ацелестий облизывает губы. ‒ Отголоски прежней личности могли остаться внутри грешной сущности. А впрочем, какая разница, ягненочек? Не парься! У тебя же куча дел, так? Сотвори пару своих световых магических штучек, и я не буду докучать тебе целый день. Или даже полтора.

‒ Заманчиво. ‒ Котик с размаху припечатывает ладонью по лицу Ацелестия, которое он неосторожно приближает к нему. ‒ Но если есть хоть один шанс, что эта душа не принадлежит вам по праву, я не могу остаться в стороне.

‒ Ню-ю-ю, ‒ начинает канючить Ацелестий, картинно сползает на желтую траву, потирает сплюснутый нос и капризно бьет голыми пятками по земле. ‒ Что же ты сегодня такой гаденький, а? Моя, моя, моя. Я отвечаю за эту партию грешных. И эта душа тоже моя.

‒ Посмотрим, ‒ бросает второй.

Та-а-ак, смотрю, там внизу без меня меня же делят. Тогда, чур, я тоже участвую.

Группируюсь, встаю на колени и медленно ползу на середину ветки ‒ благо, она крепкая.

‒ Что ты делаешь? ‒ Котик, задрав голову, перебирается в ту же сторону и встает прямо подо мной.

‒ Конституция гарантирует мне право свободно передвигаться, ‒ пыхчу я в ответ и тянусь к ветке соседнего дерева, нависающей прямо над моей. ‒ Вот, пользуюсь своим правом.

Отреагировать на мое заявление ни котик, ни Ацелестий не успевают. Где-то вдалеке раздается гул, а затем начинает нарастать дикое шуршание. Кажется, что нечто массивное пробирается сюда прямо сквозь чащобу.

‒ Превосходно, ‒ иронично кидает сияющий. ‒ Душа слишком долго находится в статусе бесхозяйной на территории Преддверия. Теперь она привлекла внимание падальщиков.

‒ Тьма веков! ‒ Ацелестий вскакивает с земли. ‒ Прыгай ко мне, беляночка!

А пупок ему не почесать?

С чистой совестью оставляю без внимания это до крайности соблазнительное предложение и привстаю, чтобы дотянуться до соседней ветки. Кто бы там ни ломился вдали, вряд ли они хуже тех, что внизу.

Ноги трясутся. Со мной и моим хлипким равновесием может соперничать разве что вздыхающий бычок на качающейся доске из детского стишка. Но упрямства во мне тоже завались.

‒ Белянка!

Замираю с вытянутой рукой, а затем скептически смотрю на сияющего. И этот туда же. То, что я шифруюсь и не называю им свое имя, не значит, что они могут присваивать мне всякие подозрительные прозвища.

‒ Спускайся, ‒ требует парень.

Хорошая попытка. Или я бы сказала, даже прекрасная. Но если здесь я вне их досягаемости, то предпочту отсидеться в верхах.

Ветку, в которую я успела вцепиться, внезапно ощутимо встряхивает. Поднимаю голову и встречаюсь взглядом с молочно-белыми белками чьих-то больших глаз. Существо раза в три больше меня седлает облюбованную мной ветку и заинтересованно пялится на меня. Тощее вытянутое тело покрыто серыми кожистыми складками, голова напоминает вздутый утюг, и, как только оно наклоняется, вижу, что каждая сторона, кроме той, где расположились глаза, оснащена пастью с мелкими треугольными зубами. С ветки свешиваются удлиненные конечности, заменяющие существу ноги.

Зачаровано смотрю на кожистые отростки передо мной…

Какие ласты! Я у мамы каждый день одомашненный тюлень?

Уровнем ниже тоже намечается веселье. Точно такие же кожистые сущности, как и мой новый знакомый, окружают Ацелестия и котика. И, похоже, их больше десятка. Передвигаются создания рывками, словно кадры застревающей пленки, а их головы-утюги крутятся на шеях, выставляя на обозрение то выпуклые белые глаза, то зубастые пасти.

‒ Слишком много падальщиков, ‒ спокойно замечает котик. Наши взгляды встречаются. ‒ И слишком быстро собрались в одном месте. Интересно, почему?

Нашел у кого спросить. Я тут залетом с пересадкой по транзитной визе. Вот догадаюсь, как запустить и развернуть того гигантского червя с батутными внутренностями, и дам задний ход с этой планеты.

‒ Тебе лучше спуститься к нам, беляночка, ‒ подает голос Ацелестий и злобно шипит на ближайшее существо. ‒ Если падальщик поглотит тебя, твоя душа перестанет существовать. Ты станешь ничем, переваренным мусором, растворенной жижей в прослойке между мирами.

Ё-мое, это ж точное описание моего состояния после последней студенческой пьянки. Долбаная Светка с ее «это крутой чай из Зимбабве!» Вискарь это был, отвечаю.

Внезапно падальщик, сидевший передо мной, устремляется вперед.

‒ Ай! ‒ Отскакиваю на полветки назад, перед носом вновь со свистом проносятся заостренные прозрачные когти.

Засада. Возможно, вариант с падением в объятия одного из красавчиков внизу не так уж плох. Оцениваю расстояние и сразу же замечаю, что у парней тоже возникли свои трудности. Круг падальщиков начинает сжиматься. Твари в угнетающем молчании подбираются все ближе, и серая масса новых существ все появляется и появляется из кустарниковых зарослей.

‒ Странно. ‒ Котик вытягивает в сторону правую руку и извлекает прямо из воздуха длинную посеребренную биту. ‒ Они и правда собираются напасть.

‒ А мне казалось, что, кроме жратвы и тухляка, их ничего не интересует. ‒ Ацелестий возвращает себе когти и скребет кончиком одного из них по гладкому подбородку. ‒ Думаешь, их манит беляночка?

‒ Наверняка. Они всегда были слишком пассивными. Это первый раз, когда они осмеливаются нападать на таких, как мы.

Ветка моего бамбука неожиданно выгибается и пружинит. Сбоку ко мне незаметно подобралась еще одна тварь. Прыжок, и надежная твердь дерева уходит у меня из-под бедер. Оглашая округу визгами, я клонюсь в сторону и заваливаюсь в бок. Каким-то чудом успеваю уцепиться и провисаю вниз головой. Одна согнутая в колене нога обнимает ветку, вторая отогнута в сторону. Вот так и замираю ‒ мокрой маечкой с прищепками на бельевой веревке.