Когда мы по прекрасному шоссе подъехали ко входу в этот киновертеп, Дима передал мне нагрудный знак штатного сотрудника, и я, нисколько не смущаясь, продефилировал мимо контролеров, реально ощутив тяжесть сэкономленных тридцати пяти долларов. Ох эти компромиссы с совестью, на какие только ухищрения не пускаешься порой при скудном запасе карманных денег. Впрочем, я не раз наблюдал подобные ухищрения и со стороны тех, у кого денег куры не клюют. Жадность? Азарт? Авантюризм? Вероятно, и то, и другое, и третье. Между прочим, в пересчете на рубли, тридцать пять долларов, считай, две моих месячных пенсии!

За металлической оградой студии кинокомпании «Юниверсал» я тотчас попал в толпу туристов, которым тут несть числа, и, сверяя свой маршрут с путеводителем, попытался по-быстрому обойти сей легендарный киногород. Но «по-быстрому» не удалось – толпа никуда не торопилась. Толпа наслаждалась… Оказывается, Голливуд – это не киностудия, как, скажем, «Ленфильм». Голливуд – это государство-конфедерация, раскинувшаяся в долине между двумя горными хребтами на нескольких высоченных холмах. И в этой конфедерации существуют федеративные республики – «Юниверсал», «Парамаунд», «XX-век Фокс», «Метро Голдвин Майер», «Коламбиа пикчерс» и множество более мелких. Со временем кое-кто из них вышел из конфедерации и покинул Голливуд, но все равно остался в пределах Лос-Анджелеса. Благо этот земной рай – с изумительным климатом, океаном, киношным ландшафтом – являл собой уникальную естественную съемочную площадку…

Студия «Юниверсал» в восприятии российского человека представляла собой огромный парк культуры и отдыха с аттракционами, кинозалами и пунктами общепита. Все так. Однако дело в том, какие аттракционы и кинозалы!

Выстояв очередь, я занял место в экскурсионном вагоне и… замер – я услышал русскую речь. Рядом разместилось семейство. Эмигрантами они не были, у меня нюх на эмигрантов. Папа – рыхлый мужчина с бабьим лицом и просторной лысиной, лет сорока, жена – приземистая широкоплечая блондинка в сарафане, с толстым обручальным кольцом на коротком пальце и двое детей – мальчики, в джинсах и легких белых курточках. Очутившись в вагоне, мальчики бросились к окнам, оттеснив растяп-японцев с их фотоаппаратами. А родители, оставшись наедине, возобновили, видно, прерванный разговор. И я услышал чистый, без затей, хорошо обкатанный мат. Родители вспоминали какого-то Федора, который обещал подгрести к площадке, где «на стреме стояла эта паскудная обезьяна», но так и не пришел. Они говорили громко, словно в своей квартире. А кого стесняться? Кто тут их поймет? Одни папуасы вокруг, сплошь шантрапа раскосая – корейцы да японцы. Должен заметить, что за границей наш родной мат звучит несколько иначе, чем на Родине, как-то резче, экзотичнее, – так смотрится белый медведь на пальме.

Поезд тронулся. «Кайф», который я получал, шпионя за «нашенским» семейством, нарушила колготня туристов.

Киногигант «Юниверсал» хвастал перед нами своими возможностями. Павильоны, съемочная техника, склады… Но чего это стоит в сравнении с макетами городов под открытым небом. В натуральную величину! Дома, целые кварталы домов, с площадями, скверами, действующими фонтанами… Города разных эпох и разных стран. Европейские, американские, азиатские. Города без единой живой души, даже без манекенов. Словно разорвалась нейтронная бомба, уничтожив все живое… Какие только фильмы не снимались в этих кварталах, в этих домах, квартиры которых меблированы в полном соответствии с эпохой, даже кровати застелены; каких только артистов не видели эти тротуары…

Едва наш поезд миновал последнее строение и пересек ветхий на вид мост, как стропила моста дрогнули и развалились – начались главные фокусы… Могучий поток воды зверем кинулся к нашему вагону, круша на пути столбы и строения. Едва вагон выбрался из этого ужаса, как новая напасть ожидала туристов за их же деньги: в подземном туннеле они попали в зону землетрясения. Тут были все прелести этого бедствия – снопы пламени кидали отблески на их перепуганные лица, щедро сыпались искры разрядов оборванных электрических кабелей, из порушенных городских магистралей хлестали потоки воды. В провал падал объятый пламенем бензовоз, которого землетрясение застало как раз над туннелем метро. Грохот, треск, вой, обломки досок, брызги. И в довершение появляется рожа гигантской обезьяны-убийцы Кинг-Конга…

– Вот он, вот он! – ошалело заорал один из мальчиков русского семейства. – Тот самый обезьян. Где мы ждали дядю Федора.

– Это, наверное, его брат, – рассудительно возразил второй мальчик.

– Вот дают, суки, – восхитительно бормотал лысый папаша, не отрывая глаз от окуляра видеокамеры. – А! Ведь никто не поверит, бля.

Вагон шел вдоль водоема, на котором рыбачил бедолага Джордж, о встрече с которым заранее предупредил гид.

– Джордж, Джордж, берегись! – заорали все туристы. И дети, и взрослые. И я, болван, орал вместе со всеми.

Мы видели, как к Джорджу со спины приближается гигантская акула, раззявив челюсти со страшными зубами… Джордж безмятежно рыбачил, он не слышал доброго совета… Мгновение, и челюсти сомкнулись, увлекая в пучину растяпу Джорджа.

– О, Джордж! – горевал весь вагон вслед за нашим гидом, длинноволосым парнягой.

– Это ж надо, придумали, суки! – восхищенно цокал языком лысый папаша, вскочив ногами на сиденье для улучшения обзора. – Ведь никто не поверит, бля!

– Слезь, Саша, оштрафуют. – Широкоплечая блондинка дергала мужа за штанину. – Саша! Кому я сказала! Александр! – Она смахивала с лица брызги воды, а может быть, капли пота – действительно было страшно, особенно в кратере вулкана, куда ненароком заскочил наш вагончик…

Впрочем, настоящий страх я испытал в кинотеатре будущего. Когда в звездолете облетал Галактику. Вот страх так страх! Звездолет, точно необъезженный мустанг, вскидывал привязанных ремнями зрителей, врезаясь в каких-то звездных врагов. Грохот, треск, вой, душераздирающие крики… «Черт бы меня побрал! – Я крепко зажмурил глаза. – Нужно мне это?! С моим давлением!» Вцепившись насмерть в подлокотники кресла, я проклинал свое любопытство, моля судьбу выпустить меня живым из этого ада. Десятиминутный киноаттракцион, казалось, длился вечность. Багровые сполохи сквозь веки проникали в мозг, расплавляясь там огненной магмой… Наконец казнь закончилась. Не чуя ног, я сполз со стула. Я видел очумелые лица других зрителей. Где тут выход, сволочи?! А навстречу, гогоча и радуясь, шла следующая группа подопытных туристов…

Выйдя из кинотеатра будущего, я поклялся больше не испытывать судьбу и, с благодарностью в сердце за оставленную мне жизнь, влился в праздную толпу зевак, идущих к выходу из киностудии «Юниверсал», на волю.

И тут я узрел гигантскую фигуру зловредной обезьяны – Кинг-Конга, что терроризировала Нью-Йорк в одноименном фильме. Подле мохнатой лапы чудища жарился на солнце мужчина в широченных голубых шортах. Его тонкие кривые ноги напоминали два древка, над которыми повис голубой флаг. Обе руки мужчины оттягивали пластиковые мешки, а глаза шныряли по толпе: мужчина кого-то поджидал…

– Хелло, Федор, – произнес я с развязной интонацией. – Ну ты даешь, мужик! Они ж тебя ждали, ждали, а ты где-то мылился, блин.

Узкие гляделки мужика изумленно огруглились.

– Кто ждал? – переспросил он недоверчиво – русская речь его обескуражила.

– Кто, кто… Сашка со своей кодлой. С бабой и пацанами.

– А ты кто? – Одутловатое лицо мужчины налилось вишневым соком.

– Кто, кто… Конь в пальто, вот кто. Где же ты ошивался?

– В пирожковую заскочил. Потом обезьяну эту час искал, – виновато промямлил мужчина и грубо перешел в атаку – видно, был тертый калач: – А что же они, гады, не дождались меня у этой обезьяны, как договорились?! Я этому Сашке обломаю рога, попомнит…

– В пирожковую он заскочил, – передразнил я, отходя на безопасное расстояние. – Где ж ты ее раскопал? Пирожковые в России остались…

– От зараза, от зараза! – бушевал мужичок, хлопая себя сумками по ляжкам. – Всю гастроль попортил! – И он разразился таким сладкозвучным матом, что я в наслаждении прикрыл глаза…