В последний раз над полем прозвучали звуки горна. Всего десять минут давались командам на то, чтобы окончательно утвердить победу одних и позорное поражение других. Все с замиранием сердца наблюдали за перемещениями красивых грациозных животных. Артур поплотнее обхватил ногами бока своего старого знакомого и устремился к гнезду, где заманчиво поблескивали два яйца.

Юноша уже так давно не играл, что даже забыл приемы, которым их учил Чак Милый. Сперва маневры его казались неуклюжими и чудными, однако очень быстро единорог смог подстроиться под своего всадника. Например, когда защитник хотел ударить Артура копьем, единорог резко отпрянул назад, хотя всадник не давал ему такой команды. Словом, животное помогало человеку по мере своих сил, и наконец наступил момент, когда Артуру удалось вытащить яйцо из гнезда. Юноша быстро убрал его в свою кожаную суму и огляделся.

Прямо на него летел Кирхт, защитник «Маралов». Выставив вперед голову с надетыми рогами, он, подобно дикому лесному кабану, устремился на того, кто дерзнул украсть яйцо. Артур тогда пролетел вокруг гнезда противника, как бы намереваясь убраться восвояси, как вдруг, совершенно неожиданно для всех он вновь наклонился над гнездом и ловко достал последнее яйцо. Тут же единорог Кирхта с такой яростной силой толкнул везучего скорохода, что тот не смог удержаться и упал вниз, чувствуя, как за спиной сума раздувается от порывов ветра. К счастью, сетка, натянутая сегодня утром им самим, была вполне прочная и выдержала бы, наверное, всех единорогов с игроками вместе взятых, если бы они вдруг решили разом попа́дать вниз, подобно переспелым яблокам.

Довольно мягко юноша приземлился на сетку, ничего себе при этом не повредив. В глазах у него все мельтешило от только что испытанного вынужденного падения, а в ушах стоял такой гомон, что на какое-то время игрок как бы ослеп и оглох. Однако вскоре картинка прояснилась: к нему уже бежали другие студенты и преподаватели, все хлопали и вопили столь хаотично, что изрядно затрудняло понимание всего происходящего. Но вот среди всеобщего шума начали пробиваться сперва несмелые, а потом уверенные крики:

– Артур! Артур – наш герой! – восторженно скандировали со всех сторон. Везде разносился этот победный клич! Он проносился меж лавок и свежевыкрашенных башен, вороном устремлялся ввысь и, казалось, даже проникал под землю. В этот самый победоносный момент Артуру простили совершенно все на свете: и то, что он не присоединился вовремя к остальным ученикам в Беру, и даже то, что его отчислили из школы. Много ли нужно толпе, чтобы полюбить, и разве так уж сложно ей неожиданно возненавидеть? Толпа не имеет разума, она не разбирается в произошедшем; люди, имеющие счастье стать ее составной частью, подчиняются всеобщим бессмысленным порывам: бегут вслед за всеми, бестолково кричат, раздирая глотки, поверхностно любят и напрасно ненавидят, но разве можно их в том упрекнуть?

Полидексяне стояли, собравшись в кучку на поле, единороги были подле них. Лица проигравших были бледными, жалкими и потерянными до такой степени, что, казалось, из глаз этих суровых юношей сейчас градом польются слезы. Дейра Миноуг с присущей ей проницательностью поняла, что необходимо что-то предпринять. Она медленно встала и, дождавшись, когда все стихнет, сказала:

– Драгоценные! Мы имели честь увидеть сегодня эту блистательную, захватывающую игру, которая произошла на наших глазах. Хотела бы отдельно поздравить полидексян, ибо они показали нам, насколько талантливыми могут быть соперники. Я полагаю, команда Маралов не меньше Севух победила в этом сражении, поэтому я считаю необходимым поздравить наших гостей и также вручить им подарки! – с этими словами директриса хлопнула в ладоши и, как по команде, прямо на поле стали выходить люди, нагруженные всякими товарами и безделушками.

Чего тут только не было: и армутские халаты с роскошными расписными коврами из чистого шелка, и беруанская одежда, скроенная лучшими столичными портными, и всевозможные драгоценности от искусных кагилуанских мастеров, и душистое мыло, приготовленное на лучших мыловарнях, и шоколадные деликатесы с фабрики. Специальные работники выгружали восхитительные подарки перед изумленными и поникшими Маралами, которые, по прошествии всего нескольких минут, оказались почти полностью завалены всей этой роскошью, о которой они доселе не имели ни малейшего понятия.

Дрейс-на-риверс в удивлении приподнялся на месте. Почтенный мужчина явно многое не понял из пространных поздравлений директрисы; в какой-то момент он даже засомневался в безусловном поражении своей команды, ибо Дейра все выставила таким образом, будто единственно Маралы победили сегодня, и никто другой. Директриса послала ему самую ласковую из своих улыбок и сказала таким приторным голосом, будто казалось, что она выпила чашку меда:

– Ваши игроки отлично натренированы! Кто научил их всем этим небывалым трюкам? Я уверена, вы лично занимались с ними?

Дрейс-на-риверс нервно сглотнул. Он ожидал чего угодно с ее стороны: холодности, насмешки, презрения, но уж никак не искренней похвалы. И дело было вовсе не в том, что директор полидексян был глуп или же недальновиден; просто он являлся мужчиной, а все представители сильного пола, как известно, любят одобрение и похвалу.

– Гм… Я иногда занимаюсь с ними, но у них свой тренер… – неуверенно проговорил он.

– Готова поспорить, что так прекрасно летают они именно благодаря вам! – сладким голосом воскликнула Дейра.

– Гм… – вновь смущенно хмыкнул Дрейс-на-риверс. – Ваши игроки тоже ничего… Особенно первый скороход… – сказал полидексянин. Дрейс-на-риверс намеренно не хотел хвалить Артура, ибо поражение Маралов он списал целиком и полностью на его счет.

– Я думаю, Инк летал бы гораздо лучше под вашим четким руководством, – продолжала гнуть свою линию Дейра Миноуг. Расчетливая женщина вполне смогла добиться своего: к вечеру того же дня Дрейс-на-риверс сделался ее восторженным поклонником, словно он был не почтенным мужчиной с посеребренными висками, а молодым юношей, пожелавшим вдруг приударить за дамой своего сердца. Они всюду ходили вместе, предаваясь задушевным беседам; Дейра показывала гостю Троссард-Холл и слушала его рассказы о суровой жизни в Полидексе. А когда на следующий день они прощались, то Дрейс-на-риверс даже позволил себе дерзость прикоснуться губами к ручке блистательной женщины.

Артур же провел весь остаток дня с друзьями. Многие ребята-первокурсники подходили к нему, жали руки, одни выражали восторг по поводу победы, другие же пытались извиняться за неподобающее отношение. Юноша при этом совсем не задавался и не гордился, выглядел дружелюбным со всеми и даже с теми, кто когда-то его обижал, никого не осуждал, был спокоен и весел, так что в конечном итоге его полюбили если и не практически все, то, по крайней мере, большая часть студентов Троссард-Холла.

Только один человек хмуро смотрел на него в тот день, да и то лишь потому, что у него имелись свои соображения на этот счет.

Глава 5 Всему свое время, и время всякой вещи под небом: время рождаться и время умирать

Радость и восторг от победы и участия в игре, всеобщее обожание со стороны решительно всех, даже недавних недоброжелателей, на какое-то время отвлекли Артура, однако в его сердце тем не менее уже появилось смутное волнение, вызванное приближением третьего числа. В этот день, как оказалось, он родился, а значит, скоро должен был прийти Индолас с долгожданными вестями. Что удалось отыскать естествознателю, встретил ли он своего друга Норогана, узнал ли что-то про пещеры единорогов, готов ли он немедленно отправляться в путь?

На все эти вопросы пока не было ответов, и мальчик с томительным нетерпением ждал новостей. Помимо этого, в душе его зарождалось какое-то неясное, может, даже немного детское ожидание чуда. К этому, наверное, его приучила Левруда. Хоть они жили бедно, кормилица всегда устраивала для своего подопечного настоящие праздники. Она с поразительной чуткостью наблюдала за ним, следила, что ему интересно и что вызывает в нем внутренний трепет и восторг, а потом на день рождения всегда точно отгадывала все, порою даже безотчетные желания его сердца.