– Правильно, – киваю, как учитель первокласснику за правильный ответ, а затем  добавляю колючим сердитым голосом: – Тогда что заставило тебя устыдиться простых физических упражнениий?

По лицу Макс скользят оттенки отчаяния. Приседая, она видела похоть в моем взгляде, но не в состоянии облечь чувства в слова, а может, ей страшно или стыдно об этом сказать.

– Не знаю, сэр, – бормочет, пошатываясь, но чудом возвращает равновесие.

Посматривает на меня украдкой, но быстро отводит глаза. Боится до дрожи. И снова стесняется. Мда. С твоими комплексами, девочка, мы еще поработаем. Но позже.

– У меня ощущение, что ты тут, как на курорте. Выбираешь, что стыдно, а что нет! – нарочно повышаю голос. – Считай, что я – тот самый гинеколог, который не вылечит тебя, если ты не переборешь свой стыд.

Макс явно ощущает, к чему все идет. Выражение лица становится умоляющим. Нет, я не буду бить ее голыми руками – придумал, как изменить наказания, чтобы не оставлять следов. Но надо, чтобы моя подушечка для иголок поняла правильно и сочла грядущее заслуженным.

Встаю и направляюсь в спальню за мягкой тяжелой кошкой и кожаными наручниками. Черт, стоило только представить Макс подвешенной над рингом, от нахлынувшего возбуждения зашумело в голове. Гостили у меня тут любительницы ролевых игр. Чего мы только ни вытворяли… Но мне никогда не доводилось использовать свой арсенал на полном серьезе, партнерши были всегда согласны…

В нижнем ящике шкафа нахожу мягкие кожаные наручи и резиновую плетку с множеством увесистых концов. Взмах – составной хвост кошки со свистом рассекает воздух. Как же давно я не брался за нее. Предвкушаю кайф – зажатая в ладони крепкая рукоять будоражит воображение. Этой плетью можно бить довольно сильно, а синяки будут незначительные, если вообще появятся. Приятная судорога пробегает по коже. Несколько шагов к мониторам – Макс так и стоит, как цапля – все же удивительная исполнительность!

Выйдя в зал, молча кладу принесенное на журнальный столик и усаживаюсь в кресло курить. Хочу, чтобы ужас Макс настоялся к моменту, когда я приступлю к наказанию. Глядя на плетку, она меняется в лице. И без того бледная кожа светлеет до бумажной белизны. Судя по напряженным сухожилиям на шее – единственной части тела, не скрытой от глаз костюмом – стоит из последних сил. Вот будет здорово, если все-таки рухнет. Накину ей с десяток ударов.

Но Макс держится молодцом – понимает, что за любой промах расплатится прямо тут, не откладывая в долгий ящик.

– Надеюсь, на тебе есть майка, – со свирепым видом тушу окурок в пепельнице и решительно поднимаюсь. – Отпусти ногу и сними толстовку.

На мгновение в ее глазах вспыхивает паника, но быстро сменяется смиренно-меланхоличным взглядом. Стягивает толстовку через голову, бросает на пол. Майка действительно на месте, но Макс все равно прикрывает руками грудь, как будто стоит передо мной голая.

– Сведи запястья вместе, – приказываю сухо и холодно.

Подчиняется, с едва слышным стоном отрывая руки от груди. Сквозь мрамор бледности на щеках рваными клоками начинает прорываться румянец. Беру наручи и  направляюсь к ней. Ежится, словно от холода, плечи подрагивают. Смотрит в пол.

– Это самый быстрый способ отучить тебя стесняться.

Говорю назидательным тоном, запихивая предплечья Макс в длинные, до локтя, кожаные желоба с эргономичным выступом для большого пальца. Она поднимает на меня недоумевающий взгляд, словно говорящий: «Как это мне поможет?» Не могу сдержать кровожадную улыбку – эмоции девчонки настолько плотные и сочные, что, кажется, их можно понюхать. Резкими движениями затягиваю ремешки креплений – готово. Руки Макс намертво сведены вместе. Хорошие наручники, в них можно оставить ее висеть хоть до утра без вреда для суставов. Хотя я планировал сегодня ограничиться только поркой.

– Полезай на ринг, – показываю в сторону квадратного возвышения.

Макс в шоке мелко кивает, как китайский болванчик. Ни тени мысли в ошалелых глазах. Неуверенной походкой подходит к рингу, просовывает скованные руки под нижний трос и пытается забраться целиком.

Жадно наблюдаю эти попытки. Внутри разливается новая волна возбуждения, тянет в низу живота, мурашками щекочет спину. И зачем я отказывался от подобных воздействий раньше?

Спустя долгих полминуты Макс таки догадывается забросить ногу и наконец оказывается на ринге. Смотрит на меня взглядом зайца, угодившего в капкан – в глазах застыл ужас, с которым она уже смирилась. Представляю, насколько ей сейчас жутко. Чем дольше я тяну, тем мучительнее ожидание, ведь она знает, что наказание неизбежно.

Не торопясь иду в сторону кухонного коридора. Нажимаю одну из нескольких небольших кнопок на стене – лебедка с шуршащим звуком поднимает боксерскую грушу под потолок. Нажимаю на соседний выпуклый кругляшок, спускаю другой трос с пустым карабином на конце и забираюсь на ринг к Макс.

В глазах к ужасу и панике прибавляется беспомощность. Делает полшага назад, но возвращается на прежнее место. Смотрит затравленно, как на палача.

Растягивая момент, подхожу вплотную. Гляжу сверху вниз, ощущая, как губы сами растягиваются в плотоядную ухмылку. Макс не отводит взгляд – теперь в нем лишь обреченность. Продолжая рассматривать заполненную зрачком радужку, пальцами нахожу кольцо, вшитое в наручи, и медленно, смакуя момент, поднимаю сцепленные предплечья Макс к тросу. Заставляю подняться на цыпочки, защелкиваю карабин на кольце. Пока оставляю в покое, возвращаюсь к кнопкам и поднимаю подопечную на десяток дюймов над рингом.

Лишившись опоры, слабо болтает ногами, роняет голову. Тело непроизвольно поворачивается – теперь вижу ее спину, облепленную влажной майкой на одной лямке. Оголенные лопатки выглядят соблазнительно. Будоражат. Подхватываю плетку со столика и забираюсь на ринг, изнывая от желания скорее приступить к основному блюду сегодняшнего вечера. Ловлю себя на мысли, что иначе я и не планировал его закончить. Ведь снова нарочно поставил задачу, с которой Макс едва ли справится. А иначе-то как? Рост всегда идет через преодоление.

– Отныне я буду наказывать тебя только так, – обходя, заглядываю ей в глаза. – Я хочу, чтобы ты перестала стесняться того, что здесь происходит. Хотя даже не знаю, за что правильнее тебя наказать – за этот дурацкий стыд или за то, что ты слабачка и не можешь совладать с лицом… – мечтательно провожу рукой по обтянутым кожей ребрам. – Хотя ты могла бы долго стесняться, если бы умела скрывать эмоции… Пожалуй, накажу за все сразу.

Это первый пристрелочный раз, нарочно не называю количества ударов. Буду смотреть по Макс, с какой силой и сколько стоит ее обрабатывать. Снова захожу ей за спину и с небольшого размаха опускаю мягкий хвост плети на левую лопатку. Сносит, не проронив ни звука, даже не вздрогнула. Приятно. Похоже, хочет казаться сильной, это интересно. В следующий удар вкладываю больше усилия. Эта резиновая кошка тем и хороша, что воздействие не точечное. Площадь удара размыта. Чтобы такой наоставлять синяков, надо постараться.

Постепенно наращиваю обороты, отсчитывая удары про себя. Кожа на лопатках неуклонно краснеет, распухает от прилившей крови, но Макс стоически переносит порку. Если бы знала, что это очередная проверка ее границ, на этот раз физических, давно бы начала подвывать. Ее упорство, как бальзам на душу, пьянит и дурманит.

Удару к тридцатому начинает вздрагивать, и шумно тянуть носом воздух. Кулаки сжаты, майка по позвоночнику и на пояснице на пару тонов темнее – пропиталась потом.

Продолжаю. С каждым новым ударом бью чуть сильнее. Нет, я мог бы заставить ее скулить и кричать с самого начала, но это скучно. Куда интереснее постепенно дойти до переломного момента, когда она сдастся и выпустит эмоции наружу. До дрожи хочется сломать еще один ее рубеж.

Это происходит на пятьдесят третьем ударе. За хлестким звуком плети слышу едва слышимый стон. Вот ты и заскулила, девочка. Закончилось самообладание, да? Внутри обжигающей лавиной прокатывается возбуждение. Руки наливаются кровью, пальцы пульсируют.