Прибыв на место, наши водилы начали осматривать и заводить машины, а я пошел осматривать что в них есть. Дизельных машин для дивизиона хватило впритык. Очень много пришлось разгружать. Уже ближе полуночи мимо нас прошла колонна «Уралов» со снарядами для наших орудий.

На обратном пути мы зацепили к ним трехосные прицепы, даже не разгружая их — прибудем в расположение, там и разберемся. Для своего БТРа, я присмотрел одноосный прицеп с двумя закрепленными двухсотлитровыми бочками с бензином, на которых была выдавлена надпись «Wehrmacht», а на самом прицепе смонтирована штанга со шлангом для прямой подачи бензина в карбюратор.

В выбранные грузовики также загрузили несколько мотоциклов, немецкие карабины и пулеметы, несколько найденных автоматов, патроны к ним, консервы, запасные колеса, аккумуляторы, инструмент и остальное по мелочи. Приблизительно к часу ночи мы вернулись назад. Устал так, что после доклада не поев, забрался на скамейку в «семидесятке» и заснул. Так для меня кончился второй день после переноса.

Предыдущий фрагмент

Когда все выбрались из БТРа я стал вызывать по рации дивизион. Ответивший мне радист, сказал, что со мной будет разговаривать «Второй». Рассказав начальнику штаба Едрихину все, что мне стало известно от Гаранина, спросил, какие будут дальнейшие указания.

Через десять минут, начальник штаба дивизиона повторно вышел на связь и дал указания. Мне было приказано с рассвета начать формирование боеспособных подразделений, назначая командиров из числа сержантов. Утром машины подвезут снаряды, продовольствие и заберут раненых. Для встречи машин организовать пост на поляне с перекрестком.

Лейтенант Негурица

Размещение прибывших со мной людей лейтенант Коровин организовал четко, быстро и толково.

Пришедшие артиллеристы Гаранина, по сравнению с остальными, действительно представляли из себя воинское подразделение. Разместив между деревьев орудия, одни кормили лошадей, другие готовили ночлег. Распоряжения младших командиров выполнялись быстро и без пререканий. Хотя все смертельно устали, никто не отлынивал от работы. Зато среди приблудившихся царил разброд. Кто то пытался развести костер, не слушая ругавшихся соседей, говоривших о светомаскировке. Пришлось призвать их к порядку, пригрозив расстрелом на месте, за не выполнение приказа в боевой обстановке.

Но уже через сорок минут все прибвшие люди спали глубоким сном, успев перекусить на быструю руку. Только возле машины фельдшера, практически в потемках, не наблюдаллось, а скорее чувствовалось движение людей. Прикинув в уме какое у нас количество раненых, стало понятно что нашему медику не спать до самого утра. Ну что же делать? Такая у него планида, а мне надо спать ложиться. Командир любого ранга должен в обязательном порядке следить за своим состоянием — от этого много чего зависит на войне. Сначала хотел было сунуться в БТР, а потом после размышления передумал и стал в несколько раз складывать брезент на котором чистили оружие, выбирал место на травке где было почище.

Уже заканчивал моститься, когда к мне на огонек подошел один из вышедших на нас командир-артиллерист аранин, крутя в крепких руках папиросу.

— Что огонька ищешь дружище?

— Да нет спасибо, успел накуриться так, что в горле першит… Не могу заснуть, как закрою глаза и танки вижу. Все послежний бой в голове крутится.

— Да… такое не сразу отпускает. Сержант! Дай фляжку командирам! — негромко бросил внутрь бронника.

В ответ послышалось легкое кряхтение и из люка высунулась крепкая, волосатая рука с зажатой м ней зачехленной фляжкой. Аккуратно подхватил её за донышко, а рука сержанта исчезла и буквально через секунду снова появилась но уже с двумя железными кружками.

Не спеша разлил водку, и передал вторую кружку лейтенанту:

— Ну… давай помянем… — и не ожидая ответа, одним глотком опрокинул свою порцию.

Как то некстати мысль где-то под черепом отрекошетила: «а водка-то из нашего времени!». Не проронив ни слова, мы молча выпили еще по одной.

Видя, что Гаранина по прежнему не отпускает, предложил ему:

— Расскажи о себе.

— Я окончил Первое Киевское артиллерийское училище: наш конно-артиллерийский дивизион туда перевели, когда разукрупнили тамбовскую школу в тридцать восьмом году. Наша Тамбовская школа была объединенная — в ней были конно-артиллерийский дивизион, эскадрон сапер, эскадрон связистов, механизированный отряд. Колоссальное училище было. Кто-то на верху, — он ткнул пальцем вверх, — решил его реорганизовать. После этого соответственно, эскадрон связи перевели в Ленинградское училище связи, сапер — в другое училище. Наш конартдив весь перевели в Первое Киевское артиллерийское училище, которое я и закончил в январе 1939 года. В Тамбове остались только шесть эскадронов советской конницы и эскадрон монгол, для монгольской конницы. Знаешь, как они в столовой кричали, когда им подали черный хлеб? «Земля»! Это же дикие народы.

Глубоко вздохнув, лейтенант задал мне вопрос:

— А что вы заканчивали?

Не собираясь врать, постарался не сильно уклонятся от правды:

— Институт.

— Давно в армии?

— Уже полтора года. Ты когда в училище когда поступил?

— В 1936 году поступил, после училища в январе тридцать девятого попал в Монголию. В шестую кавбригаду, тридцать девятый конно-артиллерийский дивизион, который стоял на юге страны в районе Дацана, Югодзыр-Хид.

— Участвовал в боях на Халхин-Голе? — я упорно обращался к нему на «ты».

— Да. Нас туда перебросили, практически сразу как только наметилась напряженность на границе. Я расскажу вам. — После небольшой паузы он продолжил: — Нас выдвинули на Халхин-Гол в конце мая. Японцы начали в конце мая выдвигаться к Халхин-Голу, потом — на Баин-Цаган. Разведывательные самолеты стали летать. Ну, наши почувствовали, что вот-вот начнется. Тогда нашу бригаду и придвинули поближе. Но нас использовали по-другому. Я например был инструктором монгольской батареи. Монголы плохо стреляли. Они стреляли по своим, или назад, или в сторону. Хорошо, я после 10-летки. Знаю, что такое синус-косинус, тангенс- котангенс. И мог делать необходимые вычисления, а монголы этого не знали. Он же — совсем дикие. Поэтому поначалу нас назначили инструкторами в батареи монгольских полков — следили, какую установку буссоли передают с наблюдательного пункта. А там тоже был наш инструктор. Знали, что стрельба идет строго на восток. Пятнадцать, шестнадцать, семнадцать — вот так. Чуть что — стой! Голос-то у меня был хороший. Вот в чем заключалась моя война на Халхин-Голе…

Тут мы впили еще по одной, после чего мой собеседник опять закурил. Так и молчал, пока не обже пальцы. И без малейшего перехода продолжил:

— Знаешь как японцы свирепствовали в там воздухе? Как немцы сейчас здесь. Пока не прибыли наши летчики, прошедшие Испанию, было жуть как страшно. И когда они врезали японцам, как следует, стало легче, но не надолго.

— Почему?

— Потому что наши летчики столкнулись в воздухе с немцами. Ведь много кто, да практически каждый, сейчас любой вооруженный конфликт используют для своей пользы. Нигде так не научишься воевать, как в настоящем бою. В классе — одна подготовка, на местности, на полигоне — совсем другая, согласись.

— Это да…

— Вот поэтому там и появлялись немцы.

Чесно говоря, об этом я услышал впервые. Это настолько меня удивило, что невольно переспросил:

— Немцы там были?

— Да. И «Мессершмиты» там были. Наши летчики рассказывали что немцы посильнее, а японцы — слабые.

— А сам принимал участие в боевых действиях?

— Нет, не привелось, только готовил монгол. После того как все закончилось, уже в сороковом, нашу кавалерийскую бригаду из Монголии вывели в Забайкалье, на 77-й разъезд. И почти сразу приказали сдать лошадей. Одним росчерком из кавалерийской бригады сделали танковую дивизию. Был помкомбата конной батареи, стал командиром гаубичной батареи на тракторах.