Внезапный вопрос обоих заставил вздрогнуть. На террасе возникла Роза Тальбот с выражением веселого озорства в лице.

– Обязательно скажу Тави, что кормление павлинов очень сближает влюбленных. Пускай они с мистером Энноном тоже попробуют.

– Дерзкая цыганка! – пробормотал Трехерн.

Зато миссис Сноудон изобразила улыбку, которую можно было истолковать двояко, и молвила:

– В каждой шутке есть немалая доля правды.

Необычайно оживленными и более чем когда-либо пленительными казались три юные подружки в почти одинаковых белых воздушных платьях и в венках из остролиста, когда, рука с рукой, чинно шли вниз по широкой дубовой лестнице. Лакей как раз зажигал в холле лампы, ведь зимние сумерки сгущаются рано. Девицы щебетали о развлечениях, запланированных на вечер, и вдруг весь холл содрогнулся от долгого пронзительного вопля. Лакей выронил тяжелый стеклянный абажур, и тот разбился вдребезги; барышни прижались друг к дружке, ибо вопль был исполнен смертного ужаса, и мертвая тишина последовала за ним.

– Что это было, Джон? – властно спросила Октавия. Все еще бледная, она в один миг овладела собой.

– Сейчас сбегаю посмотрю, мисс.

И Джон поспешил прочь.

– Откуда донесся этот кошмарный вопль? – спросила Роза, которая тоже весьма быстро опомнилась.

– С верхних этажей. Пойдемте скорее к остальным, не то я умру от страха, – выдохнула Бланш, трепеща и едва держась на ногах.

Они поспешили вниз, но в салоне обнаружили только Эннона и майора. Оба имели встревоженный вид, оба приникли к окнам.

– Вы это слышали? Что это могло быть? Только не уходите, не оставляйте нас! – с такими возгласами ворвались в залу барышни.

Джентльмены, конечно, все слышали и были готовы защищать трех чаровниц, что жались к ним, словно пугливые лани. Вскоре появился Джон – всполошенный и столь же жаждущий рассказать свою историю, сколь господа жаждали ее услышать.

– Кричала Пэтти, одна из горничных. Она пошла на северную галерею поглядеть, ярко ли огонь горит. Сами изволите знать: чтобы в галерее танцевать можно было, прежде надобно ее протопить как следует. Приходит – а дрова-то и догорели, едва теплятся, да еще свечку сквозняком задуло. И тут слышит шорох какой-то. Остановилась Пэтти, а так как она похрабрее других девчонок-горничных будет, то и решилась крикнуть: «Я тебя вижу!» Думала, кто из прислуги шутит над нею. И что ж? Никакого ответа. Она еще шажок-другой сделала, а огонь в камине как вспыхнет! Тогда-то Пэтти и увидала: стоит прямо перед нею привидение.

– Не болтай глупостей, Джон. Скажи прямо, кто озорничал в галерее, – распорядилась Октавия, хотя лицо ее побелело, а сердце замерло.

– Рослая этакая фигура, мисс, вся в черном, а белое лицо скрыто капюшоном, ну чисто мертвец. Пэтти хорошо разглядела его, развернулась, чтобы уйти. Дюжину шагов сделала, не больше – а он опять перед нею, и все такой же: высоченный, лицо белехонько – и глядит на нее, бедняжку, из своего капюшона. Да еще ручищу-то поднял и к ней тянет! Ну, она как отпрыгнет, как завопит – и бегом к миссис Бенсон. Она и сейчас там, припадок с нею сделался.

– Как это глупо – пугаться теней! Да ведь северная галерея вся уставлена фигурами в доспехах! – выдала Роза бодрым тоном, хотя сама ни за что не вступила бы на галерею, не будь та ярко освещена.

– Вовсе не глупо, – возразила Бланш. – Ничего удивительного: на этой вашей галерее вполне могут водиться привидения, – добавила она, цепляясь за локоть майора и тщась при этом не нарушать приличий.

– Джон, если матушка не слышала вопля, предупредите миссис Бенсон, чтобы не упоминала о нем. Матушке нездоровится, а подобные вещи ее очень тревожат, – велела Октавия. Джон собрался идти к экономке в комнату, когда она добавила: – А после Пэтти никто не ходил на галерею?

– Нет, мисс. Я сам пойду да погляжу. Мне не страшен ни человек, ни призрак, ни дьявол – не при вас, барышни, будь помянут, – отвечал Джон.

– А где сэр Джаспер? – вдруг спросил майор.

– Вот он я. Что за адская суматоха? Из-за нее прерван преотличный сон. Тави, что стряслось?

Сэр Джаспер появился из библиотеки. Глаза у него действительно были заспанные, волосы растрепанные. Ему рассказали о случившемся. Он от души посмеялся и начал язвить насчет дурочек-горничных, что шарахаются от каждой тени. Сэр Джаспер еще не оставил своих шуточек, когда вошла миссис Сноудон – встревоженная, жаждущая узнать причину шума.

– Как интересно! Не думала, что в вашем доме обитает привидение. Расскажите о нем все, что вам известно, сэр Джаспер, и успокойте наши нервы, удовлетворив любопытство, – произнесла миссис Сноудон тоном наполовину настойчивым, наполовину властным, и уселась на священный диван леди Трехерн.

– Особо нечего рассказывать. В былые времена здесь располагалось самое настоящее аббатство. Его основал наш предок, и годами монахи не знали печали. Это видно из того факта, что погреб вдвое больше часовни, да и сохранился куда лучше. Однако другой наш предок, неугомонный и любвеобильный барон Роланд, положил глаз на живописные окрестности аббатства и решил, что здесь отлично будет смотреться его замок. Монахи молились, кричали «Анафема» и грозили барону отлучением от церкви, все тщетно. Барон выгнал их, разрушил аббатство и построил вожделенный замок. Аббат Бонифаций, покидая свое пристанище, проклял всех, кому суждено здесь жить, и поклялся преследовать наш род, пока не сгинет последний из Трехернов. С этим страшным проклятием Бонифаций и оставил барона Роланда и поспешно умер, чтобы взяться за исполнение своей богоугодной миссии.

– И он действительно появляется в этих стенах? – спросила Бланш.

– О да! Бонифаций очень добросовестно подходит к выполнению своей миссии, с тех самых пор и до наших дней. И, говорят, не он один. Здесь видели и других монахов. Роланд пощадил часовню и северную галерею как самые древние части аббатства; он лишь присоединил к ним более современные постройки. Мы сочувствуем бедной братии. Наша семья даже привечает монахов и раз в год, на Рождество, мы зажигаем в галерее камин, дабы они обогрели свои призрачные сущности.

– Миссис Бенсон однажды рассказала мне, что появление призрака – всегда знак скорой смерти кого-то из членов семьи. Это правда? – спросила Роза, и любопытство ее возросло, когда она заметила, какой встревоженный вид у Октавии и каких усилий стоит сэру Джасперу сохранять беззаботное выражение лица.

– И впрямь, существует такое глупое суеверие. Однако верят в него только слуги, как обычно в подобных случаях. Когда в доме больной, безмозглой девчонке-горничной или старой кликуше непременно что-нибудь да примерещится, а в случае печального исхода суеверные дурочки утверждают, будто смерть предрек призрак. Бенсон, к примеру, видел аббата незадолго до смерти моего отца, а старик Роджер – в ту самую ночь, когда моего дядюшку хватил удар. Вот и Пэтти никак не убедить, что сегодняшнее происшествие вовсе не предвещает смерть мне или Морису, ибо галантный призрак щадит женщин нашей семьи, и до сих пор все они покидали этот мир спокойным и естественным путем. А тебя, кузен, встревожило сегодняшнее событие?

Сэр Джаспер обращался к Морису, который как раз возник в зале.

– Нет, скептично и безразлично отношусь к подобным вещам. Но я согласен с Октавией – не надо ничего рассказывать тетушке, если только она сама не слыхала шума. Ее покои расположены далеко от галереи, может, крик до них и не долетел.

– Откуда ты все знаешь? Тебя ведь здесь не было, Морис, когда я об этом говорила!

И Октавия с удивлением взглянула на своего кузена. Многозначительно улыбаясь, Морис отвечал:

– Я слышу, вижу и понимаю очень многое из того, что ускользает от других. Джаспер, внемли моему совету – пригладь волосы, которые в полном беспорядке после сна. С вашего позволения, миссис Сноудон… На этот пышный бархат, похоже, липнет каждая соринка.

Носовым платком Трехерн аккуратно стряхнул с подола миссис Сноудон несколько белых крапинок. Сэр Джаспер резко развернулся и поспешил удалиться, чтобы исправить погрешности своего туалета, а миссис Сноудон прикусила губу, однако нежно поблагодарила Трехерна и даже попросила его застегнуть ей пуговку на перчатке. Пока он был этим занят, она шепнула: