– Зачем вы это делаете? – невольно спросил Ковентри.
– Затем, что мой долг – забыть.
– И вы всегда забываете, если так велит долг?
– Ах, будь это так! Будь это так!..
Восклицание словно вырвалось у Джин против воли. Она вскочила и выбежала в сад, словно страшась остаться.
– Бедная милая Джин! Что-то тяготит ее, но я не могу понять, что именно. Вчера вечером я застала ее в слезах – она плакала над розой; а сейчас вот сбежала, будто сердце у нее разбито. Хорошо, что сегодня у нас нет уроков.
– Какая это была роза? – спросил Ковентри, предварительно скрывшись за развернутой газетой.
– Прелестная белая роза. Наверное, из Холла; в нашем саду такие не растут. Знаешь, Джеральд, что я думаю? Джин была помолвлена и потеряла возлюбленного. Белые розы дарят невестам на венчание – вот Джин и вспомнила свое горе.
Ковентри ничего не сказал, однако вспомнил сцену у живой изгороди: он все-таки сорвал белую розу, и Джин приняла ее, хотя и долго отказывалась. Внезапно, к изумлению Беллы, Ковентри отбросил газету, в мельчайшие клочки изорвал письмо Сиднея, позвонил и велел седлать коня. Никогда еще Белла не наблюдала столь кипучей энергии в своем старшем брате.
– Джеральд, что с тобой? Можно подумать, в тебя вселился беспокойный дух Неда! Куда ты собираешься?
– Хочу заняться делом, – был неожиданный ответ.
Белла никогда не видела в лице брата такой целеустремленности.
– И что же тебя расшевелило? – спросила она. Ее собственное личико вытянулось от удивления.
– Не что, а кто. Ты, сестренка, – отвечал Джеральд, обнимая Беллу.
– Я? Когда? Как?
– А помнишь, ты заявила, что энергичность в мужчине привлекательнее красивой внешности, а бездельник недостоин уважения?
– Где уж мне выдать такую мудрую мысль! Наверное, Джин сказала что-то в этом роде; если честно, не помню. Значит, тебе надоело безделье, так, Джеральд?
– Да. Я пренебрегал своими обязанностями по отношению к Неду – и он попал в беду, за что я теперь корю себя. Есть и другие дела, которые были лишены моего внимания – и еще не поздно ими заняться. Никому не говори об этом, Белла, и не смейся надо мной, ибо я искренен в своем порыве.
– Знаю, Джеральд. Я восхищаюсь тобой и люблю тебя за это еще больше, милый мой брат! – воскликнула Белла, повисла у Джеральда на шее, с чувством поцеловала его и спросила: – С чего ты начнешь?
Джеральд, сохраняя решительное выражение лица, погладил Беллу по блестящим волосам.
– Объеду наши владения, взгляну хозяйским глазом, как идут дела. К Бенту полно нареканий; их доводили до моего сведения, но я из-за лени не реагировал, зато уж теперь разберусь. И надо посоветоваться с дядей Джоном, ведь я хочу походить на папу. Ну что, достойная ли это цель, Белла?
– О, Джеральд, можно я расскажу маме? Она будет просто счастлива. Ты – ее кумир; когда она узнает о твоих намерениях, когда увидит, что ты теперь вылитый папочка, ее здоровье сразу пойдет на поправку. Ты сделаешь то, на что не способны все доктора Англии, вместе взятые!
– Не спеши, родная. Прежде я хочу доказать, что достоин папы. Гораздо убедительнее будут результаты моих трудов, чем разговоры о них.
– От Люсии ты, конечно, таиться не станешь?
– Стану. Это наш с тобой маленький секрет; храни его. Когда можно будет открыться, я дам тебе знать.
– Ну а Джин? От нее ведь не скроешься, такая она проницательная и вездесущая. Если она узнает?
– Куда же мне деваться от гувернантки, которая столь щедро одарена? Что она увидит – то увидит; ничего не поделаешь. Ну, мне пора.
Поцеловав сестру и улыбаясь своим мыслям, Ковентри вскочил на коня и сорвался с места; опешившему груму оставалось только глазами хлопать. Вернулся Ковентри к обеду – возбужденный быстрой ездой и хлопотами, он не сумел напустить на себя обычное безразличие и не раз и не два удивлял домашних, поднимая темы, к которым прежде не проявлял ни капли интереса. Люсия не знала, что и думать, миссис Ковентри радовалась, Белла еле сдерживалась, чтобы не выдать «маленький секрет». Зато Джин сохраняла спокойствие, всем своим видом как бы говоря: «Что ж, понимаю, однако скоро вам и это наскучит».
Ее вид раздражал Ковентри сильнее, нежели он был готов признать. Он решил вести себя так, чтобы безмолвное пророчество мисс Мьюр не сбылось.
– Джеральд, ты уже ответил мистеру Сиднею? – спросила Белла, когда после обеда все удалились в гостиную.
– Нет, – сказал Ковентри, меряя шагами комнату.
– Я спрашиваю, потому что сейчас вспомнила: Нед в последнем письме прислал записку для мистера Сиднея – думал, что ты знаешь его адрес. Вот эта записка; что-то насчет лошадей. Пожалуйста, Джеральд, отправь ее мистеру Сиднею. – Белла протянула брату записку.
– Отправлю прямо сейчас, – пробормотал Ковентри.
Он сел к столу, черкнул несколько строк, запечатал конверт и позвонил, чтобы письмо забрали, после чего опять стал ходить по гостиной, поглядывая поочередно на трех молодых леди и отмечая, сколь различны выражения их лиц. Люсия сидела в сторонке и притворялась, что увлечена книгой; безупречные черты ее лица были напряжены в усилии изобразить безмятежность, но на самом деле изображали надменность, ибо гордость не давала Люсии показать, сколь сильно болит ее сердце. Белла прилегла на кушетку и задремала; разрумянившаяся, по-детски не сознающая своей прелести, она вызывала в Джеральде умиление. Мисс Мьюр устроилась в эркере, в низком кресле; перед нею стояли пяльцы. Она вышивала с грацией и усердием, на которые приятно было смотреть. В последнее время, благодаря щедрости своей воспитанницы, мисс Мьюр отказалась от черного цвета в одежде; сегодня ее светлую кожу и золотистые волосы очень выгодно оттеняло бледно-голубое платье из нежного муслина, в пышных складках которого спрятались ее колени. С туго заплетенными косами было покончено – на лбу и висках мисс Мьюр пушились мягкие локоны, а вся масса волос была убрана в жгут, венчавший ее изящную головку. Мысок крошечной ножки виднелся из-под подола; время от времени мисс Мьюр нетерпеливо встряхивала рукой, словно ей мешал ниспадающий рукав, и тогда можно было заметить белизну и округлость ее локотка. Охотничья собака лежала рядом, из сада лился солнечный свет, процеженный сквозь древесные кроны; Джин Мьюр скромно улыбалась своим мыслям, под ее искусными пальцами на ткани обозначались цветы и листья – словом, очаровательная выходила картинка. Редкий мужчина не задержал бы на ней взора, не проникся бы женственной прелестью героини и не отдал бы ей своего сердца.
Подле мисс Мьюр стоял стул, и Джеральда, который мерил шагами гостиную, так и подмывало занять его. Он устал от мыслей, ему хотелось отвлечься наблюдениями за мисс Мьюр, чье лицо было так подвижно и выразительно, чей голос, столь богатый различными интонациями, хотелось слушать, наконец, хотелось понять природу ее чар, что столь искусно воздействовали на него против воли. Не раз и не два Джеральд отклонялся от курса, готовый сесть, но присутствие Люсии удерживало его, и он либо бросал ласковое слово собаке, либо смотрел в окно, объясняя этими предлогами заминку, и возвращался на свой привычный маршрут. В лице кузины он видел упрек, однако в последнее время в ее манерах появилось нечто столь отталкивающее, из-за чего Джеральд не имел желания вернуть былую простоту общения. Всячески показывая, что ничем не связан с Люсией, он демонстративно не замечал ее. То, что происходило в гостиной, можно было назвать состязанием: две женщины чувствовали, что сейчас решается, у которой из них больше власти над этим мужчиной. Люсия предприняла несколько попыток завязать беседу, она старалась говорить дружелюбно и открыто, но ее напряженность отталкивала, и Ковентри, дав вежливый ответ, снова погружался в безмолвие. Джин выбрала другую стратегию. Она апеллировала к взору и слуху, являя собой приятное зрелище и периодически, словно забыв, что она здесь не одна, принималась тихонько напевать, да еще бросала на Ковентри робкие взгляды – полузадумчивые, полуозорные, они будоражили кровь сильнее, чем грациозность фигурки или сладость голоса. Наконец, сочтя, что достаточно долго терзает Люсию и искушает ее кузена, мисс Мьюр закрепила свое превосходство над соперницей, причем выбрала способ, который ошеломил Люсию, которая ничего не знала о тайне рождения мисс Мьюр, эта тайна как раз и сыграла решающую роль в завоевании сердца Джеральда Ковентри. Джин позволила клубочку шелковых ниток соскользнуть со своего подола на пол, так, чтобы он подкатился к ногам Ковентри. Клубочек был пойман и возвращен с живостью, которая добавила грации этой пустячной услуге. Принимая беглеца, мисс Мьюр произнесла напрямик (зная, что Ковентри легко взять именно прямотой):
