И не он один вычислил — глухо тюкнул миномет и сверху со свистящим шорохом нам за спины свалилась и взорвалась мина. А потом вторая, ближе и правее. И третья, уже слева.
Вилка.
Не дожидаясь следующей, точной, подхватил рюкзак, винтовку, сгреб Марко за шиворот и не разбирая дороги кинулся в сторону. За нами скачками бежали четники, а в спины запоздало ударил пулеметчик, но мы уже свалились один на другого в первую же подходящую ямку.
И очень вовремя, на том месте, с которого мы разглядывали город, взметнулся разрыв. И еще несколько — минометы открыли беглый огонь.
Грамотные, суки…
В этот блудняк с атакой на Кралево я попал не корысти ради, а только волею пославших меня Иво и Леки. К ним я помчался после разговора с Лукой, сжимая в руках наставление по захвату населенных пунктов. Но вместо склоки в формате «члены Верховного штаба и один очень борзый юнец» в гостинице происходила другая, «члены Верховного штаба и четницкий капитан».
Казалось, крики Слободанчика доносились аж до церкви Святого Марка и ее крытой дранкой четырехъярусной деревянной колокольни. Впрочем, за свои двести лет церковь повидала и Османскую империю, и княжество, и королевство и вот теперь с удивлением взирала на происходящее в Ужицкой республике.
Слободанчик возвратился из дальних странствий и немедля принялся скандалить на тему выселения из королевского номера, но оказался в меньшинстве против всего Верховного штаба, охраны и просто партизан. Я застал уже финал драмы — вниз стаскивали чемоданы, капитан, красный как подкладка генеральского пальто, брызгал слюной и уверял, что этого так не оставит, но все участники слушали не его, а либо прямо, либо украдкой таращились на Верицу.
Она облокотилась на стойку портье и отстраненно крутила в руках шляпку и перчатки в тон к сиреневому пальто, рассеянно скользя взглядом по окружающим. И готов поспорить, у большей части присутствующих мужиков при виде ее в голове крутилось «ябывдул». А меня прямо распирало от превосходства, поскольку именно это я и сделал ночью.
У подъезда остановился и гуднул легковой «опель».
— Автомобиль подан, — старательно пряча ухмылку, сообщил дежуривший у двери партизан.
— Это возмутительно! — в последний раз возопил Слободан и устремился на улицу, судорожно сжимая ручку желтого портфеля.
Денщик в сербской форме, обливаясь потом, протащил гроздь чемоданов, а последней прошествовала Верица походкой от бедра.
И вот гадом буду — уже на выходе поймала мой взгляд и, глядя прямо в упор, чуть-чуть приоткрыла губы, блеснула зубками и на мгновение скользнула розовым язычком по карминовой помаде.
Ух, как меня жаром окатило! И вроде себя контролировал, но теперь ясно-понятно, почему, стоило ей остаться одной, рядом мгновенно появлялись полковники-капитаны.
— Куда они? — спросили тот же охранник, что вчера назвал ее королевной.
— В Пожег, к Михайловичу, — ответил его напарник, снял пилотку и вытер лоб. — На месте Дражи я бы поостерегся. А то будет стоять красный, как дечко перед нами.
Первый хохотнул, хлопнул меня по плечу и они оба вышли на улицу, еще раз глянуть на Верицу. А я чертыхнулся — кто мне теперь спинку потрет?
Весь в переживаниях от облома я наконец-то вперся в кабинетик управляющего, где с ходу вывалил все, что думаю о наставлении и о том, куда его надо засунуть.
Иво переглянулся с Лекой и оба посмотрели на меня, как на идиота.
— Владо, я тебе уже говорил, хороший ты парень, но язык тебя до греха доведет, — посоветовал Иво.
— До греха доведут действия по этому наставлению! — я раскрыл брошюрку и ткнул пальцем. — «После артиллерийской подготовки»!
— У нас есть пушки, — спокойно возразил Лека.
— Сколько? Две, три, двадцать?
Лека неприятно прищурился, но промолчал.
— Неважно, в любом случае у немцев в разы больше! А еще авиация и даже танки!
— Ты предлагаешь ничего не делать, а ждать, как равногорцы?
— Да нет же! — я с досадой плюхнулся на стул. — Бить оккупантов, но бить правильно! Бить их там, где они слабы, где они не ждут!
— Так этого и требует наставление!
— Наставление требует атаковать населенные пункты и уничтожать гарнизоны, то есть действовать фронтально. Даже регулярной армии для этого нужно троекратное превосходство в силах и налаженный тыл. А у нас половина бойцов винтовку впервые в руки взяли!
— Ну, это ты преувеличиваешь, — постарался сгладить Иво.
— Разве что самую малость.
— Ну хорошо, стратег, а что, по твоему, надо делать? — Леко немедля перевел вопрос в плоскость «критикуешь — предлагай».
И я вывалил, что помнил о партизанах Второй мировой.
— Уничтожать склады, транспорт, мелкие группы противника. Устанавливать свою власть, строить подпольное государство. Не штурмовать города, а устраивать неожиданные налеты. Чтобы у немцев потерь было в разы больше, чем у нас.
— Народ не поймет, если мы не будем освобождать…
Я вскочил и двинулся к двери:
— Народ не поймет, если мы угробим лучших в тупых атаках! Надо объяснить, я пойду к Тито, я скажу…
— Ну-ка стой, — успел цапнуть меня за рукав Лека. — Есть дело поважнее.
— Кралево? — Иво на всякий случай встал из-за стола так, чтобы перекрыть мне выход.
— Ага, — усадил меня обратно Лека. — Бери человек двадцать своих, грузовики мы тебе подгоним, и жми в Кралево.
Вот так я и влип.
Не дали мне товарищи из Верховного штаба кинутся в ноги самому Иосипу свет Францевичу и разъяснить его ошибки. Уже трясясь в грузовике, пытался понять — а что это на меня нашло? Ведь очевидно же, что верховный командант меня в лучшем случае просто послал бы нахрен, а в худшем… В худшем могли и грохнуть, чтоб под ногами у больших людей не мотался. Так что ссылкой на безнадежный штурм меня как бы не из петли вынули.
А вот кого в петлю засунули, так это заложников в Кралево.
Немцам как раз фельдмаршал Лист довел решение фюрера — «в качестве возмездия за жизнь одного немецкого солдата принять за общее правило смертную казнь ста коммунистам». И никого не волновало, что такого количества коммунистов в Югославии еще поискать, попросту хватали всех, до кого дотянулись.
В городе, как доносила разведка, ввели чрезвычайное положение и военно-полевое судопроизводство, а в локомотивное депо набили свыше двух тысяч человек. Вот я и сунулся к Джуричу, командующему осадой:
— Может, попробуем пробиться к депо, освободим людей?
— Там две тысячи, — нервно дернул щекой майор, — тихо вывести невозможно, по ним будут стрелять, много погибнет.
— Если не пробьемся, расстреляют всех, так хоть часть спасем.
— Делай что хочешь, — махнул рукой Джурич, — но с позиций снимать никого не дам.
Сам не ам и другим не дам? Ладно, я стиснул зубы, выдохнул и спросил:
— Добровольцев кликнуть можно?
— Не больше полусотни.
И то хлеб.
Вызвалось реально больше — у многих там соседи, знакомые, а у некоторых и прямая родня. Отбирали по опыту и вооружению — хорошие стрелки и пулеметчики в первую голову.
И очень кстати присоединился потпоручник из четников, немало толкового предложил, когда мы над картой мудрили:
— Здесь и здесь немцы сидят на гребнях, не пройти. А вот тут несжатые кукурузные поля, можно попробовать.
— Они же сверху пулеметами выкосят!
— Ночью можно тихо пробраться, занять позицию, а с утра атаковать их с тыла.
— Не успеем до утра.
— Может, и к лучшему, — согласился офицер, — немцы наверняка усиливают бдительность на рассвете.
— Ладно, но вот если бы еще и минометы молчали… — все еще сомневался я.
— Зачем молчать? — удивился потпоручник, — Им молчать вовсе не обязательно, главное, чтобы они не с нами разговаривали.
Вот и хорошо, что он такой умный, свалил на него составление плана и согласование с майором — уж два офицера всяко проще между собой договорятся, чем я с ними. Сам же работал с добровольцами, изыскивал стрелков и сколачивал нечто вроде снайперских пар с пулеметом в придачу. Хорошо хоть мои малость в Ужице поднатаскались, помогли сильно, растолковали местным.
