Всё меньше хотелось знать, какие слова она посчитала правильными для данной ситуации. Ни один автор в мире не смог бы подобрать настолько красноречивое выражение сожаления, чтобы стало легче. Может, всё было иначе, и она хотела сделать не легче, а больнее. Теодор положил послание на стол, взяв пачку сигарет, и машинально достал зажигалку. Ему требовалось немного времени, чтобы вновь не съехать с катушек. Этап детской инфантильности он преодолел сутками ранее, а сейчас боль будет более чистой, без примесей.
«Я всё ещё хочу, чтобы ты меня касался»
Короткая записка. Одно предложение. Это всё, чего он оказался достоин. Это всё, что она после себя оставила. Дым скользнул по лицу, попадая в глаза. Теодор моргнул пару раз, пытаясь справиться с работой слезных желез, и убрал сигарету ото рта. Это была реакция организма на раздражитель. Ведь так? Мышцы щеки раздражённо дёрнулись, когда на глаза попалась кружка, из которой Гермиона пила вчера вечером.
Волна спазмов прокатилась по глотке, сдавливая гортань. Ползущее меж волокон мышц раздражение становилось всё более явным и сильным, стягивая жилы в тугие узлы. Он наотмашь смахнул кружку куда-то в сторону, услышав, как осколки разбившегося фарфора зазвенели о кафель. Нотт облокотился на пустую стойку, запуская пальцы в волосы. Ногти неприятно оцарапали кожу головы, ничуть не отвлекая от разрастающейся в груди пустоты. Она росла, крепла, укоренялась, прорастая через сухожилия и кости насквозь. Теодор затянулся никотином до потемнения в глазах. Кажется, он чувствовал, как смола оседает в лёгких, закупоривая сосуды.
Ложь. Он не ощущал ничего, кроме опустошенности. Судорожно сдавив кожу на груди, он содрогнулся. Здесь должна была быть печаль, боль, отчаяние, злость, хоть что-то… Но не было ничего. Мерзкая и пугающая пустота. Она зудела под кожей, царапала вены, тянула нервы. Тело показалось чужим и неуютным, каждая клетка в нём отторгала собственное существование. Вряд ли это пройдет сиюминутно, а заняться своим разочарованным восприятием он мог позже. С ней кончено. Теперь у него есть вся жизнь, чтобы раскладывать прошлую ночь на мгновения, а сейчас ждут дела.
Теодор провёл ногтем по зажигалке и зажмурился, пытаясь вспомнить, что именно он должен был делать вместе с Хиггсом. Звонок в дверь раздался почти мгновенно. Слишком оперативно для расхлябанности, которая душила тело. Впервые с покупки квартиры Нотт задумался о том, чтобы снять барьер и сделать проходную дырку в стене. Но, к счастью, ещё не до конца сошёл с ума, а потому, переступив довольно крутые осколки, направился открывать дверь.
— Я должен звать тебя папочкой или это будет слишком пафосно? — широко улыбнувшись, Терри протянул руку. — Мы уж думали, ты никогда не закончишь…
Теодор вопросительно приподнял бровь, но руку старому другу всё же пожал. Хиггс неловко улыбнулся, когда на него упал тяжёлый взгляд хозяина квартиры. Новая традиция не иметь никакой личной жизни для главы клана чтилась утилизатором неукоснительно: он уже явно нашёл два десятка волшебников, которые внимательно следят за квартирой, рестораном и даже за ремонтом машины. Теренс слишком сильно переживал за безопасность своего нового хозяина, а потому предпринимал все попытки, чтобы того защитить.
— А насколько сильно ты повредил моё личное пространство? — сухо поинтересовался Нотт, когда Бут обошёл его сбоку, с любопытством осматривая стеклянную лестницу, ведущую в библиотеку.
— Мм… — поджав губы, Хиггс неловко улыбнулся. — Аделаида…
«Единственная женщина, которая находится в моей квартире ежедневно, — непроизвольно обернувшись в сторону спортзала, где сейчас, судя по звукам, находилась горничная, Теодор фыркнул. — Уходит без графика, возвращается так же. Удобно для слежки».
— Что насчёт Драко? — без особого интереса всё же уточнил он.
— Положение неизвестно. Как и прежде, — протянул Терри, с подозрением покосившись на расползшееся по полу пятно чая. — Вероятнее всего, он даже не покидал страну. Есть предположение, что ему кто-то помог пропасть на время.
— Не уверен, что это добровольно,— не обратив никакого внимания на смену тона, хозяин квартиры просто направился в свою спальню. — Располагайтесь, мне нужно буквально десять минут.
Нельзя было сказать, что Теодору абсолютно плевать на судьбу Малфоя, однако, исходя из всех событий, которые происходили за его спиной, эмпатии существенно поубавилось. У них наверняка будет, о чём поговорить, если друга детства ещё не раскатало по какой-нибудь мостовой тем же катком, что прошёлся по самому Нотту. Однако если владелец «Красного стула» отделался моральным упадком, то Драко, вероятнее всего, повезло меньше. В любом случае, за время присутствия Грейнджер в стране ещё никто не пропадал просто так: либо он ей необходим, либо мешал. Третьего не дано. В то, что Малфой уехал сам, теперь верить было совсем простодушно.
В системе ценностей Теодора такие социальные контракты как дружба, любовь и эмоциональная близость внезапно опустились на дно турнирной таблицы. Он уже сомневался не только в Драко, но даже в Итане. Нотт не был уверен в том, что у него в принципе были хоть какие-то союзники когда-то. Может, он наивно воспринимал события, неправильно оценивая общую значимость того или иного действия внутри хронологии своей жизни. Если исходить только из того, что имелось сейчас, то кругом только враги и сомнительные личности, требующие глубокого анализа их деятельности.
«Выжить и защитить то, что вверено» — голый тезис, вовсе не обремененный лишними деталями и уточнениями, который вывело сознание.
Устал искать пути и выходы, где есть шанс на меньшие потери, на сохранение благородства и чести, на дипломатию и мирное урегулирование. Когда ты по колено в грязи, есть ли смысл оставлять руки чистыми? Нет. Уже. Вдохнув чуть глубже, Теодор скептично пробежался взглядом по своему гардеробу. Чёрный — слишком яркий цвет, на котором видны любые разводы и частицы пыли. Цвет скорби и траура. Не подходит. Нужно что-то менее маркое и кричащее, а ещё лучше — нейтральное, чтобы проще было стирать расплывающиеся пятна крови. Нотт достал рубашку базальтово-серого оттенка. Если хорошо напрячь извилины и перерыть все закрома памяти, то он не сможет вспомнить, когда и зачем приобрел эту вещь для своего гардероба. Но она однозначно дождалась своего триумфального выхода.
— Каков характер нашей прогулки? — поинтересовался Бут, когда хозяин квартиры вернулся в гостиную.
— Назовём это любопытством, — заметив, как гость прокручивает в руках тёмно-синюю восстановленную из осколков кружку, Теодор еле заметно сжал челюсть.
— Мы ищем что-то конкретное? — прищурился Теренс, потирая шею.
— Всё, что поможет минимизировать потери в наших прениях, — чуть склоняя голову, Нотт недовольно выгнул бровь, глядя на Терри.
— Понял, принял, запомнил, — тот отодвинул от себя ёмкость, шутливо приподнимая ладони. — Как обычно: нельзя трогать женщин, стариков и детей… — Бут иронично и наигранно вздохнул, — Ты каждый раз не разрешаешь всё самое интересное.
— В этот раз меня мало волнует, из какого источника информация, — равнодушно констатировал Нотт, взяв пачку сигарет и направившись к выходу. — У меня нет времени быть поборником морали, поэтому любые твои действия сегодня я сочту за необходимость.
Дойдя до входной двери в абсолютной тишине, Теодор открыл её настежь, негласно приглашая своих гостей покинуть квартиру. Он неторопливо достал сигарету, прикуривая и задерживаясь взглядом на запасных ключах, которые всё ещё лежали на комоде. Ему внезапно стало плевать, насколько низко упадут достоинство и личный уровень нравственности. Жизнь весьма жестока. Почему Нотт должен отличаться милосердием? Если выживает сильнейший, то разве есть разница, какие методы и рычаги воздействия использовать? Победителей ведь не судят, а проигравшие уже не смогут подать апелляцию.
— Любые? — переспросил Хиггс, словно не веря в сказанное.
— Я как-то не ясно выразился? — пробежав глазами по потолку, Теодор выдохнул никотиновое облако, терпеливо ожидая, пока подопечные начнут шевелиться.
