Мышцы таза беспорядочно сократились, а торс напрягся до треска в волокнах. На мгновение зрение абсолютно погасло, когда пальцы Гермионы исчезли с заветной точки. Всё тело расслабилось, но ненадолго. Напор воды на плечи практически пропал, когда Нотт всё-таки смог открыть глаза и столкнуться взглядом с Грейнджер, стоящей на коленях. По плечам проползли мурашки, когда она высунула кончик языка и провела им от середины члена к головке. Короткие спазмы прошлись по его шее и спине, опускаясь в нижнюю часть тела.
Её ладонь легла на основание, оттягивая крайнюю плоть. Она, как и прежде не отрывая взгляда от его лица, высунула язык шире и провела им от тестикул до уздечки, заводя член в рот. Уши заложило от давления, повысившегося слишком резко, когда девичий язык начал выводить узоры на головке. Её губы аккуратно и настойчиво сдавливали пульсирующую плоть, продвигаясь всё ближе к основанию. Раньше Теодор вообще не был уверен, что женское горло способно вместить подобное, однако ошибся. Гермиона без особых усилий взяла почти две трети, умудряясь параллельно ласкать языком нижнюю часть члена. От каждого сокращения в её горле напряжение возрастало только сильнее. Амплитуда движений женской руки становилась всё меньше, а глубина проникновения всё больше. До тех пор, пока она не коснулась губам лобка.
«Твою мать…» — промелькнула мысль, когда она медленно вытащила член изо рта, жадно припадая губами к плоти и слегка коснувшись зубами тонкой кожи.
Формулировка растворилась среди эмоций, когда Грейнджер провела языком по мошонке, старательно вылизывая каждый дюйм, пока тонкие пальцы имитировали фрикции. От неё исходило вязкое, жгучее желание, усиливающее ощущения в десятки раз. Тянущее возбуждение становилось невыносимым, когда Нотт встречался с её взглядом исподлобья. Нейроны трепетали без устали, а восторженное сознание не давало сил отдышаться. Ещё совсем немного, и подступающий оргазм разольется по венам. Слишком рано. Впереди ещё целая ночь и десятки возможностей сделать это снова. Он хотел слышать её стоны. Сейчас и ни минутой позже.
Аккуратно охватив её кисть, Теодор настойчиво потянул вверх, вынуждая Гермиону подняться. Ванная комната не особо подходила для таких манипуляций, но терпеть до кровати было сродни самоубийству. Прижав её спиной к влажному кафелю, Нотт припал губами к шее, собрав пару капель с разгоряченной кожи. Желание наслаждаться столкнулось с острым голодом, который пробуждала Грейнджер. Она без особых усилий спекулировала его чувствами, как хотела, делая его практически невменяемым. Если маленькая ведьма продолжит в том же духе, рано или поздно Теодор точно свихнётся. Вероятно, рано, нежели поздно.
Правая ладонь ловко пробралась вдоль талии к лобку, в то время как левая задержалась на груди. Аккуратно раздвинув пальцами половые губы, он надавил на клитор. Горячая вода, слабым напором стекающая по спине, усилила тяжёлое возбуждение, скопившееся внизу. Даже уже прикасаясь к ней ранее, Нотт поймал себя на том, что испытывает любопытство, словно впервые. И этот интерес, рождающийся где-то внутри, неутолим. Он стягивает жилы и парализует мышцы, отравляя организм невыносимой потребностью. Потребностью в ней, в её теле, в её запахе.
Средний палец легко проник во влажное лоно, неспешно продвигаясь внутри. Гермиона скользнула ладонями по плечам, сдавливая кожу так, словно пытаясь удержаться. Вкус миндаля на языке противоречиво смешивался с ароматом чёрной смородины, который просто невозможно смыть. Когда второй палец скользнул внутрь, она несдержанно простонала. Этого было недостаточно. Теодор громко сглотнул скопившуюся слюну, когда внутренние стенки сжались сильнее. Ноющая эрекция, упёрлась ей в бедро, нетерпеливо подергиваясь.
Он чувствовал, как твердеет сосок под левой ладонью, пока он очерчивает пальцами изгибы её груди. Влажность в помещении превысила все мыслимые пределы. Он извлёк пальцы, закинув её правую ногу себе на бедро. Языком проложив дорожку от ключиц к подбородку, Нотт завладел её губами. Даже когда Гермиона была абсолютно обнажённой и извивалась под его пальцами, ему было мало. Совершенно нездоровая и болезненная жадность проникала в лёгкие вместе с кислородом. Левая рука сместилась с груди на спину, зарываясь в волосы.
— Ты должна смотреть мне в глаза, — оттянув её голову назад, Теодор выпрямился. — Я хочу видеть.
Её губы слегка приоткрылись, и она судорожно сглотнула воздух, когда головка члена упёрлась в её промежность. Скользнув правой рукой от бедра к талии, он сдавил кожу сильнее, когда проник внутрь. Грейнджер изо всех сил пыталась не закрывать глаза, но чем глубже Теодор проникал, тем хуже ей это давалось. Каждая фрикция отдавалась звоном в висках, а её негромкие протяжные стоны и дрожащие губы вводили тело в исступление. Каждый нерв в теле сгорал, не прося пощады. Нотт чувствовал немую мольбу во взгляде и её тяжелом дыхании, но не собирался увеличивать темп. Он запоминал, как изгибается её стан и как в карих радужках отражаются десятки эмоций, сменяя друг друга. Она нетерпеливо подалась вперед, попытавшись ускорить проникновение.
— Даже не думай, — его шёпот звучал тяжело и сдавленно. — Я хочу, чтобы ты чувствовала, что со мной сделала. — Теодор склонился ближе, непроизвольно бросив взгляд на её губы. — Чтобы ты запомнила каждое мгновение, — словно в подтверждение своих слов, он замедлился ещё. — Чтобы сходила с ума и не могла освободиться.
Он готов был истязать её тело, несмотря на жалобные стоны и рассыпающуюся на куски реальность. Это хлипкое балансирование на самом краю бездны казалось ему уже привычным. Болезненные пульсации сменились на неспешное обволакивающее удовольствие. Оно обвивалось лентами вокруг костей, пронизывало сосуды и мышцы, разъедало сухожилия.
Каждое размеренное движение бёдер неумолимо отдавалось в груди блаженством. Гермиона вскрикнула, когда член в очередной раз заполнил её до основания. Стенки лона завибрировали, нещадно сдавливая чувствительную плоть внутри. Её губы судорожно приоткрылись в беззвучном крике, оповещая о том, что больше нет никакого смысла сдерживаться. Теодору хватило всего нескольких толчков, чтобы её экстаз сплёлся с его собственным.
И, может быть, у него есть не только одна ночь? Может быть, у него намного больше времени, чем ему казалось?
========== Глава 23: Пусть всё горит ==========
Ещё не разомкнув глаза, Теодор ощутил лёгкое покалывание в мышцах. Память моментально подкинула картины минувшего вечера: влажные, долгие поцелуи, сплетение тел и пробирающие до костей стоны. Непроизвольная улыбка наползла на губы, но сменилась замешательством через мгновение. На кончиках пальцев не ощущалось ничего, кроме ткани. Что-то треснуло под рёбрами, оставляя его в абсолютной тишине. Нотт прикусил губу, пытаясь найти в себе силы, чтобы открыть глаза. На соседней подушке лежал белый сложенный вдвое лист. Улыбка вернулась на лицо, но уже совершенно другая. Он знал, что в очередной раз обманывает сам себя. Он не мог ожидать другого исхода, но глупо надеялся на чудо.
Где-то в глубине души Нотт всё ещё хотел, чтобы внутри записки было что-то из разряда: «Не хотела будить. Завтрак на столе. Постараюсь освободиться с работы пораньше». Но прекрасно понимал, что ничего подобного там нет. Он машинально поднялся с постели, надев штаны, и вышел из комнаты, прихватив с собой лист. Звенящая тишина отражалась от стен, резонируя с внутренним состоянием. Пустой коридор показался бесконечно длинным, пока Теодор направлялся в её спальню. Нехотя толкнув дверь кончиками пальцев, он сжал челюсть. Смятая постель и пустые шкафы. На часах было около шести утра, а это значит, Гермиона почти не спала и покинула его постель, как только он уснул.
По рёбрам прошлась волна сдавливающих спазмов. Теодор был готов к диалогу о Поллуксе, к признанию в убийстве, к тому, что может не проснуться, но не к этому. Обычно женщины стремились задержаться в его постели, а не тихо сбежать, прихватив все свои вещи. С этой ведьмой всё работало не так, как нужно. Чтобы понять её логику, ему был необходим личный консилиум, по меньшей мере, из пятидесяти человек. Однако теперь Нотт был уверен, что ещё раз её не увидит. У неё была возможность сделать всё что угодно, но Гермиона просто ушла. Лист в руке начал жечь пальцы.
