Маклагген согласился с некоторым облегчением. Ещё бы. То, чем он занимался, вряд ли можно было назвать безопасным, но это хотя бы предполагало шанс на отсутствие убийств. Шататься ночью по чужой территории было паршивой идеей. А рассылать уставших людей на ночь глядя не очень разумно. Да и при свете дня таких выпадов ожидают меньше всего. Отпустив подручного с чистой совестью, Теодор отправился домой. Даже когда ничего не происходило в ресторане, за его стенами творилось боггарт знает что. Трансгрессия вновь сдавила желудок, но когда зрение прояснилось, Нотт завис перед собственной дверью, сдавив в руке ключ.

«Стало душно…» — в голове всплыли слова официанта о Пэнси.

В глубине зала находились столы для курящих, поскольку вытяжка ближе к кабинету Теодора была намного лучше. Нотт попытался вспомнить, что она делала на последней «встрече выпускников» до того, как наведался Поттер. Она взялась из ниоткуда, но ушла через центральный выход. Почти не пила или не пила вовсе?

— Твою мать… — вырвалось у Нотта, когда он промахнулся мимо ячейки замка.

От скопившейся нервозности руки его совершенно не слушались. А мысли сбивались в одну кучу. Но вместо привычной тишины и темноты, в квартире его встретил свет из гостиной. Теодор напрягся. Горничная никогда не забывала выключать электроприборы, поскольку никогда не была уверена, что хозяин вернётся в квартиру в день уборки. На комоде лежал комплект ключей. Её комплект. Шаги по коридору никогда ещё не казались такими тяжёлыми. Гермиона спокойно помешивала что-то в кружке, подняв на него слегка растерянный взгляд, полный неловкости. Горло сдавило.

— Привет? — нерешительно протянула она, сдавленно улыбнувшись.

========== Глава 22: Ставка на зеро ==========

Стихийные эмоции мгновенно выбили все здравые мысли из головы. Теодор больше не ожидал, что увидит Грейнджер в принципе, не говоря уж о собственной квартире. Стоило сменить замки, да и, возможно, место жительства, но вместо этого он ушёл в непродолжительный загул, полный самобичевания и порицания всех вокруг. Собственная безалаберность откликнулась слишком непредсказуемым итогом: она здесь.

— Я слышал, что женщины опаздывают, — доставая пачку сигарет, он прошёл вдоль гостиной прямо к панораме окон, — но путать места встреч…

Ему не хотелось на неё смотреть. Глупая иррациональная слабость к ней была настолько сильной, что мышцы шеи сводило судорогой. Нотт сильно закусил щеку, пытаясь угомонить расцветающее внутри волнение, но сделал только хуже. Ладони стали неприятно влажными, словно у влюбленного школьника, который не в силах совладать с собой. Уголки губ нервно поползли вверх. Так и было. Несмотря на возраст, ощущения, заполняющие каждую клеточку тела, заставляли трепетать что-то под рёбрами.

— У меня были некоторые непредвиденные обстоятельства… — её тихий голос откликнулся под рёбрами, распространяя вибрации по организму.

Что бы она сейчас ни сказала, его отношение к происходящему не должно было поменяться. Ведь так? Это лишь очередной отвлекающий трюк, чтобы Теодор снова потерял связь с реальностью и просто увяз в её обаятельной лжи и сметающем всё на своём пути темпераменте. Гермиона опоздала. Он уже захлебнулся в противоречиях и чувствах, плещущихся в венах. Мышцы выкручивало тошнотворное непреодолимое желание прикоснуться к ней снова. Никотин тяжёлой опьяняющей волной разлился по всему телу, заполняя лёгкие до отказа.

— Меня не касается то, чем вы занимаетесь по долгу службы, мисс Грейнджер, — каждое слово застревало в трахее, сопротивляясь выдоху.

Эта бесполезная попытка абстрагироваться сдавила виски, причиняя острую режущую боль. Но так было лучше. Нотт должен помнить, что эта абсолютно чужая, расчётливая и лживая ведьма не имеет никакого отношения к тому образу, который складывался неделями в его голове. Возможно, он вовсе не знает, кто гостил в его доме почти месяц. Но любовь, как и глупость, идущая с ней бок о бок, абсолютно слепа.

— Наблюдение с тебя полностью снято с завтрашнего дня, — тон Гермионы отдавал непривычными заминками и нерешительностью. — Я хотела сама об этом сообщить и поговорить, потому что…

— Значит, через час пребывание сотрудника Министерства в этой квартире станет незаконным, — сухо выдавил Теодор.

Он всё ещё надеялся, что обезличивание собеседницы даст ему шанс не совершить ещё одну ошибку. Хотя, даже стоя спиной, чувствовал, как её взгляд упирается в затылок, прожигая дыру. Никакой необходимости слушать её оправдания не было. Крупицы правды, которые оплетены вязким слоем лжи и сладкой патокой, вряд ли помогут решить насущные вопросы, а тоска, пустившая корни сквозь кости, только усилится, сдавливая всё тело в беспощадной пытке.

— Но я должна…

— Нет, — отрезал Нотт, замечая, что пепел вот-вот рухнет на пол.

Пепельница стояла на барной стойке. Короткий импульс осознания сдавил мышцу на щеке и заставил сердце замедлить стук. Очередной удар так сильно скрутил все жилы в организме, что повернуться к ней лицом стало почти непосильной задачей. Бестолковое лирическое молчание нагнетало атмосферу, утяжеляя воздух, пропитавшийся вязким ароматом чёрной смородины. Прикрыв на мгновение глаза, Теодор направился к столешнице. Противоречивые желания вопили внутри, оглушая самоконтроль, который уже натирал мылом веревку. Беспорядок чувств, возникший внутри, обрёл очертания испуганной стайки рыб, потревоженных хищником. Бросившись врассыпную, они испуганно кочевали по закоулкам разума, пытаясь найти для себя место.

Никотин не перебивал проклятый запах, а боковое зрение цеплялось за каштановые волны волос, спадающих на плечи. Её излюбленная привычка носить палочку в волосах сегодня была нарушена. Даже если она убьет его прямо сейчас, это будет намного проще. Ведь тонкая вуаль, отделяющая Нотта от падения в пропасть, почти исчезла, когда он заметил, как она судорожно сдавливает кончики пальцев. Кожа подушечек белела от сильного давления, а движения были неосторожными и слишком рваными.

— Я могу уйти сейчас, если ты хочешь, — её голос дрогнул, но она сильно втянула воздух, продолжая говорить. — Я не собиралась вредить тебе или делать больно… — Грейнджер демонстративно отодвинула от себя палочку. — Я только хотела объяснить.

— Нет, — всё ещё не отрывая взгляд от лакированного дерева, равнодушно процедил он, потушив сигарету. — Работа здесь окончена. Задерживаться совсем не обязательно.

— Тео, пожалуйста… — коснувшись его запястья, она одернула руку, когда наткнулась на холодный взгляд.

Смотреть в карамельно-шоколадные глаза было большой ошибкой. Внутри что-то надломилось. Скорее всего, это сломанный хребет самоконтроля, который скоропостижно покинул арену, оставляя Теодора в гуще собственных эмоций. Ядовитое желание повторить касание распространилось по организму, передаваясь от клетки к клетке, словно вирус. В её взгляде было больше растерянности, чем в тот момент, когда она сидела перед ним на столе практически раздетой. А страх, прячущийся под трепещущими ресницами, был совсем не похож на животный. Это больше напоминало запоздавшее раскаяние.

— Ты уже использовала свой шанс высказаться, — почувствовав, как дрогнули кончики пальцев, он поспешно направился к выходу из гостиной. — Я не собираюсь выгонять человека на ночь глядя. Ты можешь воспользоваться своей комнатой, если хочешь остаться.

— А твоей? — негромко спросила она, когда Нотт уже почти переступил порог.

Вопрос пробил брешь где-то в области темечка. Показалось, что мозг вытек наружу вместе со всеми адекватными умозаключениями. Теодор оцепенел, чувствуя, как весь мир сжался до её слов, отразившихся эхом в опустевшей голове. Он сглотнул, пытаясь скрыть собственное замешательство. Истерично вопящая тоска начала крошить ребра, переходя на ультразвук. Нотт уже пожалел, что разрешил ей остаться. Пожалел, что позволил себе её почувствовать. Пожалел, что его бестолковое любопытство настолько сильно разрослось, трансформируясь в…

«Нет», — оборвав свои мысли, он понял, что слишком долго молчит, но вместо ответа просто вышел из комнаты.