Однажды я получила двойку за контрольную по математике. Это была первая в моей жизни двойка, и всю дорогу домой моим терзаниям не было конца. «Анька, ну и глупая ты курица», – повторяла я, представляя, как расскажу о двойке родителям и как буду наказана. Боялась, что мне запретят смотреть фильмы. Новых видеокассет у нас не появилось, но мы были рады пересматривать имеющиеся четыре кассеты снова и снова. Придя домой, я накрутила себя так, что места себе не находила, сразу юркнула в свою комнату и села за уроки. И только к вечеру, справившись с домашним заданием и наведя идеальный порядок в комнате, я нашла в себе силы признаться маме о двойке. Я сидела на кровати и ждала вердикт, но, к моему изумлению, мама довольно спокойно отнеслась к моей трагедии.

Я плакала, рассказывая маме, что не поняла новую тему и перепутала задание, а она гладила меня по голове, приговаривая ласковым голосом:

– Анечка, не переживай! У тебя в жизни еще будут двойки, не нужно так убиваться из-за небольшой неудачи!

А потом папа пришел домой, и выглядел он понурым и вместе с тем чем-то озабоченным. Он был явно не в себе, курил одну за другой сигареты, выдыхая дым в раскрытую форточку. Они с мамой долго сидели на кухне и что-то обсуждали.

На следующее утро, проводив папу на работу, между приготовлением каши и заплетанием косичек, тяжело вздохнув, мама объявила:

– Папина служба на этой заставе подошла к концу. Его отправляют служить в Москву.

– Как в Москву? А как же мы? Как же моя школа? – отозвалась я.

– Мы, конечно же, переедем вместе с папой.

– Но мы не хотим! Можно нам остаться здесь? – Я не могла представить, как уеду и оставлю своих друзей, любимую школу и привычную жизнь.

Несмотря на то что мы жили как беспризорники, постоянно попадали в передряги, разбивали лбы и коленки, набивали шишки, я обожала свое детство, полное приключений, свободы и восторга.

После школы я прибегала домой, бросала рюкзак и вновь бежала на улицу – гулять. В условленном месте за поленницей мы встречались с мальчишками, которые перелазили через забор на нашу территорию, чтобы погулять вместе с нами. Самый взрослый из ребят, Ваня, был старше меня на три года, но мы хорошо ладили. Когда он узнал про наш скорый переезд, то заявил мне с явным разочарованием в голосе: «Если бы ты осталась здесь, то мы бы поженились после окончания школы». Я не очень хорошо понимала, что значат эти слова, но мне льстило предложение старшеклассника.

Мы собирали вещи, упаковывая всю нашу жизнь в коробки, прокладывая хрустальные вазы газетой, заворачивая книги, игрушки и мелкие безделушки. Мне до боли хотелось отодрать с корнем вид за окном и увесистым рулоном сложить с собой, запихать в контейнер машины и увезти. Я не хотела уезжать. Мое сердце оставалось здесь.

– Тебе всего восемь лет, у тебя вся жизнь впереди! – успокаивала меня мама.

– Мне не нужна другая жизнь! Мне нужна эта! Я не хочу уезжать! – отвечала я, наполняясь лютой ненавистью к незнакомой и далекой Москве.

Но что я могла сделать? Была мысль убежать из дома, это отсрочило бы наш отъезд на несколько дней. Мучительно долго я бродила по знакомым дорожкам, прощалась с каждым деревом, с каждым видом, открывающимся за поворотом. Чувствовала, что мы сюда не вернемся. Меня подташнивало и выворачивало наизнанку от этих мыслей. В голове не укладывалось, как можно встать и уехать из своей такой любимой и обустроенной жизни. Я знала, что больше никогда не увижу эти края…

На следующее утро, когда Аня спустилась на кухню, чтобы выпить кофе, Роза обратилась к ней с просьбой:

– Анечка, не могла бы ты съездить на велосипеде к моей знакомой? Нужно забрать у нее небольшую вещь для Луки.

– Да, конечно! Я могу сходить пешком, – отозвалась Аня.

– Нет, нужно на велосипеде. В руках ты не донесешь, тяжело будет. А у велосипеда есть корзинка, туда положишь, – загадочно улыбнулась Роза.

– Хорошо, – с готовностью согласилась девушка. – Только кофе выпью.

– Ну конечно! Я как раз сварила! Знакомая живет на другом конце города, я тебе сейчас объясню, как ее найти.

Позавтракав, Аня надела спортивный костюм и кроссовки, выкатила из гаража велосипед с металлической корзинкой спереди и помчалась по указанному адресу. Ветер трепал ее волосы, велосипед подпрыгивал на неровностях дороги, проносясь мимо современных коттеджей и старинных домиков.

Остановившись у нужного дома, она нажала на звонок на деревянной калитке, за которой виднелся старенький немецкий домик с обветшалыми стенами и поросшей мхом черепичной крышей. Кое-где черепица осыпалась, и домик казался нежилым и заброшенным. Вокруг росли такие же старые яблони – своими ветвями они упирались в стены дома, словно придерживали его, не давая ему рассыпаться. Калитку открыла пожилая женщина – она представилась Лидией – и пригласила Аню войти во двор. Немногословная хозяйка прошла на задний двор и остановилась у кустов гортензий, плотной стеной окруживших дом, с нее ростом, с пышными шапками голубых, розовых и белых соцветий. Не говоря ни слова, женщина взяла садовые ножницы и, пробираясь сквозь разноцветные заросли, начала формировать букет. Собрав охапку размером со взрослого лабрадора, женщина протянула букет Ане.

– Это вам от Луки, – только и сказала она.

– Как мне? Наверное, это для Розы? – удивилась девушка.

– Нет, именно вам от молодого человека. Я еще не совсем из ума выжила.

– Но как же я повезу их?

– Это не ко мне! – произнесла женщина, следуя обратно к калитке. – Вам повезло с таким поклонником.

Аня кое-как разместила гортензии в корзинке, они загораживали руль, наклонив свои макушки в разные стороны и образуя огромное яркое облако. Сначала неуверенно, но после уже смелее, убедившись, что цветы надежно держатся, Аня постепенно разгонялась, крутя педали все быстрее.

И вот она уже ехала по центральной улице, выложенной старинной брусчаткой, гортензии ритмично покачивались в корзинке, вызывая у Ани блаженную улыбку. Редкие прохожие оглядывались в ее сторону. Давно ей не было так хорошо.

В середине июля на побережье пришла жара. И хотя море по-прежнему было прохладным, городок оживился, наполнился туристами и местными жителями, спешащими понежиться на солнышке, поэтому с самого утра вереница людей тянулась к морю. Узкие тротуары главной улочки озарялись улыбками людей в предвкушении отдыха, детским радостным смехом и веселой толкотней. Кого только не было на этой улочке! И скромные пожилые пары, и молодежь, и родители с детьми, везущие перед собой коляски и несущие огромных надувных фламинго, крокодилов, дельфинов. Путь на море напоминал праздничное шествие.

Из-за чересчур бодрящей воды, температура которой редко превышала 18–19 градусов, многие отдыхающие заходили в море по колено или по пояс, стояли на одном месте, а спустя пару минут со спокойной душой возвращались к лежанию на теплом песке. На балтийском побережье вода в море день ото дня отличается своей температурой: если вчера она была теплая, то завтра может оказаться ледяной. Аня несколько раз приходила на пляж в самый жаркий день, по словам Розы, «аномально жаркий, несвойственный этим краям», а в воду было не зайти – она была словно из колодца. В таких резких переменах были виноваты сильные ветры, которые сгоняли теплую, прогретую солнцем воду в открытое море, а на ее место с глубины поднималась холодная. И нужно было несколько дней ждать, пока море снова прогреется, и надеяться, что ветер перестанет похищать верхние слои воды.

Аня продолжала приходить по утрам на пляж к порту, хотя в глубине души тосковала по дождливому июню, когда легко дышалось и вольно гулялось на пустынном побережье. Занятия йогой пришлось отложить – в девять утра теперь было слишком душно и людно, чтобы предаваться медитациям. Зато она стала часто брать у Роберта сап-доску и выходить в море. Вода теперь была спокойная, и она приноровилась плавать вдоль берега, недалеко от буйков.